Большой цветущий куст загораживал их от солнца.
– Ты и вправду думаешь, что они умрут? – спросил я.
– Могут.
С минуту Гарсег молчал, задумчиво теребя бороду, а я пытался ногтями содрать кожуру с дуриана. Наконец он сказал:
– Прежде чем это случится – или не случится, – я должен много чего объяснить вам. Позвольте мне хотя бы начать. Первое: я дал вам выспаться, поскольку вам предстоит сражаться с Кулили. Я знаю, вы бы стали сражаться, даже будучи смертельно усталым. Но тогда вы погибли бы, а ваша смерть не принесла бы мне никакой пользы.
– Хочется верить, что я одержу верх в любом случае.
– Возможно, но я не могу рисковать без необходимости.
Он подождал, не стану ли я возражать, но я промолчал.
– Второе: я солгал вам. Я сказал, что не знаю, какой клятвой можно связать эльфа.
Я взглянул на Гарсега:
– И какой же?
– Эльфы намертво скрепляют свое слово, когда клянутся своими древними небесными богами.
Тут у меня возникло странное ощущение, что над нами проплывает летучий замок. Я посмотрел вверх, но увидел лишь бескрайнее голубое небо с несколькими большими кучевыми облаками.
– Ты имеешь в виду обитателей Ская, оверкинов?
– Да, – ответил Гарсег. – И нет.
– Не понимаю.
Он кивнул с таким видом, словно знал это и без меня.
– Ничего удивительного. Древние эльфийские боги действительно являлись небожителями для эльфов. То есть существами, населяющими небо Эльфриса.
– Ты имеешь в виду?.. Погоди минутку.
– С удовольствием.
– Ты говоришь о… о Бертольде Храбром или о Керле? О парнях на корабле? О таких вот людях?
Гарсег кивнул.
– Иными словами, я тоже бог. Бред какой-то!
– Не для себя, но для эльфов. Если они поклянутся вашим именем, свяжут себя клятвой.
– Но я не бог!
– У вас есть пес. – Гарсег улыбнулся. – Я разговаривал с ним. Он отличается от эльфов лишь тем, что никогда не восставал против вас, но больше ничем.
Последние слова заставили меня подумать о Гильфе, который следовал за мной от самого брода через реку, приплыл к кораблю и скрывался там, умирая от голода.
– Наверное, ты прав, – сказал я, – но иногда он меня пугает.
– Теперь эльфы поклоняются мне. – Гарсег снова улыбнулся. – Многие поклоняются сейчас, и все будут поклоняться в будущем. И они много раз нагоняли на меня страх.
Я поразмыслил и над этими словами тоже. Такого рода высказывания, подумалось мне, кажутся многозначительными, но на самом деле не имеют никакого смысла. Через минуту меня осенило, и я сказал:
– Оверкины бессмертны, Гарсег. Время у них течет быстрее, чем у нас, – так говорил Бертольд Храбрый. Они проживают многие годы за один наш день. Только никогда не умирают.
– Древние эльфийские боги тоже бессмертны, – кивнул Гарсег. – Что станет с вашей душой, когда вы умрете?
Я попытался вспомнить.
– Она тоже умрет? – спросил он.
– Не думаю.
– Моя умрет. – Гарсег указал на химер. – И их души тоже. Вы плыли на корабле, сэр Эйбел. Что становится с ветром, когда ветер умирает?
Тут одна из химер громко завизжала, и я встал и пошел посмотреть, в чем там дело. Гарсег крикнул мне в спину:
– Это Ури или Баки?
Я не знал, но тут же пронзительно завопила другая, едва ее коснулся солнечный луч, так что ответ не имел значения. Они обе тряслись всем телом, судорожно разевали рты, и глаза их вылезали из орбит. Несколько мгновений я смотрел на них, а потом крикнул Гарсегу:
– Иди сюда, глянь! Крылья у них становятся меньше!
Он ничего не ответил, и я спросил:
– Ты идешь или нет?
