Бертингас уже собрался было спросить: «Но почему именно я?»— когда машина приземлилась на посадочную площадку Правительственного блока. Фоллард открыл дверцу и кивнул Тэду.
— А ты разве не пойдешь со мной? — удивился Бертингас.
— Ты через минуту окажешься в надежных руках, — улыбнулся Халан. — Постарайся, чтобы тебя не прикончили по дороге в твой офис.
Тэд выбрался наружу и не успел сделать и двух шагов, как аэрокар поднялся в воздух, резко развернулся и умчался прочь.
Электростатический лифт выжал еще немного воды из униформы Бертингаса. Когда он вышел на девяносто девятом этаже, окружавшее его туманное облачко осело. Бертингас шел по коридору и слышал, как в сапогах у него чавкала вода.
Он вошел в отдел. Сотрудники повскакали с мест и окружили его. После ночного вызова на работу, чрезвычайного совещания у руководства, слухов о потерпевшем управление аэрокаре над городом, дурных предчувствий по поводу нового директора — а сейчас еще их начальник появился с водорослями на форме и царапинами на лице и руках — все они выглядели нервными и несчастными.
— Это правда, сэр?.. Насчет Высокого секретаря?.. Будет война, сэр?.. Вы сильно пострадали?.. А правда, что новый директор?.. Так ли?..
Тэд поднял руки:
— Пожалуйста, не все сразу! День оказался слишком длинным, мы все устали. Я понимаю ваше любопытство и отвечу на вопросы.
На некоторых лицах появились робкие улыбки.
— Да, Высокий секретарь убит. Поэтому нам дали задание провести определенную работу. Нет, войны не будет. Тем из вас, кто намеревался улизнуть отсюда под предлогом всеобщей мобилизации, не повезло.
Еще улыбки, кое-кто засмеялся.
— Я не пострадал, но авария аэрокара на высоте пять тысяч метров немного выбила меня из колеи. Для тех, кого интересуют детали, я планирую провести серию лекций во время обеденного перерыва. Присутствие обязательно для всех. Лекция будет проведена в течение последующих трех недель. С демонстрацией голографических фильмов.
Все облегченно рассмеялись.
— Я встретился с новым директором… — Тэд посерьезнел. — Его зовут Селвин Прейз. Разумеется, он из Главного центра… Похоже, он… э-э-э… дотошный парень. Это о'кей. Это нормально. Мы все сможем работать с директором, который хочет, чтобы все делалось как положено, потому что именно так мы здесь и работаем. А теперь — извините. — Он снял несколько зеленых стебельков с мундира и внимательно посмотрел на них. — Думаю, мне стоит посадить их горшок и поставить на окно.
Сотрудники разошлись по местам — все, кроме Джины Ринальди. Она направилась вместе с Бертингасом в его кабинет.
— Тэд, — прошептала она, — что произошло на самом деле?
— Кто-то пытался меня убить. Причем не пожалел ради этого усилий.
— Тогда не заходи в свой кабинет.
Бертингас остановился в изумлении:
— Почему?
— Там человек, способный довершить начатое. Причем одной левой.
— А-а. Тогда нам следует пойти и поздороваться с ней, верно?
Джина уставилась на него:
— Откуда ты знаешь, что это «она»?
Но он уже вошел в кабинет.
Женщина, о которой говорила Джина, стояла у окна. Кургузое туловище принадлежало либо человеку с самым нелепым телосложением, какое он когда-либо видел, либо инопланетянину-гуманоиду неизвестной расы. Почти метровой ширины, но ростом едва ли выше метра тридцати. Ходячий обрубок, с запястьями, похожими на лодыжки, и с лодыжками, напоминающими пни. Плиты тяжелых мускулов скрывали всякий намек на груди, бедра и прочие вторичные половые признаки. Лицо не носило и следа косметики, и ее — ее? — рыжеватые волосы были подстрижены коротким ежиком. Женщина была одета в комбинезон из моноволокна (намек на инопланетное происхождение — возможно, намеренный?). Завершала наряд портупея с оружием.
— Доброе утро, сэр, — произнесла женщина, шагнула вперед и протянула руку, напоминающую захват портового крана. Голос, выходящий из глубины необъятной груди, походил на раскаты отдаленного грома, хотя если бы ее голосовые связки принадлежали более стройной женщине, она бы говорила довольно приятным контральто.
— Меня зовут Пэтти Фиркин. Халан Фоллард полагает, что вам понадобятся мои услуги.
Он пожал ей руку и почувствовал, что Фиркин старается не сделать ему больно.
— Спасибо, мисс Фиркин. Думаю, ваши услуги нам всем понадобятся.
«4. ДЖИНА РИНАЛЬДИ: БУМАЖНАЯ ТИГРИЦА»
Ни один день жизни Джины Ринальди не обходился без боли.
