Мягкий свет тускло отражался от отделанных темными дубовыми панелями стен, украшенных двумя картинами в тяжелых золоченых рамах. У стены стояло два пустых мягких стула, на полу толстый ворсистый ковер. Двойная обитая кожей дверь слева была открыта. Я заглянул через нее в еще более просторный и дорогой кабинет, и тут на пороге материализовался розовощекий улыбающийся Бентли X. Уортингтон.
– Я не сомневался в том, что тебе это удастся, – произнес он сочным хорошо поставленным баритоном, всегда производившим благоприятное впечатление как на жюри из двенадцати присяжных, так и на его, как правило, могущественных клиентов.
– Решил пару незначительных проблем, – откликнулся я, – одну из которых, кстати, мне предстоит завершить в ближайшую минуту. – Я шагнул в кабинет, поддерживая Спри под локоть, и пожал протянутую руку Бентли. – Это адвокат твоего отца и твой тоже, Спри. Бентли Уортингтон, прошу любить и жаловать. Не буду расписывать, насколько он хорош, но тот факт, что он пользует всех самых больших шишек в штате, говорит сам за себя. Но главное то, что ты можешь полностью ему доверять, как доверяешь мне. Бентли, знакомься. Это Спри, или мисс Мишель Эспри Романель.
Адвокат показал свои тридцать два безупречных зуба, бережно взял руку Спри в свои холеные руки и с чувством произнес, глядя ей в лицо:
– Боже, да вы просто ангел, спустившийся с небес на нашу грешную землю.
– Спасибо, мистер Уортингтон, – улыбнувшись, сказала она, и я понял: Бентли готов.
Неожиданно севшим голосом он произнес: – Боюсь, что, – он откашлялся, – мне придется взять с вас баснословный гонорар, чтобы компенсировать временную потерю головы, мисс Романель.
– Сейчас она мисс Уоллес, прежде была Романель, – попытался вернуть его к действительности я.
Он отсутствующе посмотрел на меня, опять забулькал какой-то замысловатый комплимент, но я резко его перебил:
– Бентли, у меня вопрос, не терпящий отлагательств. На подходе к твоей цитадели мы встретили у лифтов двух типов, которые явно явились не для того, чтобы проконсультироваться у тебя по поводу развода. Я их временно нейтрализовал. У тебя есть какое-нибудь закрытое помещение, ну там, скажем каморка, шкаф в стене, где бы их можно было надежно запереть хотя бы на то время, пока мы закончим наши дела?
– Да, конечно. Каптерка, склад для хранения документации... Но, Шелдон, эта обворожительная леди утверждает, что ее зовут мисс Уоллес, а прежде мисс Романель. У тебя имеется подтверждение этому факту? Прежде чем мы приступим к формальностям, мне хотелось быть на сто процентов уверенным, что...
– Об этом можешь не беспокоиться. Положись на мое слово. Она точно единственная дочь Клода Романеля.
Бентли удовлетворенно кивнул.
– О'кей! Раз ты так говоришь, у меня больше нет вопросов. Входите, располагайтесь.
– Присаживайся, Спри, – подвел я ее к креслу, в котором можно было утонуть и не выплыть. – Я присоединюсь к тебе через минуту.
Бентли и Спри остались в кабинете, а я устремился на место недавнего побоища. Первое, что я заметил, была смена светящихся цифр на табло над лифтом: сейчас вместо "4" горела "3". Второе – то, что площадка перед лифтом была абсолютно пуста. Наклонившись над тем местом, где должны были лежать мои «приятели», я заметил две неровные полосы на полу, идущие к третьему лифту. Несомненно, это были следы каблуков, оставленных по мере того, как один из них тащил бесчувственное тело другого к дверям лифта. Скорее всего это Эндрю Фостер тащил ковбоя. Я стукнул негра недостаточно сильно после того, как Спри подняла шум, с которым могло сравниться разве что землетрясение в скобяной лавке.
Когда я вернулся в офис Бентли, Спри все так же сидела, утонув в кресле, а Бентли доставал из металлического шкафа с выдвинутыми запирающимися ящиками объемистую коробку размером под стандартные документы.
Он поставил ее на свой необъятный, как площадка для гольфа стол и извлек несколько листков плотной гербовой бумаги, скрепленных металлическим защипом.
Я сел в стоящее рядом со столом кресло и объявил, что парни, которых я оставил в коридоре в горизонтальном положении, оклемались и скрылись в неизвестном направлении. Бентли молча кивнул и, передавая бумаги Спри, сказал:
– Этот документ я подготовил в соответствии с пожеланиями мистера Романеля. Прочтите его внимательно, хотя бы первые две страницы, а затем я объясню вам его значимость. Возможно, вам захочется еще раз его перечитать, прежде чем вы его подпишете. Начиная с третьей страницы, идет перечень собственности мистера Романеля, которую он хотел бы передать в совместное владение с вами, его дочерью. Его активы и состояние очень значительны, как вы сами в этом убедитесь.