Одна из химер пыталась что-то сказать. Язык у нее высовывался чуть не до самого брюха, но она все равно пыталась заговорить. Черная кожа лохмотьями сползала с нее, а под кожей виднелось ярко-красное тело. Мне невольно представилось охваченное пламенем полено. Когда шевелишь его палкой, с него опадает старая сгоревшая оболочка, и ты видишь алый огонь внутри.
– У них титьки! – крикнул я Гарсегу.
Да, у них были женские груди, а вот когти исчезли. И зубы больше не торчали из-под губ. Наконец я вернулся к Гарсегу.
– Им действительно страшно больно, – сказал я. – Что, сейчас все кончится?
Он отрицательно потряс головой.
– Все только началось.
– Я думал…
Он рассмеялся.
– Думать вам полезно – если только вы не станете доводить дело до крайности.
– Я люблю Дизири. Как же я могу любить ее, если я для нее бог?
– Оставаясь самим собой.
– Она никогда не поклонялась мне, и я не хотел бы, чтобы она поклонялась. Это я поклоняюсь ей.
Гарсег посмотрел на меня таким взглядом, каким обычно смотрела миссис Коллинз.
– Она тоже так считает, сэр Эйбел?
Прежде чем я успел ответить, одна из химер встала, только она больше не походила на химеру. Она была вся красная, и волосы у нее стояли дыбом, словно взметенные дующим снизу ветром. Она шаталась и лязгала зубами. Она смотрела прямо на нас, но явно нас не видела. А секунду спустя двинулась прочь нетвердой поступью.
– Она бросится с первой попавшейся скалы, – сказал Гарсег. – Попытается улететь обратно в Эльфрис. Вы остановите ее?
Я поднялся, без труда поймал бывшую химеру за руку и оттащил к дуриановому дереву.
– Ничего, если я положу ее в тени?
Гарсег кивнул, и я уложил ее в самое хорошее, на мой взгляд, место. Она вся была цвета новенького пенса, очень тоненькая и красивая.
Снова сев рядом с Гарсегом, я сказал:
– Вы знали, что это случится.
– Я боялся, что все будет хуже, что она умрет. Я до сих пор боюсь, как бы они обе не умерли, хотя сейчас такой исход уже менее вероятен.
– Однажды мы с Дизири плескались в воде… – сказал я.
Я вспомнил о том, как изменилась ступня Дизири, когда на нее упал солнечный луч. Но когда я произнес слова «в воде», Баки, по-видимому, услышала меня, поскольку вдруг попросила пить. Ручей протекал совсем близко, поэтому я набрал воды в ладони и принес ей.
– Вон там, – указал Гарсег пальцем, – вы найдете сосуд получше, коли вам надо. – Я принялся озираться по сторонам, а он сказал: – Под лаймовым деревом, где вас ждут и другие находки.
Оно находилось поодаль. Я спросил, присмотрит ли он за красными эльфийскими девушками, пока меня нет, и Гарсег ответил утвердительно.
Тогда мне казалось, что я в жизни не видел места прекраснее сада на крыше небоскреба. Джунгли, стремительно выросшие на новом острове в морских глубинах, тоже потрясали воображение, но сад был красивее, и я находился посреди него. Он изобиловал плодами и цветами.
Поначалу я не видел под ногами ничего, кроме травы, росшей вокруг лаймового дерева. Потом я увидел нечто, оказавшееся при ближайшем рассмотрении выбеленными ребрами, берцовыми костями и тоненькими косточками ступней и кистей. Заметив череп, я шагнул к нему и наступил на зеленую стеклянную трубку. Я не раздавил ее, поскольку был босиком (и вообще голым). Я поднял трубку и вытащил из нее затычку. Внутри лежал плотно скрученный лист бумаги, который я вынул, чтобы разглядеть при солнечном свете.

