– Морис или клиент? – спросила Мэдди, указывая на ее опухшее лицо.
Беа вздохнула.
– Морис. Он бывает таким злым. – Тон у нее был совершенно безнадежный. – Не стоило мне его злить.
Мэдди и Коррин соответствующими возгласами выразили свое негодование, и Мэдди наклонилась к Беа, чтобы утешить. Хотя они с Коррин старались, насколько могли, убедить Беа в том, что она заслуживала большего, у них ничего не получалось. Беа была милой и доброй, но не верила, что ее ждет в будущем что-то лучшее, чем жизнь с Морисом.
Жизнь в Марэ часто оказывала подобное воздействие на обитателей. Их девизом было «от плохого к худшему». Они считали, что, какой бы невыносимой ни была ситуация, она всегда может стать еще хуже. Особенно у тех, кто осмеливался стремиться к лучшему.
«Лучше не искушать судьбу», – говорили они, на что Мэдди про себя отвечала: «Смелость города берет».
Но в этот раз смелость не помогла Мэдди…
Приготовив чай, они перешли на балкон, где расселись на ящиках из-под молока и приступили к чаепитию из разнокалиберных чашек. Черный кот снизошел до того, что позволил Мэдди посадить его себе на колени. Она с удовольствием гладила его теплую шерсть.
– Я думала, он с тобой в ссоре, – сказала Беа, кивнув на кота.
– Так и было. Неделями избегал меня. – Все из-за того, что она объяснила коту, что такая хозяйка ему не нужна. Он мог подыскать себе кого-то получше, кто мог позволить себе кормить его не только яблочными огрызками. Вытянув ноги, Мэдди уперла их в железную ограду, размышляя над тем, как ей недоставало этого – такого простого дружеского общения.
Ей нравилось быть с Клодией и другими представительницами семейства Уэйленд, но сейчас у них оставалось слишком мало общего. Беа, Коррин и Мэдди были близки по духу, хотя у каждой имелись свои тайные разочарования и безрадостное прошлое.
Беа, как и Мэдди, попала в Марэ молодой. Ее мать вышла замуж за бедного солдата и вместе с Беа таскалась за ним по миру – всюду, куда направляли его полк. Беа до сих пор просыпалась с рассветом, и барабанная дробь вызывала у нее подавленное настроение. Их с матерью пропитание зависело от жизни того солдата. Сводить концы с концами удавалось до тех пор, пока Беа не исполнилось двенадцать; потом все рухнуло.
В шестнадцать лет Коррин, дочь образованного английского приходского священника, вышла замуж за проезжего красавчика – французского портного.
«Я портной. У меня свое ателье», – говорил он, хотя на самом деле все было не так и его слова следовало понимать как: «Я живу четырьмя этажами выше пошивочного ателье, зарабатываю тем, что шью одежду для матросов, и каждый заработанный сантим трачу на джин».
После этого у Коррин было еще два мужа, но оба отличались ленью и равнодушием. Она еще как-то терпела первого, но второго вынести не смогла. Она отличалась трепетным отношением к труду. Получала только плату за съем комнат «на шестом» и очень скромную пенсию, однако считала все здание зоной своей ответственности и лезла из кожи вон, чтобы остановить разрушение. Тем не менее, ее самоотверженная борьба на этом поприще была безнадежной. Метла, половая тряпка и трудовой энтузиазм не могли победить время и запустение.
– Мэдди, ты уже пришла в себя? – спросила Беа. – Не расскажешь нам, что случилось с твоим англичанином?
Мэдди лишь наполовину выпила свою чашку, поэтому отделалась коротким комментарием:
– Я съездила в Лондон, где обхаживала его, но в его намерения не входила женитьба, тем более женитьба на мне. Как я и подозревала, – добавила Мэдди, подчеркивая последние слова, поскольку подруги настойчиво уговаривали ее съездить. Она же сама сознавала тщетность своих потуг, но не из-за правила «от плохого к лучшему». Нет, простой логический ход мысли подсказывал, что у богатого и интеллигентного не может быть будущего с необразованной и живущей в трущобе.
– Всего двое суток назад он сказал мне, что не подходит для женитьбы.
– Ненавижу, когда они так говорят, – пробормотала Беа, а Коррин отсалютовала ей чашкой в знак согласия.
Хотя Мэдди думала, что воспоминания о Шотландце еще свежи и будут слишком болезненными, у нее вдруг вырвалось:
– Но был еще один мужчина…
– И?.. – заинтересованно подстегнула ее Коррин.
– Такой высокий здоровый Шотландец, которого я встретила на маскараде. У нас случилось это… нечто… связь, и, по-моему, грубая. – После той ночи ее мысли каждый час возвращались к нему, несмотря на то, что она упорно хотела выкинуть его из головы. – А я даже не знаю его имени.
– Удар молнии, – поддакнула Беа, энергично кивая.
– Любовь с первого взгляда? – с саркастическим смешком переспросила Мэдди. – Я так и подумала. Мне так показалось после крепкого пунша и его непристойных поцелуев.
