— Не верите в собственные силы, капитан первого ранга?
— Никак нет, сэр, верю. Мы, однако, должны принять во внимание всякие случайности. Даже возможность деморализации команд.
Лицо адмирала окаменело.
— Посылайте сигнал.
Самуэльс позвал одного из операторов и продиктовал ему сообщение. Офицер кивнул и вышел из рубки, направляясь в центр связи.
Когда Самуэльс вновь повернулся к экрану компьютера, тот замерцал и погас.
— Черт!
— Межчастотный резонанс, сэр! — крикнул один из техников. — Они нас глушат!
Это означало, что боевые компьютеры базы ослепли. Командиры дерущихся кораблей теперь не получат общей картины боя. Или еще хуже — получат неполную картину.
— Устранить! — рявкнул адмирал.
— Не могу, сэр.
— Используйте фильтры.
— Неэффективны.
— Переведите управление на «Розлайт», — приказал адмирал. — Мы будем получать информацию с него. По крайней мере, хоть что-то будем видеть.
— А если крейсер будет уничтожен, сэр? — спросил Самуэльс.
— Тогда мы переведем управление на следующего по старшинству командира крейсера, затем на эсминцы — если их электроника выдержит нагрузку. Но тогда, наверное, сражение почти закончится, и следить будет особо не за кем.
Это была первая пораженческая мысль, высказанная Костюшко.
Еще семь кораблей выбыли из боя, пройдя через все стадии повреждений: ослабление защитных полей, раскоординирование огня батарей, падение маневренности, падение давления воздуха и наконец гибель.
Наблюдая за ними, Самуэльс начал различать определенный почерк атаки.
— Смотрите, сэр! Один из атакующих кораблей постоянно держится позади. Тем не менее он наносит по нашим кораблям наибольшее количество попаданий. Остальные корабли являются просто шестерками, дымовой завесой — в сущности, любителями. Но в каждой группе нападающих этот корабль держит дистанцию — это профессионал.
— Передайте это на «Розлайт».
— Слушаюсь, сэр.
— И посмотрите, могут ли батареи базы получить наводку с искаженной перспективой картинки.
— Я скажу лейтенанту Карно, что такого раньше никто не делал. Тогда он превзойдет сам себя и справится. Он любит неразрешимые задачи.
Адмирал широко улыбнулся.
В течение десяти минут, под контролем с «Розлайта»и при помощи вычислений Самуэльса, защитники базы взыскали тяжелую дань с «профессионалов». Фактически они уничтожили почти половину сил нападавших. Кораблям противника из «любителей» все еще удавалось нанести удар по тому или другому эсминцу, но больше благодаря везению, а не тактическому мастерству. Командиры кораблей Джемини начали уставать, боевые компьютеры крейсеров готовы были сгореть от перегрузки.
Через двадцать минут первые патрульные корабли, включая крейсер «Аврора», выскочили из гиперпространства, получив сигнал тревоги, и склонили чашу весов в пользу защитников базы.
— Наши силы сейчас сократились до трех крейсеров и пяти эсминцев, адмирал, — доложил один из операторов. — Прикажете…
— Да-да. Передайте приказ о поэтапном отходе к внутреннему кольцу обороны базы. Надо увлечь врага за собой, к северному и южному полюсам базы, в пределы радиуса действия полярных батарей. Дайте Карно приготовиться к автоматической стрельбе через…
— Сорок секунд, сэр? — подсказал Самуэльс.
— Пусть будет сорок секунд.
— Приказ понят, сэр.
Начался обманный маневр, который выглядел так, как будто подбитые корабли доблестно отступали. Через тридцать секунд маневрирования три эсминца вышли из гиперпространства, в тылу у врага, и образовали вместе с «Авророй»и ее эскадроном классические «клещи».
— Пошел! — просипел Костюшко. В горле у него пересохло.
И внутреннее кольцо обороняющихся, и внешнее — при поддержке собственных орудий базы — все они переключились на координированный автоматический, с кибернетической наводкой, огонь. Голографический экран засверкал ослепительно белым пламенем. Самуэльсу и адмиралу пришлось прикрыть глаза руками. Операторы на другой стороне рубки отвернулись.
Когда свечение погасло, голографический экран был чист. По обе стороны мертвой зоны высвечивались только корабли Джемини. Сама зона была пуста.
Это изображение, разумеется, являлось компьютерной ложью. Перед мысленным взором Самуэльса встали кубические километры космоса, заполненные крутящимися рваными обломками. Керамика, пластик, металл, тела убитых парили в невесомости, обугленные и растерзанные, среди рассеивающихся клубов остывающей плазмы.
— Прикажите «Авроре» приступить к спасательным операциям, — скомандовал адмирал. — Передайте капитану первого ранга Уорли вести их в течение двух часов. Если он за это время не найдет тех, кто выжил, значит, искать больше некого. Остальным кораблям и экипажу базы — готовность номер два… И передайте ребятам — они хорошо поработали.