Хуже всего была атмосфера Палаццо. С точки зрения Джины, в ней недоставало кислорода, поэтому Джина постоянно чувствовала — даже если дышала полной грудью, — что находится на грани кислородного голодания. Только усилием воли она поддерживала нормальную частоту дыхания. Джина постоянно принимала пилюли, снижающие уровень метаболизма и сокращающие потребность организма в кислороде, и всегда имела при себе небольшой инъектор, чтобы в случае острого приступа впрыснуть в кровь обогащенную озоном жидкость. Но эти средства не могли заменить настоящего дыхания .
Сила притяжения на этой планете тоже оставляла желать лучшего. На планете, где выросла Джина, гравитация была гораздо сильнее, поэтому Джине постоянно приходилось контролировать каждое свое движение. Иначе при каждом шаге она подскакивала бы на два метра, тогда как окружающие ее люди шаркали по земле. Если бы Джина не рассчитывала каждое свое движение, то во время чаепития чашки взлетали бы к потолку всякий раз, когда она поднимала их с блюдец. Бумаги она старалась не мять и не разрывать, и это ей удавалось. Но когда она нечаянно задевала ногой стул или кресло, они отскакивали в сторону, подобно кузнечикам.
Она думала о Палаццо как о планете, непригодной для жизни.
Были проблемы и посерьезнее. Джина обнаружила, что с течением времени низкая гравитация планеты начала изменять ее тело. Кости стали более хрупкими, так как в них понизилось содержание алюминия. Сухожилия сокращались, вызывая болезненные спазмы. Удельный вес крови и лимфы изменился: эти жидкости постепенно теряли легкие металлы, которые играли важную роль в химическом балансе ее тела. Джина начала понимать, почему ни представители ее расы, которые приехали на Палаццо работать на полях Владения Пескадор, ни другие инопланетяне, работавшие в финансовых структурах Мейербера, не жили дольше пятидесяти стандартных лет. А ведь нормальная продолжительность жизни деоорти составляла двести пятьдесят лет.
Гораздо хуже проблем физиологии было пренебрежение и презрение со стороны людей. Они видели в работающих на них инопланетянах просто удобные приспособления. Одни были живыми самовоспроизводящимися тракторами для работы на полях, другие — арифмометрами. Сама Джина была всего лишь ходячим ПИРом, когда ее не использовали в качестве сексуальной игрушки. Тэд мог иногда забыться и разговаривал с ней, как с настоящей личностью, но этот машинный менталитет всегда присутствовал, пусть и был до поры до времени под спудом. Люди забывали, однако, тот факт, что количество инопланетян превосходило количество людей в соотношении миллиард к одному.
Несмотря на все это, Джина была очарована людьми: они обладали способностью сомневаться.
Ортодоксальность деоорти была почти что биологической природы и основана на законе Улья. Сомневаться в целесообразности структуры общества, не повиноваться установленным заповедям, отделять себя от общей массы — все это было немыслимо. Как немыслимо для деоорти сомневаться в существовании звезд, не повиноваться течению времени, отделить себя от натрия.
По сравнению с ними люди были такими разными! Они могли «сомневаться, не повиноваться и отделять себя» совершенно свободно и по собственному желанию. И из этой неудовлетворенности, как из исходного материала, они создали комедии, трагедии, музыку, войну, коммерцию и тысячи других интересных вещей, о которых деоорти никогда и не мечтали. Жизнь человека походила на зловонную мусорную кучу эмоций и мотиваций, каждая из которых проявлялась различным образом, некоторые сильнее, некоторые слабее. И как бы Джина ни осуждала их бездумного расточительства, все же она любила разнообразие.
Самое большое замешательство у нее вызывала концепция политики. Два человеческих существа, у обоих много доброй воли, честных намерений и здравомыслия, могли горячо спорить и совершенно расходиться во мнениях по фундаментальным вопросам деятельности общества и его благополучия. В отделе, где она работала, вспыхивали целые словесные баталии между сторонниками открытого освещения всех фактов и сторонниками дозированной подачи информации, между «лакировщиками»и «правдистами», между людьми, делающими карьеру с нуля — как Тэд, например, — и назначенцами вроде этого нового начальника, Селвина Прейза. Эта битва совсем не будет отличаться от прошлой, да и позапрошлой тоже.
После нескольких лет работы Джине стало ясно, что вопросы, по поводу которых спорили люди, решения, которые один принимает, а другой отменяет, совсем не являлись базовой причиной их борьбы. За обычными словами и обычными фразами скрывалось мистическое понятие, называемое «позицией». Каждый из людей — и Тэд, и назначенный сверху директор — мог иметь ее. И они всегда не совпадали. Каким-то образом — каким именно, Джина не понимала — эта самая «позиция» была связана с видением каждым человеком своего места по отношению к политической структуре Пакта, к человеческому обществу в целом и ко всей Вселенной и ее миллиардам галактик. Каждое человеческое существо изобретало свой собственный мир и решительно отстаивало право на его существование перед другими людьми.