У Беа загорелись глаза.
– О, Мэдди, ты, наконец, обрела любовника, разве не так? Мэдди вздохнула и рассказала, что произошло потом:
– …А после этого он швырнул мне деньги, как докучливой прилипале, и оставил одну в экипаже.
– В следующий раз уже не будет больно, – заверила ее Беа. – В первый раз всегда очень плохо, но если он был очень сексуальный…
Мэдди знала, что так оно и есть, но страшилась повторения первого опыта, хотя могла с уверенностью сказать, что если это и произойдет снова, то ни в коем случае с каким-то другим очень сексуальным.
– По пути домой я решила, что никогда больше не свяжусь ни с одним мужчиной – слишком свежи воспоминания. – Постаравшись высказать все это равнодушным тоном, Мэдди обратила лицо к солнцу. Хотя она и знала, что это чревато проявлением веснушек на носу, но ей было все равно. – Он оказался настоящим засранцем; в любом случае я не хочу его видеть, даже если он стал бы умолять меня выйти за него замуж.
– А что же твои инстинкты? – спросила Коррин. – Должны же были они предостеречь тебя, если он такое чудовище?
– Мои инстинкты нашептывали, что он… хороший. – Мэдди заметила, как Беа и Коррин обменялись взглядами.
Коррин никогда не сдавала комнату мужчине, пока не получала одобрение Мэдди.
– Почему ты не рассказала своим лондонским друзьям о своих трудностях? – спросила Коррин.
– Я думала об этом. Представляла себе, как все открою за чаем с булочками. Я начала бы примерно так: «Что ж, дело в том, что после смерти папы мы с матерью не сразу переехали в Париж, потому что там, где она родилась, никого не осталось. Мы скрылись от кредиторов посреди ночи. После года жизни в трущобах мать вышла замуж за богатого человека по имени Гийом, и какое-то время мы жили в престижном районе Парижа, в котором, как вы считаете, я до сих пор живу. Но это не так! Я плачу работающей там служанке, чтобы она передавала адресованные мне письма и сообщала визитерам, что я в отъезде».
Затем последовала бы развязка: «Сильвия умерла несколько лет назад, и мой отчим Гийом выкинул меня из дома на произвол судьбы. На самом деле я живу в трущобах, где царят опасность и пороки. Я настоящая сирота, причем не сирота-наследница, а сирота без гроша в кармане, то есть в самом жалком смысле этого слова. Я не смогла украсть столько, чтобы купить себе шикарные платья и увешаться драгоценностями, необходимыми для осуществления моего плана обольщения Куина. Я заняла деньги у ростовщика, который с удовольствием переломает мне руки за задержку платежа».
Коррин поджала губы и фыркнула:
– Ну, если ты так ставишь вопрос…
– О, Мэдди, это прискорбно! – добавила Беа.
Ша-Нуар, будто ему надоел драматический рассказ Мэдди, зевнув, спрыгнул с ее колен. Запрыгнув на перила ограждения, кот повернулся к ним боком. Мэдди перевела взгляд вниз, на улицу. К дому только что подошли двое крепких мужчин.
– Это не люди Тумара? – не оборачиваясь, спросила она. – Найдется еще такой глупый человек, какой связался бы с Тумаром?
Она заняла деньги для поездки на тяжелых условиях – под такой высокий процент, что при ее случайных заработках, продавая сигареты, прислуживая в кафе, играя на тотализаторе или очищая карманы зевак, не расплатиться и за год. Повернувшись к подругам, Мэдди отметила их напряженные лица.
– В чем дело? – спросила она. – Говорите. Все равно день окончательно испорчен.
– Пошли внутрь, чтобы они не заметили нас, – сказала Коррин.
Они подхватили свои молочные ящики и поспешили в комнату.
– Мэдди, дорогая, эти прихвостни и вчера приходили. Они искали тебя и требовали, чтобы их впустили в дом. С тех пор мы все время закрываем входную дверь.
– И мне придется принимать только постоянных клиентов! – добавила Беа, подтвердив сказанное энергичным кивком.
– Они уже приходили сюда? – Мэдди ущипнула свой висок. – Но еще даже не вышел срок.
– Они сказали, что Тумар повысил процентную ставку. Он повышает ее каждую неделю.
Мэдди снова опустилась на свою кровать.
– Но почему?
– Ты ведь знаешь, как здесь распространяются слухи, – ответила Коррин. – Ты влезла в долг, чтобы обновить свой гардероб, а потом покинула город. Все посчитали, что ты задумала что-то серьезное. А может быть, Берта и Одетта напели ему что-то, и он решил поставить на твой успех.
Выложив эти новости, Коррин продолжала тискать свои изъеденные щелочью пальцы, Беатрикс же начала сосредоточенно изучать выщербленную чашку.
– Что еще? – Мэдди выдавила улыбку. – Я переживу. – Она могла справиться с обвалом плохих новостей. Ей всегда удавалось это.