Самуэльс кивнул и направился к выходу.
— И еще, Хилдред. Спасибо вам…
— Я исполнял свой долг, сэр.
— Чепуха, капитан первого ранга. Вы думаете, мы тут не отслеживаем на наших экранах чрезвычайные ситуации на базе? Я видел, что вы сделали там, в доках. Я считаю, что вы отвели от нас «угрозу троянского коня», которая могла бы изменить баланс сил, когда мы производили аварийный запуск.
— Это был капуцинец, сэр.
Адмирал покачал головой.
— Глупое самопожертвование. Инопланетный псих. Он погубил себя ради максимум четырех нападавших. Вы подняли тревогу, вызвали подкрепление, а затем ринулись прямо на них и послали к черту весь трюм этого транспорта, включая его плазменное орудие. Четкое мышление, слаженная работа в команде и смелость перед лицом опасности. Вот что спасло нас, и мой рапорт о происшедшем будет содержать определенные рекомендации штабу сектора. Отличная работа, капитан первого ранга.
— Благодарю, сэр.
После сражения Самуэльс принял участие в созданной адмиралом комиссии и опрашивал командиров кораблей Джемини. Рапорт капитана первого ранга Уорли, командира крейсера «Аврора», оказался очень интересным. Хотя он не нашел выживших членов экипажей, Уорли подобрал достаточно обломков, образовавшихся в результате последних залпов, провел их компьютерное сканирование и сделал статистический анализ.
— Торговые суда. Держу пари на мою пенсию.
— Но их опознавательные коды… — запротестовал Самуэльс.
— Да плевать на то, какие были у них коды. Я собрал несколько тонн корпусного металла, большей частью это куски размером в метр. Металл не такой толстый, как у боевых кораблей. Плюс к тому — я собрал четыреста или пятьсот кубометров фрагментов оборудования. Кое-что — явно военного образца, разумеется. Но в соотношении десять к одному, это снаряжение гражданского типа — киберы, кабели, движители, сервомоторы, гидравлика, скафандры… У нас есть даже их серийные номера, клянусь всеми святыми!
— Вы их проверили, так ведь? — процедил адмирал.
— Разумеется, сэр. Часть оборудования принадлежит вооруженным силам Скопления Арахна. Кое-что числится за торговой группой Бовари. Многое, однако — 69, 8 процента — принадлежит Хайкен Мару. Ставлю тонну платины, что судовладельцы они.
— Но эти корабли сражались с нами! — крикнул Карно с другого конца стола.
— Конечно. Быстренько поставь на них плазменные пушки и генераторы силового поля, — отозвался Уорли, — набери по кабакам экипажи — и ты сможешь даже начистить хвост эскадре Космического флота.
— Или попытаться начистить, — гордо возразил Карно. — В конце концов мы смели их к чертовой бабушке.
— Не думаю, что они ожидали взбучки, какую получили, — сказал Самуэльс.
— О да, — откликнулся Уорли. — Мы все слышали о твоих подвигах в доках, Хилс.
— И что это доказывает? — настаивал Карно.
Самуэльс поднял брови и посмотрел на лейтенанта.
— На шесть ноль-ноль сегодня у нас имеется только четыре корабля, способных прыгнуть в гиперпространство. Все остальные не держат воздух или требуют другого ремонта. Кто бы там ни переоборудовал эти транспорты…
— Хайкен Мару! — громко произнес кто-то.
— Бовари!
— Губернатор Спайл!
Самуэльс поднял руку и попросил тишины.
— Кто бы это ни сделал, они черпают из вшивого источника боевой силы.
— Который ни черта не стоит! — опять вспылил Карно.
— Да, стоит он совсем немного, — согласился Самуэльс. — С другой стороны, с каждой стычкой ценность наших собственных кораблей возрастает. На пятьсот или шестьсот процентов за последние двадцать четыре часа, по моим оценкам.
— Скажите уж — на тысячу, — буркнул адмирал.
— Так точно, сэр. В определенный момент, — продолжал Самуэльс, — наши корабли станут слишком ценными, чтобы посылать их в бой. Мы будем удирать, не сделав ни единого выстрела. Мы будем их прятать. Они станут королевами ангаров, все до единого.
— Кто бы ни снарядил эти вооруженные транспорты, — сказал адмирал, — он переписал правила ведения боевых действий в этом секторе. С сегодняшнего дня.
— Мы нейтрализованы, сэр, — согласился Самуэльс.
«13. ТАДЕУШ БЕРТИНГАС: ПРОГУЛКА ПО ЛЕСУ»
Ноги болели, когда Тэд случайно наступал на сучок. После девятичасового бега босиком ступни распухли и покрылись ссадинами и порезами.