Спри пробежала глазами первые две страницы, мельком взглянула на остальные и с сомнением покачала головой. После этого она передала документ мне, вопросительно взглянув при этом на Бентли.
– Да, вы правы. Я думаю, Шелдону следует ознакомиться с этим документом, поскольку его миссия еще не окончена.
Я прочитал его стряпню, озаглавленную «Доверенность Inter Viva Клода Романеля», начисто запутавшись в обилии юридических терминов, призванных напустить туману и скрыть смысл, чтобы простому смертному не было понятно, о чем идет речь. И все же, как мне показалось, я докопался до сути, во всяком случае, до ее половины. Вслед за параграфом, посвященным «немедленному совладению обоими подписантами, перечень активов, указанных в прилагаемом Списке А с учетом возможных поправок, добавлений или усечений общей суммы выше перечисленных активов в результате инфляции или дефляции, снижения рыночной стоимости или непредвиденных стихийных бедствий, или ниспосланных Богом эпидемий, голода или нашествия саранчи, или термитов», следовал отдельный подпункт, оговаривающий особое положение, что в случае смерти Клода Романеля по любой из причин, будь то смерть естественная или насильственная, его дочь, Мишель Эспри Романель становится единственной владелицей всего состояния согласно данной доверенности. В случае же смерти доверенного лица – как я понял, Спри – все состояние автоматически переходит благотворительной организации, некоему Фонду Омарак, о котором я впервые слышал, что будет означать прекращение действия данной доверенности.
Несмотря на деловую завесу юридических вывертов и непостижимой для нормального человека казуистики, смысл документа, по моему размышлению, сводился к следующему.
Поставив свою подпись на последней странице рядом с уже имеющейся размашистой подписью Клода М. Романеля, Спри станет, и в то же время не станет богаче на половину общей оценочной суммы состояния Клода Романеля, которая согласно выведенной на последней странице цифре равнялась на день подписания документа 23 миллионам долларов с мелочью.
Я поведал свою интерпретацию Уортингтону, и он с энтузиазмом ответил:
– Очень хорошо, Шелл. Ты понял почти все правильно. Но в нашем деле именно эти «почти» приводят к недоразумениям и несусветной путанице, которую приходится устранять нам, адвокатам. Естественно, данная доверенность еще не раз будет подвергнута тщательнейшему анализу на предмет ее законности и с честью выдержит все проверки. Ты правильно уяснил и то, что мисс Ром... мисс Уоллес станет богаче на энное число миллионов, если подпишет эту бумагу. Но, в то же время и не станет. Во всяком случае, не сразу и с большими оговорками. Все компоненты состояния, перечисленные в этом документе, – Бентли кивнул седовласой головой в сторону Спри, которой я вернул доверенность, – станут юридическими субъектами полноправного совместного владения мисс Уоллес и ее отца, мистера Клода Романеля, с того момента как она поставит свой автограф. Однако с этого момента и далее ни доверитель, ни доверенное лицо не смогут воспользоваться перечисленным состоянием без одобрения другой стороной, оформленного в письменном виде как приложение к имеющемуся документу и подписанного обеими сторонами в присутствии адвоката доверителя и доверенного лица, а именно Бентли X. Уортингтона и никого больше.
– Насколько я тебя понял, Бентли, мисс Уоллес не сможет потратить ни цента из оговоренной суммы без согласия ее отца, Клода Романеля, оформленного письменно и в твоем присутствии.
– Точно. Однако это же самое ограничение распространяется и на мистера Романеля. Отныне и он сам не сможет распоряжаться своим состоянием.
– Ну и ну! Это все равно, что подарить коробку конфет, предварительно вынув их и заперев в буфете. Или вообще лишь подразнить свою маленькую дочурку, показав ей конфеты на недосягаемом расстоянии.
– Наоборот, Шелдон. И мисс Уоллес. – Он посмотрел на Спри, всем своим видом демонстрируя самое искреннее расположение. – В тот момент, как вы подпишете этот документ, вы сможете осуществлять полный, негативный контроль над огромным состоянием вашего отца, обеспечивая его неприкосновенность. Вы не сможете без одобрения второго подписанта распоряжаться своей долей – это правда. Но в то же самое время вы можете быть совершенно спокойными за сохранность активов, так как вправе наложить вето на любые траты со стороны отца, просто не ставя вашу подпись под соответствующим документом-приложением. И поверьте, это вам только на руку, учитывая возраст и состояние здоровья мистера Романеля.
Уортингтон умолк, поняв, что в запале сболтнул лишнее. Но Спри, казалось, не придала его последним словам особого значения. Она задумчиво произнесла:
– Кажется, мне понятны причины столь сложной в юридическом плане комбинации, мистер Уортингтон. Если разобраться, то отец не знает, какая я и чего от меня можно ожидать. Я угадала?
