Его не удивляла больше ни черная кожа Аньяра, ни корона на голове Чильбарроэса. Ни даже то обстоятельство, что чернокожий и синеглазый эльф называл Чильбарроэса именем первого короля – Гион. Все было закономерно, все, несомненно, имело свою причину – какую-то очень важную. Все, даже присутствие Элизахара в новом для него мире. В мире, который назывался «Фейнне».
– Итак, – заговорил наконец Гион-Чильбарроэс, – хотел бы я знать, почему вы оба тут расселись с таким видом, будто не знаете, кто я такой?
– Вы – Чильбарроэс, мой господин, – сказал Элизахар. – Я знаю, кто вы такой.
Чильбарроэс расхохотался. Элизахар впервые видел, чтобы его полупрозрачный спутник так веселился. В нем переполнилось смехом все: искры прыгали в пестрых глазах, рябины на лице сделались разноцветными и тоже смеялись. Улыбнулся и Аньяр.
– О нет, – вмешался в разговор эльф, – ты – Гион, ты мой брат. Я не знаю никакого Чильбарроэса.
– Поэтому и не мог встретить меня за все эти годы, – упрекнул его юноша в короне. – Поэтому я и был так одинок.
– И наделал столько ошибок, – добавил Аньяр.
Элизахар сказал:
– А мне уже все равно...
Он улегся на землю, сунул ладони под голову. Ему сделалось блаженно. Он был сыт, согрет и исцелен, и его спутники, кем бы они ни были, не требовали от него – по крайней мере в ближайшее время – ровным счетом ничего...
Аньяр устроился рядом с ним, голова к голове. Солдат видел, как поблескивает раскосый синий глаз эльфа.
– Что именно тебе все равно? – спросил Аньяр.
– Кто он такой, Гион или Чильбарроэс, – пояснил Элизахар.
– Но ведь от этого зависит – все! – . возмутился Аньяр. – Он взял себе другое имя, когда сменил естество. Как можно быть рядом с кем-то, если не понимаешь сущности его естества? Как можно идти вслепую?
– Еще как можно... – Элизахар вздохнул и неожиданно признался: – Я бывал слеп. После ранения. Ничего не видел несколько месяцев. Жил у женщины и не знал даже, как она выглядит, молодая она или старая.
Аньяр сморщил нос.
– Ничего не стоит твое откровение, – сообщил он. – Дешевка. Ты ведь знал, что живешь у женщины. Этого было вполне достаточно... Кстати, какой она оказалась?
– Обыкновенной, – сказал Элизахар.
– Обыкновенная женщина – большая редкость. Стоило воспользоваться случаем. Почему же ты не остался у нее?
– Не знаю...
На самом деле Элизахар лукавил: прекрасно он все знал. Здоровым он был ей не нужен. Когда она поняла, что зрение возвращается к Элизахару, то сделалась холоднее; а стоило ему почувствовать себя достаточно крепким, чтобы ходить самостоятельно, она указала ему на порог.
Да еще обставила все так, чтобы он ощутил себя виноватым. «Конечно, – говорила она подругам, – пока он не мог без меня обходиться, я могла быть спокойна; но стоит мужчине почувствовать волю...» И пожимала плечами, ничуть не удивленная мужской неблагодарностью.
– Я был слепым, – повторил Элизахар. – Я бывал слепым и после, когда видел внешнее, но не проникал во внутреннее. Я вполне могу жить рядом с кем-то, даже не зная, кто он: человек или эльф, призрак или живая плоть.
– Еще одна странность, – сказал Аньяр. – Ты можешь довольствоваться неполнотой. Доказывает ущербность твоего способа восприятия.
– Вовсе нет, – возразил Элизахар. – Напротив. Твое стремление познать в спутнике все, от его природы до его ближайших намерений, сильно ограничивает твою способность любить. Ты не оставляешь другому права на обладание собственной тайной. Ты не позволишь ему даже насладиться, открыв тебе свою тайну – в знак дружеского доверия.
– Ты уверен, Гион, что он – солдат? – спросил Аньяр, обращаясь к коронованному юноше.
– Вспомнил и про Гиона! – знакомо фыркнул Чильбарроэс. – Если тебе нужен мой совет, то вот он: насладись раскрытием чужой тайны. Заодно узнай, что и тайны-то никакой нет. Я изучил его. Живой ум – или, выражаясь более точно, отсутствие тупости – и несколько месяцев на лекциях в Академии. Ну и довольно ловкое умение морочить окружающим голову. Вероятно, отточенное в свое время на капралах.
– Со мной все ясно, – сказал Элизахар. – Впрочем, я готов ответить на любой вопрос касательно моей скромной персоны, если вы объясните мне, почему господин Чильбарроэс носит корону и королевское имя.
– Потому что он – король, – был ответ Аньяра. Эльф выглядел немного удивленным.
А Чильбарроэс прибавил:
– Я не стал бы на твоем месте давать подобные обещания, Элизахар, в обмен на столь очевидную разгадку того, что и загадкой не являлось.