Глава 25
ПУНКТ ПЕРВЫЙ

Когда я вернулся обратно к дуриановому дереву, эльфийские девы лежали на траве бок о бок, такие неподвижные (если не считать развевающихся волос), что я испугался, уж не умерли ли они. Я называю их эльфиискими девами, а не химерами, поскольку именно таковыми они теперь и были. В них ничего не осталось от химер. Убедившись, что они все еще дышат, я показал Гарсегу кубок, найденный под деревом, и спросил, о нем ли он говорил. Гарсег ответил утвердительно, и я спросил:
– Мне принести воды?
– Вреда от этого не будет, если только вы хорошенько его вымоете.
Подойдя к ручью, я старательно протер внутренние стенки кубка взятым со дна песком. Мутное грязное стекло вскоре засверкало. Тогда я тщательно ополоснул сосуд и набрал в него чистой холодной воды.
Я приподнял голову одной из эльфийских девушек – кажется, Ури – и поднес кубок к ее губам. Гарсег наблюдал за нами с совершенно бесстрастным лицом. Не улыбался, не хмурился – просто наблюдал.
– Когда солнечный свет упал на ногу Дизири, – сказал я, – она не почувствовала боли.
– И поэтому, – кивнул он, – вы решили, что можете притащить сюда Ури и Баки без вреда для них. Освободить от власти Сетра и вернуть им первозданное обличье. Я все понимаю. Но с чего вы взяли, что верхушка башни достигает вашего Митгартра?
– Ну, когда они схватили меня и понесли вверх, я решил, что они направляются именно в Митгартр, – сказал я. – Сперва я подумал, что они хотят просто убить меня, сбросив вниз с высоты, но они могли сделать это, и не поднимаясь выше. Поэтому я решил, что они тащат меня в свое гнездилище на самом верху башни, где я сумею разделаться с ними, когда они попытаются меня съесть. Только одна вдруг испугалась и отпустила мою ногу, а когда я сам справился со страхом, я задался вопросом, что это значит. Я вспомнил о солнечном свете и понял, что химера утрачивает способность летать, коли превращается обратно в эльфа. Только в Эльфрисе нет никакого солнца, поэтому если химера подумала, что мы приближаемся к солнцу, значит, мы приближались к Митгартру.
Тут Баки села. Тогда я не знал, кто именно из них сел, но сейчас знаю, что Баки.
– Какое блаженство – летать! – сказала она слабым голосом, прижимая ладони к вискам. – Я когда-нибудь смогу летать снова?
– Ты можешь принять обличье химеры, когда пожелаешь, – сказал Гарсег. – И сбросить его, когда пожелаешь.
Я увидел, что она не поняла, и сказал:
– Ты снова свободна. – И поднес к ее губам кубок с водой.
– Нет, господин. – Она улыбнулась вымученной улыбкой, и я чуть не расплакался от жалости к ней. – Я не свободна и не хочу свободы. Теперь у меня новый хозяин.
– Она твоя рабыня, – заметил Гарсег. – Как я и предупреждал.
– По-моему, ты не обещала служить мне, – сказал я. – А если и обещала, то были лишь слова. Ты мне не присягала и не давала никаких клятв.
– Г-господин, вы ошибаетесь. Я присягнула в сердце своем, где вы не могли меня слышать.
Потом я задал вопрос насчет моряков, поскольку по-прежнему думал о костях, найденных под лаймовым деревом. Я спросил Гарсега, не увидели ли они остров точно так же, как мы с ним, и не взобрались ли на вершину башни.
– Вот остров, который они видят. – Гарсег повел вокруг рукой, поясняя свои слова.
Вторая эльфийская дева, по-прежнему лежавшая неподвижно, сказала:
– В-вы видели не все, к-когда находились в Эльфрисе, господин.
– Ну положим, я не видел верх или другую сторону башни, хотя вряд ли это имеет большое значение. От вас, эльфов, остаются кости, как от нас, когда вы умираете?
Они обе хором сказали «нет», а Гарсег поинтересовался, почему я задал такой вопрос.
