– Вы можете говорить проще, Романель?
– Наверное, в таком случае надо начать с того времени, когда у меня появилась такая идея, и оттуда я за ручку приведу вас в день сегодняшний.
– Прекрасно. Ну и когда у вас появилась эта идея?
– Насколько помню, она клюнула меня в одно место в тот день, когда я услышал три выстрела от Гроудера и Фостера, может, чуть позже. Или когда Гроудер зацепил меня, раз вы говорите, что Энди не стрелял.
– Он стрелял, но не в вас.
– Спасибо ему и на этом. Мне всегда нравился этот молодой черномазый пройдоха. Красивый парень... Ну так вот... я постоянно прикупал акции ГФМ, пока не набрал около семисот тысяч. Я уже говорил, что меня втянули в это дерьмо, хотя вы, наверное, не верите, и я стал искать способы выбраться из него. Мне показалось, что самое разумное в моем положении – не дергаться и в то же время пощипать немного Альду и его подельников так, чтобы они этого не заметили, во всяком случае, не так скоро. Теперь у меня два миллиона акций ГФМ...
Здесь он несколько перехлестнул, вернее, ускорил события, добавив триста тысяч акций Токера, хотя тот еще не успел остыть, к своему миллиону семистам тысяч, которые упоминались в документе Уортингтона-Романеля. У меня мелькнула мысль, что эти суммы все равно улетят в финансовую стратосферу, но ничего не сказал, а Романель продолжал после секундного колебания:
– Когда меня подстрелили и когда перед моим мысленным взором промелькнула вся моя жизнь после того, как я вышел из операционной в «Скоттсдейл Мемориал», мне стало предельно ясно и понятно, что это Чимаррон натравил на меня своих волков, чтобы забрать мои акции и положить их в свой карман. – Он снова помедлил. – Поскольку именно так было оговорено с самого начала. Вернее, где-то через месяц после передачи мне этих акций, то есть более трех лет назад.
– Странно, почему же вы пошли на это?
– По разным причинам, – вздохнул он. – Чтобы мой первоначальный пакет из миллиона акций не мог перейти к моим друзьям или родственникам, если что-нибудь со мной случится, и чтобы они не выбросили их по демпинговым ценам раньше срока, Альда дал мне подписать маленькое соглашение, где говорилось, что в своем завещании я оставлю эти акции ему, правда, звучало это так: «...все проценты по всем моим акциям, которыми я буду располагать на момент моей смерти». В общем, он так написал, и я поставил подпись.
– А вы не думали о том, что Чимаррон оторвет вам голову через неделю или две после того, как высохнут чернила под этим опусом?
– Я думал об этом как об отдаленной возможности, Скотт. Очень отдаленной, тем более в то время, когда акции стоили какие-то центы. Это во-первых, а во-вторых, мы с Альдой тогда были в хороших отношениях. Конечно, с тех пор они испортились.
– Пожалуй, что да.
– Дело в том, что эта бумажка давала мне единственную возможность получить миллион акций, причем задаром. Естественно, риск был, но я считал его минимальным. Черт побери, Скотт, вся жизнь – сплошной риск. И самое главное – результат.
– Чимаррон сам составил этот документ?
– Ну да, он не хотел втягивать в такие дела адвоката. Что оказалось ошибкой, хотя в то время ни он, ни я не осознавали этого. И он не заплатил мне за мою подпись. Ни одного доллара.
– И что? – спросил я. – Я хочу сказать: ну и что из этого?
Романель не ответил, глядя мимо меня, как будто погрузившись в размышления, или пытаясь что-то разглядеть в пространстве или во времени.
– Теперь я знаю, – медленно заговорил он, – что Альда пронюхал о моих периодических закупках дополнительных акций «Голден Финикс», поскольку он спросил меня об этом, когда они развлекались с моей головой в «Медигеник Госпитал». Но до сих пор не знаю, каким образом он это пронюхал.
– А я могу сказать каким образом, – заметил я. – Он обнаружил это, когда ребятки с биржи начали интенсивно сбрасывать акции, но покупатели, благодаря вам, не очень-то брали их.
– Черт, а ведь и точно. Слушайте, Скотт, вы не поможете мне сбагрить пластиковые хижины с гарантией эскимосам?
– Нет уж, спасибо.
– Жаль, а то вы могли бы обеспечить свое будущее. Ну ладно, главное в том, что Альда узнал о моих проделках. Еще немного, и я бы спрятал все концы, но события разворачивались быстрее, чем я предполагал. Естественно, была договоренность о том, что никто из нас не приберет к рукам основной пакет, хотя с юридической точки зрения для этого нет непреодолимых препятствий, разве что вас могли просто прикончить, если вы допустите прокол. Будь у меня больше времени, я бы довел дело до конца без проколов, однако...
Он поменял ноги местами, снова положив их одну на другую, и уставился в потолок.
