– Всех?
– Ну, тех, которые прибыли со мной.
Я покачал головой.
– В самом деле подозрительно, Шейх. Как вы думаете, кто мог бы учинить вам такую обиду? Есть какие-нибудь соображения по этому поводу?
– Никаких. Ни одного соображения. Это вы должны сообразить, и немедленно!
– Да. Конечно. Но все-таки подобные действия подразумевают у злоумышленника какой-то план, разработанный заранее, знание деталей. Ведь надо было подобрать соответствующую машину, точную копию заказанного вами лимузина. И если эта шалость – дело рук какого-нибудь вашего недоброжелателя, он должен был загодя подыскать убежище, где можно скрыть похищенное. Целый гарем!.. Здесь предстоит небольшое расследование, Шейх. Он ведь не мог въехать в первый попавшийся отель! – Я сделал паузу. – Полагаю, у вас есть недоброжелатели?
– Ха-ха! – ответил он. – Есть ли у меня недоброжелатели? – Затем помрачнел. – Никто – ни враг, ни друг – не знал о моем намерении приехать сюда, в эту страну. Я уже предупреждал вас, что секретность в нашем деле – это главное.
– В каком деле?
– В нашем. И это очень много значит для меня.
– Я хочу все же уточнить, в чем именно следует соблюдать секретность?
– Об этом, мистер Скотт, разговор состоится позже. Если вообще состоится. Прежде всего найдите и верните гарем. Верните его мне! А потом, может быть, я расскажу вам все остальное. Но не раньше.
Мы еще побеседовали, но Шейх представил мне только самую необходимую и весьма скудную информацию. Ничего заслуживающего внимания! Сведения, полученные в агентстве по прокату машин и в отеле, где остановился Шейх, также мало что дали. В полицию не обращались, и не обратились бы ни под каким видом, из-за «особой секретности» дела, подчеркнул Файзули.
Я уже упомянул о том, что он звонил в отель «Касакасбах». Затем Шейх регулярно пользовался моим телефоном: набирал какой-то номер, молча слушал, молча вешал трубку. Так продолжалось не раз и не два. Наконец он снова позвонил в свой отель и после недолгого разговора повернулся ко мне.
– Ничего не изменилось. Ситуация все та же! Итак, мистер Скотт, слово за вами. Как вы собираетесь действовать дальше?
– Есть кое-какие мысли. Но, пожалуйста, не дергайтесь, если я не раскопаю чего-нибудь в ближайшие час или два или если меня будут занимать дела моих клиентов – все равно наш договор остается в силе. Я дам знать, если вдруг что-то прояснится.
– Это меня устраивает. Да, устраивает... Но вы сделаете попытку?
– Да-да. Не теряйте надежды... Только дайте мне сначала осмотреться и порыскать вокруг.
К этому времени мы оба уже были готовы отправиться из отеля в это неопределенное «вокруг».
Было полчетвертого, когда Шейх Файзули сообщил мне, что переговорил кое с кем в отеле «Касакасбах», а также с Харимом Бабуллахом. И в этом можно было не сомневаться, как и во всем остальном, что касалось Шейха. И я был уверен, что в результате его переговоров получу, как он выразился, «карт-бланш».
Пока мой необычный посетитель ждал меня, я отправился в спальню, нацепил сбрую со своим «курносым» многолетним спутником, столь приятно мне знакомым кольтом 38-го калибра, убедился, что он надежно покоится в своей кобуре, выдернул белый парусиновый пиджак из платяною шкафа и вернулся в гостиную.
Когда я втискивался в пиджак, Шейх Фрйзули заметил мою амуницию и выступающую рукоятку и сказал:
– Вижу, вы берете с собой оружие. Это необходимо, мистер Скотт?
– Я беру его нечасто. Без него порой не обойтись. А таскать его с собой постоянно – это уже чересчур.
Я подошел к двери. Файзули следовал за мной.
– Вы будете в своем отеле? – спросил я.
– Да, большей частью.
– О'кей. Буду поддерживать с вами связь, Шейх.
– О, еще одно, сэр. Мелочь, но все же...
Моя рука уже лежала на дверной ручке.
– Да?
Он тихо рассмеялся.
– Может быть, я впал в излишний лиризм, когда описывал вам неотразимые прелести моих жен?
– Да, этот женский пасьянс, разложенный умелой рукой, впечатляет. Действительно, вы были порой излишне лиричны. И что же?
– Пожалуйста, мистер Скотт, пусть мои пламенные речи и все описания прекрасных жен не ударят вам в голову, как игристое вино. В голову или... куда-либо еще. Ведь это естественно, когда представляешь себе сладостные и сочные лепестки их губ...
– Гм-гм. Ну еще бы! Воображения у меня на это хватит.
– Как гладки и податливы их белые, подобные слоновой кости бедра...
– Я понял, Шейх! Не надо вдалбливать мне это в голову!
– Видите ли, это был с моей стороны прием. Шутливый, но верный способ заставить вас заинтересоваться моим затруднением. Я искушал вас, чтобы побудить к действию. Но... поймите меня правильно, я не желал бы, чтобы вы впали в соблазн иного рода. – Он помолчал. – Вы мудрый человек. Конечно, вы понимаете, что такое – пагубная страсть, и сумеете ей противостоять.