– Когда я нес на руках Дизири, она казалась мне обычной женщиной. Я говорил тебе об этом?
– Нет, – ответил Гарсег. – Как и ваш пес, который, когда я не выразил желания прийти и исцелить вас, доверительно сообщил мне, что вы часто говорили о своей любви к ней.
– Ты думал, что я вас испугаюсь? – спросил я.
– Нет, я боялся, что вы наброситесь на нас и попытаетесь убить, как делали многие представители вашего племени.
– Что ж, твои опасения не подтвердились. Так или иначе, я никогда прежде не носил на руках женщину и ожидал, что она будет гораздо тяжелее. А она весила не больше маленького ребенка, хотя и была… Ну, ты понимаешь. – Я начертил руками перед собой две плавные кривые линии.
Гарсег улыбнулся:
– Вы нарисовали в воздухе нечто вроде виолончели.
– Тебе лучше знать. Дело в том, что мне это нравилось, но настоящая Дизири была совсем другой. А в таком виде она мне страшно нравилась.
– Просто она хотела вам понравиться.
– Наверное. Только сейчас я нашел кости под деревом, где ты велел поискать мне сосуд, и подумал, что это останки одного из нашедших остров моряков, поскольку эльфы почти невесомые и меняют обличья. Но я хотел, чтобы ты подтвердил мое предположение.
– Не могу, – сказал Гарсег.
– Послушай, если это человеческие кости…
– Это кости женщины. Еще до вашего пробуждения я отыскал тазобедренную кость. По ней всегда можно определить половую принадлежность.
– Вряд ли ты особо разбираешься в таких вещах.
– Поскольку мы не видим человеческих костей? Хотелось бы мне, чтобы вы были правы. Вы считаете также, что, хотя ваши мужчины иногда вступают в связь с эльфийскими девами, мы, эльфийские мужчины, никогда не пользуемся благосклонностью ваших женщин?
Теперь уже Баки громко попросила пить, и я принес воды ей тоже. Руки у нее тряслись так сильно, что мне самому пришлось поднести кубок к ее губам. Пока она пила, я думал о Гарсеге и о том, что он сказал и каким тоном. А когда она напилась, я сказал, что, конечно, это меня не касается, но интересно знать, имел ли он когда-нибудь дело с девушками из человеческого племени.
– Да. И видел их кости.
– Мне очень жаль. – Я не нашел других слов.
– Мне тоже. Вы еще очень молоды, сэр Эйбел. Вам предстоит понять, что жизнь – жестокая штука.
– Давай не будем делать ее еще хуже. Ты хотел спуститься со мной в хранилище оружия сейчас?
Гарсег отрицательно потряс головой.
– Хорошо, поскольку я не оставлю Ури и Баки, покуда они не оправятся немного.
Тут Баки прошептала:
– Я пойду с вами.
– Разве что до хранилища. Думаю, это тебе по силам.
– Куда бы вы ни пошли, господин. – Голос Баки звучал так слабо, что я едва разбирал слова.
Такой голос, наверное, не испугал бы никого, но меня испугал.
– Ты имеешь в виду, что собираешься сражаться с Кулили? – спросил я. – Но это же безумие!
– Куда бы вы ни пошли…
– Не спорьте с ней, сэр Эйбел, – сказал Гарсег. – Вы ее утомляете.
– Хорошо. – Мысли переполняли мой ум, мешались и путались, но я все равно пытался размышлять. – Ты сказал, что я еще очень молод, и ты прав. Я гораздо моложе, чем ты думаешь. Я не помню, говорил ли тебе, что прежде был в Эльфрисе дважды, только про первый раз ничего не помню. Похоже, сейчас у нас много свободного времени, поэтому я хотел бы рассказать тебе.
– Ну так рассказывайте.
– Как я сказал, я ничего не помню. Я не то чтобы потерял счет времени, я вообще все забыл начисто. Я не знаю, с кем я общался и что делал. Я сказал об этом женщине по имени Парка, когда вернулся оттуда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64