– Было ясно, как пить дать, что меня уже пора считать покойником мертвее мертвого. Боевики Альды промахнулись, но в следующий раз все равно мою голову принесли бы ему на блюдечке – рано или поздно это бы случилось. Я вымотал себе все мозги, думая о том, что этот садист с радостью раздавит меня и одновременно приберет к рукам мои акции ГФМ. Вы только взгляните на цифры, Скотт. Миллион семьсот тысяч штук, и если даже он взял бы за каждую по пятнадцать долларов, чистая прибыль составила бы двадцать пять миллионов. А при удачном раскладе каждая пошла бы по двадцать шесть – двадцать семь, и он прикарманил бы сорок шесть – сорок семь миллионов моих денежек. Не сравнить с прибылью от продажи наркотиков, верно? Короче, если учесть, что Альда, не моргнув глазом, готов пришить двух человек по двадцать баксов за каждого, если ему понадобилось бы сорок, я был бы уже трупом. Если только...
– По-моему, я начинаю следить за ходом ваших тревожных и, смею сказать, преступных мыслей.
– Здесь вы совершенно правы. А что мне еще оставалось делать? Альда в любое время мог убить меня, но я бы ни за что не позволил этому меднолобому присвоить мои акции ГФМ, даже если бы к этому времени меня не было в живых.
– Значит, тогда-то вы и обратились к Уортингтону.
– Вот именно. Хотя я много думал над этим, тем более, что на больничной койке у меня было навалом времени. Я хотел устроить так, чтобы обезопасить себя, не дать какому-то ублюдку лишить меня жизни в самом ее расцвете, а также обезопасить Спри и в то же время обеспечить ей будущее независимо от того, что со мной случится. А главное, черт меня побери, я не мог допустить, чтобы Альда нагрел на моей смерти руки. В общем, целая стая мыслей роилась у меня в голове, и, по-моему, они до сих пор порхают где-то в воздухе. А самое первое, что сказал мне наш седовласый и мудрый советник, было для меня приятным сюрпризом, правда, приятным это стало бы только в том случае, если бы мне удалось передать свои чувства Альде, но так, чтобы меня снова не подстрелили или не разрубили на мелкие кусочки. Уортингтон сказал, что документик Альды, который я подписал и по которому он должен получить миллион акций ГФМ после моей кончины, не стоит и птичьего говна. Кстати, он выразился не так откровенно.
– Я представлял себе что-то в этом роде. Я также думал, что вы вот-вот ответите на вопрос, который я задал вам несколько минут назад и который вы, как будто, не слышали.
– Я слышал. Но вы правы в том, что я на него отвечу. По словам Уортингтона тот факт, что человек подписал какую-то бумажку, ни к чему его не обязывает, обязывать он будет только в случае, если имело место, говоря языком крючкотворов, встречное удовлетворение. Это как с деньгами, не обеспеченными золотом. Имейте в виду, что я не знал об этом до того, как разговаривал с Уортингтоном в прошлое воскресенье. И Альда, естественно, не знал, когда посылал своих стрелков ускорить мои похороны. Врубаетесь? То есть эта мясная туша могла убить меня, но никогда не получила бы в награду мои ценные бумаги. Не такой уж серьезный мотив отправить меня на тот свет, не так ли?
– Возможно. Но допустим, по своему дремучему невежеству он бы все-таки убил вас, скажем, если бы Энди Фостер сделал бы в вашей шкуре парочку дырок из своего 45-го калибра, кто в таком случае стал бы оспаривать необоснованные претензии Чимаррона?
Романель поморгал, кивнул и улыбнулся.
– Очень интересно. Хороший вопрос, Скотт. Мне нравится. Юридически это выглядит так: как только Уортингтон составил свой документ по моей просьбе, и мы с дочерью подписали его, ситуация круто меняется. Если бы Альда убил меня после этого, все мои акции «Голден Финикс», и все остальное, переходят к Спри, и Альда ничего не сможет предпринять. Разумеется, у меня оставалась проблема, которую я только что упоминал – как вдолбить в башку Альды эту жизненно важную для меня информацию и не дать себя прикончить при этом. Если бы у меня получилось, если бы все обошлось, и я остался бы в рядах живых, я оставил бы половину дочери, другую половину себе – зачем цепляться за жизнь, если впереди ничего не светит, кроме социального пособия?
– Ну, я не думаю, что такое могло случиться. Я понял вас так, что Чимаррону нет смысла лишать вас жизни, если при этом он теряет шансы на тридцать-сорок миллионов «баксов» или даже на десять миллионов. Но что мешает ему – раз уж он наверняка знает, что ему не видать этих акций как своих ушей – убить вас именно поэтому?
– Потому что Альда не допускает мысли о потере такой суммы, если остается хотя бы мизерный шанс прикарманить ее. Он понимает, что пока я жив, такой шанс существует. Вот почему я устроил так, а не иначе: чтобы он берег меня как зеницу ока. Я хорошо знаю этого жлоба. Кроме того, мой расчет уже оправдался.