– Вы – король? – Элизахар перевернулся на живот, оперся локтями о землю, положил подбородок на ладони.
Чильбарроэс сидел прямо перед ним, как и тогда, в тумане, – на коленях, с выпрямленной спиной. Солнце рассыпалось по его лицу, по его волосам, по одежде; он весь был покрыт пестрыми световыми пятнами, и в какой-то момент Элизахару показалось, что еще немного – и Чильбарроэс исчезнет, растворится в окружающем мире.
– Я король Гион, – сказал Чильбарроэс– Как ты мог не догадаться?
– Это все мое проклятое всеприятие, – пробормотал Элизахар. Он сказал это машинально, однако Аньяр счел его фразу удачной шуткой и долго смеялся.
Гион не пошевелился.
– Я научился ходить между мирами, – сказал он. – Много веков я жил здесь, в мире Нигде, охраняя незримые границы моего Королевства. Несколько раз за столетия появлялись люди, подобные Фейнне, – способные переходить эти границы.
– Фейнне – она... тоже Эльсион Лакар? – спросил Элизахар тихо.
Гион медленно перевел на него взгляд. Зрачки его пестрых глаз были расширены, и Элизахар отчетливо увидел в них свое отражение.
– Нет, – сказал Гион. – Ни Фейнне, ни я, ни ты. Эльсион Лакар – только Аньяр. Мы трое – обычные люди.
– Я бы не назвал тебя таким уж «обычным», Гион! – хмыкнул Аньяр.
Гион качнул короной, разбрызгивая свет.
– Я употребил слово «обычный», чтобы избежать выражения «чистокровный», – пояснил он. – Потому что мне ненавистны расовые предрассудки, а от «чистокровности» до преследований потомков Эльсион Лакар – один шаг.
– Ты слишком долго прожил среди чистокровных людей, Гион, – сказал Аньяр. – В этом причина.
– За тобой не гнались с собаками, – возразил Гион. – Тебя не пытались повесить вниз головой на ближайшем дереве, тебя не тащили связанным на костер только по одному лишь подозрению в том, что твои далекие предки путались с Эльсион Лакар.
– О! – проговорил Аньяр с презрительным видом. – «Путались»! Это вульгарно!
– Так для чего соприкасаться с вульгарностью? – сказал Гион. – Честному человеку не должно подвергать себя виселице. Во всяком случае, добровольно.
– Где Фейнне? – спросил Элизахар. – Вы знаете?
Оба его собеседника переглянулись. Гион засмеялся:
– Обрати внимание, Аньяр, как устроен его ум: он мгновенно выделил из нашего бессвязного разговора то главное, что составляет предмет его профессии, – местонахождение объекта охраны.
Аньяр, однако, не поддержал веселья друга:
– По-моему, он влюблен, а это заслуживает нашего уважения.
– Влюблен! Как непрофессионально! – сказал Гион.
– Где она? – повторил Элизахар.
– Указать тебе точное местонахождение госпожи Фейнне я пока не могу, – отозвался Гион. – Она где-то здесь...
Элизахар тихо засмеялся. Он и сам знал, что она здесь. Как можно находиться в мире по имени Фейнне – и не встретить там саму Фейнне?
– Ладно, теперь мой вопрос, – сказал Гион.
– Какой вопрос? – удивился Элизахар.
– Ты же сам предложил эту игру. Я отвечаю на твой вопрос, ты – на мой. Постепенно мы будем знать друг о друге все...
– Если вы – король Гион, то я и так знаю о вас все, – заметил Элизахар.
– Ну какова самонадеянность! – Гион метнул в сторону Элизахара гневный взгляд. – Что ты обо мне можешь знать?
– Что вы были первым королем, мой господин, что вы взяли в супруги дочь правителя эльфов и принесли на нашу землю кровь Эльсион Лакар...
– А что я делал потом – после того, как моя жена умерла?
Элизахар сказал:
– От горя король Гион утратил рассудок, и спустя год после смерти Ринхвивар он ушел в пустынные земли – и больше никто и никогда не видел короля Гиона...
– Да, – сказал Чильбарроэс. – Вот именно. Никто и никогда. Кроме тебя, упрямая голова! Неужели ты не хочешь знать, куда я потратил мои столетия?
– Если вам захочется, вы и так мне расскажете...
– Ты пытаешься мошенничать, Элизахар, – строго произнес темнокожий эльф. – Я совершенно точно помню условие договора. Там что-то такое говорилось насчет доверия...
– А не было никакого договора! – засмеялся Элизахар.
– В следующий раз, имея дело с людьми, буду заставлять их подписываться кровью под каждым словом! – рассердился Аньяр.
– Давай его просто допросим, – предложил Гион. – Пусть отвечает.
– А если он не захочет?
– Пытать! – произнес Гион и подбоченился с видом суровой решимости.
– Ай, не надо! – закричал Элизахар, дурачась. – Я все скажу.
Два лица, разноцветное и черное, сблизились и надвинулись на него.
Гион сказал:
– Ну вот, наконец-то я узнаю про тебя всю правду... Кто твой отец, Элизахар? Кто твой отец?