Поколебавшись, Коррин сказала:
– У Тумара, должно быть, свои планы. Ему, по-видимому, вовсе не хочется получить назад занятые тобой деньги.
Мэдди нервно сглотнула образовавшийся в горле комок. Она слышала, как Берте и Одетте пришлось заняться теперешней работой. Работая в баре, они взяли в долг деньги. Затем их поставили перед жестким выбором, и они, не пожелав оказаться с переломанными руками, занялись более прибыльной, спонсированной Тумаром торговлей своими телами, с которой он же снимал сливки.
Коррин отставила чашку.
– Если нам не удастся собрать деньги… – у Беа повлажнели глаза, – Мэдди придется спасаться бегством.
– Нет, Беа, нет, – поспешила успокоить ее Мэдди. – Я никуда не побегу. У меня все под контролем. Я собираюсь выйти замуж за графа.
Ледо был единственным подарком от ее матери. С ним она давно договорилась обо всем. Мэдди должна была выйти за него замуж по достижении четырнадцати лет, но ее мать незадолго до этого умерла. Мэдди заупрямилась, и тогда Гийом выгнал ее из дома.
– Но ты говорила мне, что чувствуешь, будто Ледо – нехороший человек, – сказала Коррин. – Да еще эти слухи…
Мэдди уняла пробежавший по телу озноб.
– Нет-нет. Я перехитрю Ледо, переживу и получу наследство. – Она слышала, что три его последних жены питали те же надежды, прежде чем умереть при таинственных обстоятельствах. – Тогда мы все разбогатеем и навсегда покинем Марэ. Все будет хорошо. Вот увидите.
Глава 10
Мэдди жила в безжалостном мире. Она выросла в Марэ, наблюдая за царившими там нравами, и быстро поняла, что в этих трущобах в погоне за элементарными потребностями, такими как еда, кров, удовлетворение половых инстинктов, а также в естественном стремлении избежать смерти и боли такие понятия как «мораль» и «этика» не существовали.
Это соображение заставило ее надеть последнее платье, сойти по ста двум ступеням вниз и направиться к Ледо. У нее не было денег на омнибус, чтобы доехать до дома графа, поэтому она пошла пешком. Она уже и так похудела, всего через неделю после возвращения, и ей приходилось ушивать платья, включая это, последнее из оставшихся приличных.
Каждый день, проведенный Мэдди в Марэ, был наполнен изнурительным поиском выхода из создавшейся ситуации, в которой ставки были очень высоки. При том или ином развитии событий ее ждал либо выигрыш, либо сокрушительный удар судьбы.
Каждую ночь, перед тем как лечь спать, Мэдди перебирала в уме все перипетии прожитого дня, анализируя свои поступки. Спрашивала себя, сделала ли она что-либо такое, из-за чего могла подставиться?
Брак с таким человеком, как Ледо, был бы одним из наиболее рискованных поступков, тем не менее, она готова была пойти на это, чтобы избежать наказания со стороны Тумара или чтобы нарушить его планы. Продав другие свои наряды и украшения, она не смогла собрать сумму, которую требовал от нее этот ростовщик. Его прислужники все настойчивее преследовали ее.
Шагая по знакомым переулкам, Мэдди проходила мимо дежуривших на своих привычных местах проституток, которые, стоя на коленях, обслуживали клиентов. Ее всегда завораживало страдальческое выражение на лицах мужчин. Те, что помоложе, как правило, одетые в солдатскую форму, умоляли шлюх не останавливаться. Те же, что постарше, не просили, а приказывали продолжать. Мэдди всегда интересовало, что же в этом было такое приятное, что они так боялись незавершенности процесса.
Шотландец действовал, наверняка и закончил, помогая себе рукой. Мэдди резко остановилась, едва не наступив на подол своего платья.
С ним она ощутила вкус страсти и начала больше понимать ежедневно разворачивавшиеся перед ней сцены. По ночам, лежа в постели, Мэдди вспоминала удовольствие, которое он доставил ей до того, как причинил боль. Даже после того как Шотландец причинил ей жуткую боль, она часто думала о нем, чаще, чем о Куине, которого ей так и не удалось обольстить.
По мере того как Мэдди забиралась все выше, в более дорогой район, она миновала булочную с пекарней, которая была вечным ее раздражителем. По привычке она остановилась, чтобы заглянуть через окно внутрь.
Подогревающиеся полки были заставлены глазированными изысками, которые взывали к ней, чтобы она выложила за них несуществующие деньги. Внутри, за прилавком, в запатентованных морозильных камерах, давилось наваленное мороженое на любой вкус. Хватит, у нее никогда и в мыслях не было воровать товары, которые таяли или разваливались от простого прикосновения.
Завистливое разглядывание вкусных продуктов только усугубляло ее страдания. Особым мучением для Мэдди было наблюдать за молодыми представительницами буржуазии. И сейчас ее голодный взгляд наткнулся на сидящую там группу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39