Бертингас начал бежать значительно быстрее, когда перестал прятаться. В первые часы путешествия он то и дело прятался в густом кустарнике, или в зарослях рододендронов, или среди густой травы и лежал, пытаясь затаить рвущееся из груди дыхание, и дожидался, пока патруль пройдет мимо. И патруль проходил мимо — колотя по кустам прикладами своих винтовок-пульсаторов и создавая достаточно шума, чтобы вся лесная живность загодя убиралась с его дороги. (Два дня спустя Бертингас все еще не видел достаточно крупных животных, которых можно было бы поймать и съесть.)
Однако как только он получил достаточный простор для движения и определился с общим направлением своего путешествия, Бертингас стал быстро передвигаться вдоль звериных троп. Он все еще покидал их в самых неожиданных местах — когда инстинкт подсказывал ему поступить именно так — и бежал по целине, через кустарник. Голос инстинкта обычно осложнял дело: по звериным тропам было легко бежать, они были хорошо утоптаны, и на них росла молодая трава. Кустарник же состоял сплошь из колючек, во все стороны торчали сучья и ветки, на земле валялись камни с острыми краями.
Ноги у Тэда были тренированные, так как он часто ходил в пешие походы, но изнеженные, привыкнувшие к защите сапог или ботинок. Подошвы сплошь покрылись волдырями уже к концу первого дня. Тэд оставлял за собой кровавые следы на траве и камнях, в порезы глубоко въелась пыль.
Он вскарабкался на дерево, чтобы расположиться среди изогнутых ветвей и провести ночь в сравнительной безопасности, и это добавило крошки черной коры и разводы смолы к уже покрытым толстым слоем грязи ступням.
Надежно устроившись среди ветвей, без ужина и без воды — не считая той горсти, что ему удалось зачерпнуть на бегу из ручья или лужи, — Бертингас устало оперся о ствол дерева.
Голодно, холодно, и все еще хочется пить. И еще. Либо ноги подживут и укрепятся за ночь и утром он сможет все начать сначала, или они отекут так, что он едва сможет ковылять. Тогда преследователи обязательно его найдут.
А такая ли уж это ужасная перспектива?
Да. Эти сволочи играли без правил. Штурм его квартиры — сколько времени прошло? Только два дня? Или три? Тот штурм не был арестом или попыткой похищения. Они намеревались убить его, стереть в порошок и закопать остатки.
Возможно, завтра или послезавтра некоторые пешие следопыты в этих лесах могут оказаться друзьями. Поисковики с базы, которые ищут его по всей линии полета, которую Фиркин, несомненно, сможет правильно проложить по карте. Если только Пэтти и Море удалось спастись.
Однако не имея ПИРа, чтобы анализировать поступающие сигналы и давать на них ответ, Бертингас должен положиться на инстинкт и раствориться среди растений. Менять направление под прямым углом, скользить между кустов, подобно призраку. Не показывать свою светлую кожу или бледное лицо, хорошо заметные среди зелени.
Если ноги его подведут и он будет не способен передвигаться день или два, то сможет ли он отсидеться на дереве?
Нет. Преследующие его солдаты — боевики, или кто там они — рано или поздно заметят, что распугали тут всех крупных животных. Тогда они опять включат свое инфракрасное оборудование и начнут верить его показаниям. И обнаружат его на дереве, куда не может забраться ни один вампит.
Итак, первым делом надо позаботиться о ногах, а также о пропитании.
Прочно охватив дерево правой ногой, он согнул левое колено — скрипевшее, словно ржавый шпингалет — и притянул к себе ступню. Он начал работать над ней — сгибать, массировать, выколупывать пальцами грязь из порезов. Воды, чтобы их промыть, у него не было, поэтому он плевал на кончики пальцев и протирал порезы слюной. Раны слегка покалывало, влага охлаждала воспаленную кожу.
Теперь боль надолго станет его спутником.
Его одеяние — помимо мокасин, которые Бертингас соорудил из жесткой коры сразу, как только спустился утром с дерева, — представляло собой цельновязаное трико из сплошной мононити. Его будет невозможно разрезать ни одним из каменных или деревянных орудий, которые ему удастся сделать, но его можно распустить.
Сидя на дереве, на холодном ветру, который дул с северо-востока, с гор, он поклялся, что добудет огонь. Он пообещал себе, что огонь будет маленьким и бездымным — не более, чем тлеющие угли от сухого хвороста. Но все же он даст какое-то тепло и поможет ему пережить ночь.
Чтобы добыть огонь, Бертингасу требовалось толстое полено с углублением, подкладка на ладонь, тонкая прямая палочка и лук, при помощи которого он будет эту палочку вращать. Через некоторое время он раздобыл подходящий кусок дерева, заготовил кучку сухих листьев и тонких стружек, которые выполнят роль трута. Под рукой он сложил сухие веточки, чтобы подкладывать их в пламя. Все было готово — за исключением тетивы для лука.
Он попытался сплести веревку из травы, но ей не хватало прочности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38