Элизахар зажмурился. В самый неожиданный миг обыкновенная болтовня закончилась: дружеский разговор ткнулся в тупик, каким Элизахару всегда представлялись прямые вопросы. Из тупика только один выход – навстречу тому, кто загнал тебя туда. И на прямой вопрос можно ответить только одним способом.
Конечно, оставалось еще молчание. Но Гион – король. Больше чем король – Гион был само Королевство. И Элизахар с трудом выговорил четыре слова, которые никогда прежде не соединял между собой:
– Мой отец – герцог Ларренс...
Очень медленно он открыл глаза. Ничего не изменилось в мире. Все так же неспешно текла река, унося вдаль отражения розовеющих облачков, камыши перешептывались на ветру, и их созревшие бархатные колотушки глухо стукались друг о друга. Вечер не отменил изначального намерения вступать на землю величественно и неторопливо, с полным осознанием своего права.
Только лица вопрошавших стали другими. Гион смеялся, и желтые блики скакали в его глазах; Аньяр недоуменно хмурился.
– Кто такой герцог Ларренс? – спросил темнокожий эльф.

* * *
Герцог Ларренс представлял собой странное сочетание отвлеченной абстракции с самой что ни на есть плотской, витальной реальностью. Абстракцией являлось его имя.
Некогда – на заре создания государства – неподалеку от северных границ имелось герцогство Ларра; но последний из герцогов Ларра умер вскоре после исчезновения короля Гиона, и титул перешел к его малолетней дочери. На протяжении нескольких поколений в этой семье не рождалось сыновей; только многочисленные дочери. И каждая приносила мужу в приданое кусок земли, так что в конце концов остался только майорат: замок и три деревни. Это и стало именоваться «герцогством Ларренс» – как бы уменьшительное от имени былого герцогства.
Человек, которого Элизахар назвал своим отцом, унаследовал майорат от деда. В убогих владениях предков молодого наследника видели рано: с юных лет он предпочитал странствовать в компании десятка отчаянных голов. Иногда вся эта компания промышляла разбоем на границах, иногда выполняла деликатные поручения соседей – порой из интереса, а порой и за деньги.
У молодого Ларренса была веселая жизнь. Он обожал приключения. Ему нравилось разыскивать сбежавших крепостных или непокорных дочек, похищенных незнатными любовниками. Он мог найти неверную жену и сделать так, чтобы у женщины навсегда пропала охота искать похождений вне дома.
Чуть позже, когда отряд Ларренса стал больше, молодой герцог начал пробовать зубы на кочевниках, которые время от времени тревожили пограничные земли Королевства. Если появлялась необходимость усмирить бунт или отогнать чужаков подальше от границы, бароны знали, кого призвать.
Спустя пятнадцать лет Ларренс уже стоял во главе большой армии.
Обычно Королевство не содержало регулярной армии. Имелись отдельные отряды у знатных людей. Если стране угрожала опасность со стороны внешнего врага, эти отряды объединялись и под началом какого-нибудь уважаемого дворянина выступали навстречу неприятелю. В других случаях каждый действовал самостоятельно.
Ларренс был первым, кто создал на землях Королевства настоящее наемное войско. За плату эти люди могли все. К Ларренсу стекались беглые, он собирал негодяев и осужденных мошенников и ставил их под свои знамена. Когда необходимость в большом отряде отпадала, Ларренс всегда находил способ избавиться от ненужных людей: заводил их в засаду, отдавал на растерзание кочевникам, устраивал катастрофу на переправе или неожиданный пожар во время ночлега... Способов у него имелось немало.
Поговаривали, будто Ларренс близко дружен с некоторыми вождями кочевников, и это тоже было чистой правдой. Он даже завел себе жен в нескольких племенах.
Крохотное земельное владение позволяло ему носить титул, который оставался преимущественно данью традиции, к тому же не слишком древней. Аньяр ничего не знал о герцоге Ларренсе, потому что в те времена, когда Гион был королем, никаких герцогов Ларренсов еще не существовало.

* * *
– Ларренсово отродье? – восхищенно произнес Гион. Он так и сиял. – Бастард?
– Хуже, – сказал Элизахар.
– О свет Ассэ, что же может быть хуже бастарда? – закричал Гион, воздевая руки к тихим небесам.
– Законный ребенок, – сказал Аньяр. – Полагаю, он имеет в виду именно это.
– Глупости! – отрезал Гион. – Я знаю всех дворян в моем Королевстве. У Ларренса действительно имеется какая-то жена с двумя или тремя пискунами на руках. Сидит в майорате. Похожа на грызуна, хотя в молодости была хорошенькая. Ни одного из ее отпрысков не зовут Элизахар. Ни один из ее отпрысков не шляется по Королевству в поисках неприятностей. И уж явно никто из них не воевал в одном из Ларренсовых отрядов, составленных из всякого отребья.
На каждое отрицание Элизахар молча кивал. Наконец Гион исчерпал возражения, и Аньяр спокойно вставил словцо:
– Может быть, дашь наконец ему объясниться?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66