Пусть тело деоорти и могло быть скопировано с человеческого, но некоторые вещи разум скопировать не может.
Конечно же во всех этих битвах и стычках Джина поддерживала Тэда.
Не ради «политики», напомнила она себе, а ради «любви». Это была еще одна эмоция, которую Улей никогда не создавал. Любовь походила на верность Улью, только сфокусированная на отдельной личности. Она не являлась, не могла являться проявлением сексуальных отношений полов, хотя для Тэда секс непостижимым образом переплетался с любовью. Разумеется, человеческий секс и секс деоорти исполняли разные функции: один — социальную, другой — биологическую.
Понять все это было трудно. Временами, наедине с собой, Джина подумывала: а не легче ли будет и не пытаться понять? И исполнять роль машины , которую люди, как казалось, хотели в ней видеть.
Но с другой стороны, все это было очень просто. Вызывающе раскованное поведение и любовная лексика помогли Джине получить разрешение на постоянную работу и временный вид на жительство в пределах городской черты Мейербера. В человеческом обществе секс и политика означали выживание. Это она могла понять.
— Джина! — окликнул ее из своего кабинета Тэд, хотя, спрашивается, что ему мешало протянуть руку и нажать на кнопку интеркома.
— Да, Тэд? — крикнула она в ответ.
— Подойди сюда!
Зайдя к нему в кабинет, она увидела, что Тэд сидит на столе, склонившись над своим прибором искусственного разума я ковыряется в его оптической настройке.
— Мне кажется, эти линзы не работают. Пытаюсь получить голографическое изображение, но даже ряби не возникает.
Джина решила эту проблему за две секунды. Он подсоединил микросканер вместо макропроектора. Та-ак, как бы сказать ему об этом помягче, чтобы он не почувствовал себя полным идиотом? Ладно, пусть это сделает машина.
— ПИР! — позвала она.
«Готов!»— с энтузиазмом отозвался тот.
— Покажи картинку.
«Не могу. Я слеп. Что, этот идиот опять подключил к моим глазам микроскоп? Если он это сделал, так пусть лучше сразу положит меня на пол и прихлопнет каблуком».
— Господи, я поставил не те линзы, — сказал Тэд. — Нужно же почетче маркировать такие штуки…
Он переставил линзы и вновь попросил ПИРа:
— Покажи картинку.
«Ты, наверное, хотел сказать:» Пожалуйста, покажи мне ту серию изображений, о которой мы говорили «? Если так, то повтори это, будь любезен».
— Давай сбрасывай информацию.
Над центром стола возникло мерцание: неразборчивые линии и полосы сменяли друг друга с завораживающей глаз быстротой. Через шесть секунд мерцание погасло. Изображения сменялись так быстро, что Джина смогла только уловить, что они представляли собой какие-то топографические карты или структурные схемы.
— Помедленнее, пожалуйста, — сквозь зубы произнес Тэд:
«А, так тебе нужна скорость для прочтения , — ласково проворковал ПИР. — А мне показалось, ты сказал» сбрасывай «. Виноват, сэр».
И почему Тэд не избавится от него или хотя бы не перепрограммирует? Джина подозревала, что Тэд некоторым образом наслаждался стычками с нахальной машиной… Может быть, именно поэтому он и ее держал рядом с собой. Первое голографическое фото показывало зеленую долину, по которой неторопливо извивалась небольшая речушка, сверкающая на солнце, словно металлическая лента. Проектор быстро чередовал два слайда — в результате казалось, что на фото плещут волны и шевелится листва на деревьях. В центре картинки находился белый купол, собранный из готовых гексагональных панелей. Это была гиперволновая релейная станция, где-то на Палаццо — скорее всего, в дальних предгорьях.
Следующая голограмма показывала купол крупным планом. Рядом с куполом стоял человек — для обозначения масштаба. Чуть подальше из аэрогрузовика, лежащего на земле, выгружали одетого в противорадиационную броню робота. По снимку скакала двухмерная красная стрелка, показывая уязвимые места станции: люки доступа к механизмам, плазменную трубу и силовые стартеры, тарелку приемной антенны «Сундука привидений».
Третье фото показывало внутреннее устройство станции: видны были внешняя оболочка, стойки, опоры, главные лазеры, кибернетические системы.
— Что мы ищем? — спросила Джина.
— Как пробраться внутрь.
— Дверь с левой стороны. Здесь.
— Нет, я имею в виду, если нам этого не положено.
— Сломай дверь. Слева.
— Вот этого-то я и боюсь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38