– Прекрасно понимаю! Так, говорите, я мудрый человек? Уверяю вас, когда я спешу, то становлюсь еще мудрее. Очень скоро я, возможно, стану таким блестящим детективом, что буду светиться даже среди бела дня.
Он снова улыбался.
– С моей стороны было жестоко дразнить вас таким количеством жен, не так ли?
– Ну да, вы покачивали ими перед моим носом, как гроздью бананов. Но я не назвал бы вас жестоким. Во всяком случае, вслух. Может быть, хитрым и чересчур темпераментным. Но...
– Но ведь вы понимаете, какова цель, мистер Скотт? Эта цель оправдывает все средства. Как бы иначе я сумел вызвать в вас столь живой интерес?
Я ничего не ответил. Возможно, зря. А может, наоборот: иногда молчание – золото.
Оценив мои колебания, Шейх Файзули улыбнулся бледной бескровной улыбкой и сказал:
– Мгновенное понимание – привилегия избранных. Но, отвлекаясь от перлов моей философической мысли, надеюсь, вы согласитесь, что и шейх имеет право на небольшую шутку?
Но я не собирался разменивать золотой слиток моего молчания.
Мы молча вышли из номера, вместе спустились по лестнице в вестибюль. «Спартанца».
Мой автомобиль был припаркован напротив отеля, через дорогу. За ним, моим голубым, как яйцо малиновки, «кадиллаком», я мог видеть зелень тщательно ухоженной территории Уилшир-Кантри.
Мы остановились в дверях «Спартанца». Прежде чем шагнуть на тротуар, я сказал Шейху Файзули:
– Позвоню через час или два, что бы ни случилось.
– Прекрасно, – ответил он. – И поверьте, я не забуду вашей помощи. Благодарю вас, мистер Скотт.
– Пока не за что, Шейх. До свидания.
Я начал переходить улицу.
И в этот момент меня подстрелили.
Один выстрел последовал за другим. Стреляли прицельно.
Я не подумал, что убит, а раз так, то вполне резонно было предположить, что я в самом деле жив. Я сознавал, что лечу на землю, – отчасти потому, что услышал глухой стук падения и почувствовал, как в тело впилась пуля, отчасти из-за того, что дернулся, пытаясь двинуться дальше – боком, в сторону и вниз, – и все это одновременно. И я понял, что упал, когда моя голова откинулась назад и со всего маху ударилась о черный асфальт улицы.
В меня и раньше стреляли и даже чуть не убили. Я понимал, что не очень сильно ранен, скорее только задет. Стрелявший хотел, должно быть, оскорбить меня и унизить, верной моей погибели он не добивался. Хотя кто знает? Тем более в первые секунды после падения.
Я был в шоке. Потом ощутил острый холодок страха и растущее недоумение. Но боли не было, просто тупо ныл затылок, которым я крепко приложился об асфальт. Мне было плохо, и сначала я мог думать только об этом. Но сквозь подступающую дурноту в мозгу огненными буквами начали высвечиваться уже знакомые мне слова: «Я знал это».
Знал, когда связался в этими печально взирающими на меня неудачниками, этими меланхоликами! С поникшей Одри и мрачным Джиппи. Уже тогда я почувствовал, что со мной непременно случится что-то ужасное. А может быть, дело было не в них. Может, причина была совсем в другом, в том, что обозначалось одним коротким словом «фатум». Рок. Что-то ужасное, предназначенное только мне, неотвратимо маячило впереди. «Видишь? – сказал я себе, лежа в собственной крови на улице Россмор. – Ты уже и рассуждаешь, как эти неудачники. Думаешь, как Джиппи... И как Одри... Из-за которой и с которой это все началось».
Да, Одри... Все это началось с Одри.

Глава 3

Первым признаком того, что где-то в огромном мире существует Одри Уилфер, было не ее лицо или голос. О ее присутствии на земле меня известило легкое «тук-тук-тук».
В то теплое октябрьское утро я сидел, откинувшись на спинку вращающегося стула, лицом к большому и, как и я, основательно побитому бюро красного дерева. Глядя на это бюро, отделанное дубленой козлиной кожей, я мрачно размышлял о своей последней милашке, этой глупышке Кронетт. Она была орешком, который мог раскусить кто угодно, не обязательно детектив.
Кронетт имела обыкновение отделываться отговорками:
«Я бы с удовольствием, но у меня ужасная головная боль...»
Или ужасная заусеница, или геморрой, или сломанный хребет, или как там это называется... Отговорок хватало. Если же между нами все-таки что-то происходило, то в ужасной спешке.
Стоит ли удивляться, что, размышляя о ней, я был несколько не в себе?
Поэтому сначала у меня не было уверенности, что я действительно что-то услышал. Но «тук-тук-тук» повторилось.
Кто-то стучал или тяжело дышал прямо в стекло дверей моей конторы. Странно, но на память мне пришел Эдгар По и его черный ворон, твердивший: «Nevermor».