– Каким же это образом?
– Когда Гроудер и Китс схватили меня, они отправились со своей добычей в «Медигеник». Там уже были Альда и Блисс. Но до того, как они начали долбить мне мозги...
Он остановился, как будто помимо своей воли, и повернул голову в сторону, при этом его губы растянулись в оскале, а лицо сразу осунулось. Очевидно, он вспомнил электрические волны, которые терзали его мозг, и я понял, что это воспоминание причиняло ему сильную боль.
Он облизал губы и резко тряхнул головой. – Простите. Это все от... спецобработки. Блисс повернул свой трижды проклятый циферблат, и началось что-то жуткое и ужасное, мне страшно даже... Ну ладно, на чем я остановился? Ах да, к счастью для меня в тот раз Альда велел своим мордоворотам только встряхнуть меня, но не убивать, потому что к тому времени он несколько поостыл, и у него появилась куча вопросов ко мне. Каким-то образом он пронюхал – только не спрашивайте каким – о том, что в больнице меня два раза навестил Уортингтон, ему захотелось узнать причину этих визитов. Еще он хотел знать точно, у кого и когда я покупал дополнительные акции ГФМ и сколько их купил, на чье имя, как оформлялись сделки – вот какую кучу информации он хотел получить. И помочь ему в этом мог только я.
– Полагаю, вы помогли ему.
– Правильно полагаете. Какие могут быть здесь сомнения. Черт возьми, не дожидаясь, пока они начнут насиловать меня, я уже щебетал, как все пернатое население страны Соловьяндии, потому что очень мне хотелось, чтобы Альда уяснил, во-первых, что его знаменитый документ, который я подписал, имеет не больше ценности, чем детский понос, что если он меня убьет, это соглашение будет иметь веса не больше, чем блошиный писк...
– Извините, Романель, может быть в интересах дела... – пытался вставить я.
– ... во-вторых, что я уже подписал бумаги, которые гарантируют, что каждая акция ГФМ на мое имя и на имя подставных лиц – все, чем я владею, – переходят к моему ребенку, если вдруг со мной что-то случится или я просто тихо-мирно скончаюсь от старости.
– Видимо, вы его убедили.
– Возможно. Между прочим, это было нелегко, несмотря на копию договора, которую я ему подсунул. Мне сдается, что Альда просто не желал поверить в это и думал, что я его шантажирую...
– Погодите-ка. Вы говорите, что у вас с собой была копия документа, который составил Уортингтон, с вашей подписью?
– Конечно. Уортингтон в воскресенье вечером дал мне одну в «Скоттсдейл Мемориал», это было в тот день, когда я вышел из больницы. И когда я приехал домой, бумага была у меня в кармане. Видимо, Кит забрал ее после того, как стукнул меня по голове. Заодно с бумажником. Там было все оформлено четко, не хватало лишь подписи Спри, так как это случилось во вторник вечером.
– Но Чимаррона это не убедило?
– Сначала нет. Как я сказал, он думал, что его хотят обмануть, тем более, что в прошлом я был специалистом по таким трюкам, хотя довольно невинным. Потом они включили эту проклятую машину и... – Он как-то жалко поморщился, закрыл глаза и откинулся на спинку, после чего продолжал: – начали терзать мою голову. Через некоторое время Альда наконец убедился, что я не блефую. Но у него оставались и другие вопросы, к тому же этот придурок с удовольствием наблюдал за процедурой, поэтому они довольно долго мучили меня. – Он скривился, но тут же открыл глаза. – Я даже не знаю, как долго.
– Думаю, вы выложили Чимаррону почти все, что он хотел услышать.
– Все. Не почти, а все абсолютно. Все, что пришло мне в голову или что сумел вспомнить... за это время.
– В том числе и то, что вы наняли меня по телефону.
– Еще бы. Все. А потом... потом начался кошмар, и я мог рассказать и о том, чего никогда не было. Моя голова...
Он обхватил череп обеими руками и потер виски пальцами.
– Я не могу этого объяснить, Скотт. Вначале это была боль, но боль какая-то особенная. А когда стало еще хуже, из меня просто начали вылезать мозги. Меня парализовало, я не мог пошевелиться и думал, что уже умер. Да, я думал, что они меня убили, и если это и есть смерть, я хотел умереть еще раз, только по-настоящему.
Он снова положил руки на колени.
– Я не могу описать, как чувствовал себя. Сначала, пока я еще не совсем отключился, я хотел узнать, что от меня хотят. Альда задал мне вопрос, я сказал ему чистую правду, но он заявил, что я вру, и они снова врубили свою машину. Затем он кивнул доку Блиссу, и тот приподнял свой маленький черненький циферблат повыше и прижал к моим вискам какие-то круглые железячки... Помню, я орал, вопил, матерился и выложил им всю правду, а потом...
Он замолчал, глядя на меня, но меня не видел, и глаза его медленно блуждали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51