– Абсолютно, – сияя, ответил Бентли. – Вы попали в самую точку. Условия, которые мы тут обсуждаем, беспрецедентны, даже, я бы сказал, парадоксальны. Поразмышляем на эту тему дальше, если не возражаете.
Спри не возражала, я тоже.
– Мистер Романель, – продолжил адвокат, – неважно себя чувствует, к тому же недавно в него стреляли какие-то негодяи. – Он замолчал и спросил Спри: – Полагаю, вас информировали о столь прискорбных фактах?
– Да. Шелл рассказал мне все, что знает об этом деле, перед тем, как мы покинули Лос-Анджелес. Но он располагает довольно скудной информацией, к тому же очень скуп на слова. Я была бы вам очень благодарна, мистер Уортингтон, если бы вы посвятили меня в детали.
– К данному моменту, милая леди, Шелдон знает гораздо больше о сложившейся ситуации, нежели я. Однако продолжим наши рассуждения. Я убежден, что мистер Романель искренне желает, чтобы его дочь воспользовалась плодами его многолетних трудов. Чтобы она унаследовала его состояние в случае его смерти, или вкусила от этих плодов, пока он жив. Однако не следует забывать, что в данном случае речь идет о многих миллионах и его осторожность вполне понятна. Естественна, он не может доверить даже половину состояния кому попало, то есть ему нужны твердые гарантии, что дело его жизни не пойдет прахом.
Спри понимающе кивнула.
– Именно об этом я и говорил минуту назад. Я полностью разделяю вашу точку зрения на то, что было бы глупо и крайне неосмотрительно со стороны моего отца подписывать такие важные обязательства, когда он не видел меня двадцать лет. Это мог сделать только глупец, а я его таковым не считаю.
– Вот именно, мисс Уоллес! – воскликнул Уортингтон, озаряя кабинет улыбкой шесть на девять. – Именно поэтому составленный мной документ изобилует всем этим «если», обставлен многими, казалось бы, на первый взгляд противоречивыми ограничениями. Согласитесь, это была бы настоящая катастрофа, если бы его дочь вдруг оказалась каким-нибудь монстром – современной Ма Баркер, или Тифозной Мери, или...
– Медузой Горгоной, – подсказал я.
– Меду... – Уортингтон прервался и с любопытством взглянул на меня: – Медузой? Почему именно Медузой?
– Или Ксантиппой.
– А... вот ты о чем, – наконец дошло до Бентли. – Правильно, что, если дочь в глазах отца, конечно, оказалась бы еще хуже, чем ее мать? Впрочем, вы, слава Богу, далеко не такая, – заключил Уортингтон. – Не знаю, что на самом деле думает мистер Романель. Возможно, гадает. А что, если его дочь – какая-нибудь страхолюдина? – Адвокат вновь расплылся в широченной улыбке. – Но я уверен, что он будет приятно поражен. Как и я, мисс Спри. Такой красивой и сообразительной девушки я не встречал за всю свою многолетнюю практику. Редкое сочетание в женщинах...
Спри мило улыбнулась, подтверждая, что не относится ни к одной из категорий, только что перечисленных адвокатом.
– Итак, – подытожил Уортингтон, – мистер Романель разумно рассудил, не без моей помощи, что ему следует подстраховаться на тот случай, если его дочь вдруг окажется... недостойной его щедрости. Такое безответственное чадо могло умыкнуть половину его состояния и скрыться с каким-нибудь хахалем, надрывая животик от смеха над своим незадачливым, выжившим из ума папашей-маразматиком. – Бентли с усилием оторвал взгляд от приятного лица Спри и перевел его на мое, менее приятное. – Прокутила бы их где-нибудь в Беверли-Хиллз...
– Я знаю, где это, Бентли, – перебил его я, – так что не стоит отвлекаться.
– Теперь у меня не осталось ни малейшего сомнения в том, – закончил адвокат, пожирая глазами Спри, – что когда вы встретитесь с мистером Романелем, все его страхи и опасения развеются, как утренний туман. – Его явно тянуло на лирику.
– Да разве может быть иначе? Мисс Уоллес, вы... вы... что-то особенное... н-да...
– Бентли, – строгим голосом вернул я его из заоблачных высот. – Значит, можно надеяться, что когда мистер Романель убедится в том, что его дочь – не женский вариант Аттилы царя гуннов, он возможно снизит свои драконовские ограничения, замурованные с твоей подачи в этом документе?
– Ну... да... конечно... Думаю, что да. И мисс Уоллес сразу станет очень богатой женщиной.
– Мы не обсудили еще один аспект, – прервала его Спри, – о котором я говорила с Шеллом. Я... не уверена в том, что захочу получить эти деньги, то есть половину его состояния.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51