– Ну! – крикнул я все еще кисло – сожалею, что это было именно так, но тогда я еще ничего не знал об Одри. – Если ты крошечная птичка, то или влетай или отправляйся высиживать яйца!
После этого наступила пауза, показавшаяся мне долгой.
Наконец ручка повернулась, последовал толчок – и створки двери разошлись, образовав щель в два-три дюйма... Еще пауза, еще один внезапный толчок... и вошла она.
Вот она совсем недалеко, делает два шажка, быстро-быстро. Останавливается, стоит неловко, скованно, руки плотно прижаты к груди, прячут что-то в складках одежды. «Может быть, маленький острый маятник», – подумал я, все еще не в силах отделаться от мысли об Эдгаре По. Смотрит на меня, или почти на меня, но немного в сторону. Высокая, худая, острые локти вперед. Темные туфли, темные юбка и блузка, старый серый свитер, еще что-то неопределенное, застегнутое на все пуговицы. Она кажется женщиной, состоящей из сплошных углов и серости. Не знаю, как насчет острого маятника, но сердце мое пронзила внезапная жалость.
Я отнюдь не сентиментален, даже весьма отнюдь, но в ту минуту мне захотелось встать, подойти к ней, прижать к сердцу и сказать утешительно:
«Ну, ну, все в порядке. Все хорошо».
Не знаю, почему я испытал такой внезапный порыв – грусти? жалости? нежности? – но, к счастью, это странное и приятное чувство быстро прошло. Полагаю, однако, что любой, завидев тонущего, захлебывающегося человека, явно идущего ко дну, не задумываясь схватил бы беднягу за волосы и попытался выволочь на берег. А это худое, трагическое и некрасивое создание выглядело так (если можете себе представить, чтобы кто-нибудь так выглядел), словно тонуть для него – обычное состояние. Тонуть, все глубже и глубже погружаясь в пучину отчаяния.
Я испытал еще один приступ нежности, телепатии или слабоумия – считайте, как угодно, – и это было, когда на мгновение представил, что там происходит у нее в уме в продолжение той длинной паузы, которая наступила после моего совета ей отправиться высиживать яйца.
– Привет, – сказал я бодро, но бодрость эта была неловкая и наигранная. При этом я испытывал настоятельную, хотя и необъяснимую потребность сделать так, чтобы это бедное, утопающее существо почувствовало некоторое облегчение перед тем, как оно окончательно пойдет ко дну и, стало быть, навсегда исчезнет из моего поля зрения, оставив после себя одни лишь пузыри.
– Входите, входите, мисс... мэм... или кто вы гам... Все приносят сюда свои проблемы. Я уверен, что у вас их множество...
Ошибка. Но почему-то я не мог остановиться – теперь она смотрела прямо на меня, все еще стиснув пальцы, – ее кулачки, на которых обозначились тонкие косточки, казалось, что-то сжимали, надеюсь, все-таки не маятник... Возможно, она придерживала неоперабельную грыжу или смещенный пупок – по крайней мере, такое можно было предположить по выражению ее лица и по тому, как задвигались ее губы, силясь что-то вымолвить...
– Пожалуйста, садитесь, – пригласил я, вставая. И указал на обитый кожей стул, добавив: – Держу пари, вас смутило, что я смеюсь в своем кабинете и выкрикиваю о каких-то птичьих яйцах... Я думал, честно говоря, о вороне Эдгара Аллана...
Произнося эту галиматью, я постоял и без всякой разумной причины брякнул:
– Прошу прощения.
– Мистер Скотт? – У нее оказался тихий и нежный голос. Странно было его слышать от такой нескладной, угловатой женщины. Я кивнул ей, ободряюще улыбаясь. За этим ничего не последовало. Я подумал, она собирается что-то сказать, возможно, что-нибудь важное. Но ничего! Время, вязкое и медленное, тянулось и тянулось, и я не выдержал:
– Да, мэм, это я! – В эти простые слова я постарался вложить как можно больше искренности и тепла. – Это я. Шелл Скотт, частный детектив. К тому же хороший. Уж если я сам это говорю... И недорогой.
Еще одна ошибка с моей стороны.
– Это хорошо, – сказала она своим нежным голоском. – У меня всего тридцать долларов. Здесь, с собой. Могли бы вы... Достаточно ли этих денег, чтобы найти моего мужа? Сколько вы берете за ваши услуги?
– Ну... по-разному.
Я хмуро поглядел на нее. Она меня раздражала.
Вообще-то я беру сто долларов в день, это минимум, плюс расходы. Она же имела наглость предложить сумму, за которую я не взялся бы искать и расписную черепаху, потерянную в зоомагазине полминуты назад. Она бы могла заранее справиться, какова моя цена, а не являться сюда, будто ее выбросило на необитаемый остров, как доску с потонувшего корабля «Гесперус» или «Вечерняя звезда», если угодно...
– Что касается вашего мужа, – сказал я резко, – тридцать долларов это чересчур, если он прячется в соседней комнате... Ах, простите!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36