А время между моментами эмиссии и возвращения импульса легко можно перевести в футы.
– Особенно если умеешь это делать в уме.
– Верно. Или, еще вернее и лучше, если делать это с помощью компьютера. Это очень простое уравнение: время в микросекундах делится на два и умножается на скорость импульса в футах на микросекунду, а это равно расстоянию в футах до зондируемой точки.
– Да, но что у нее там внутри? Сверхмощные маленькие батарейки?
– Собственно, там нет того, что вы называете батареями. И нет никаких вращающихся или двигающихся частей.
– Но ведь эта ваша чертова штука никуда не подключена. Из какого же источника она берет энергию, Дев?
– Конечно, подключена. – Он указал на полированный штырь, спускавшийся из центра платформы и заглубленный в почве.
Я знал, что в днище холаселектора имеется маленькое круглое отверстие, в которое плотно входил верхний конец штыря. Стало быть...
– Он подключен к земле, – сказал Дев.
– Неужели? Когда в следующий раз у меня в квартире погаснет электричество, я вставлю вилку от лампы в газон.
– Единственное, чего вы хотите, Шелл, это острить. Тесла верил, что это возможно – черпать энергию из земли в любой точке ее поверхности, и для этого не требуются никакие приспособления или динамо, кроме динамо старой матушки-Земли. Черт, да ведь земля по своей сути магнит. Большой, конечно, но нам станет понятнее, если мы мысленно уменьшим ее размеры до фута или нескольких дюймов. И вот вам пожалуйста – круглый магнит... два полюса – северный и южный, магнитные потоки вокруг всего ее тела, от одного до другого полюса. Она вращается в пространстве, которое напичкано другими магнитными потоками и огромным количеством энергии. Но давайте закругляться. – Он посмотрел на часы. – Мне надо быть дома.
– Может, прямо сейчас и отправимся, чтобы особенно не спешить?
– Немного времени еще есть. Я собираюсь кое-что рассказать вам, Шелл, и слушайте внимательно, мой подозрительный друг, потому что следующая минута может изменить вашу жизнь в корне и сделать вас фантастически богатым. Эта скважина, ныне покинутая, имеет глубину шесть тысяч двести футов. Самая глубокая скважина на этом участке уходит в землю на шесть тысяч футов. Теперь вы можете видеть, – он дотронулся до листка, где делал какие-то пометки, – какое показание мы получили, точнее, какое показание вы получили, Шелл. Что оно означает? Что внизу на глубине в три четверти мили, наибольшей, на которую велись в этом месте разработки, залегает значительное количество углеводородов.
– Вы говорите, что те, кто начинал вести разработки в этом месте, не стали бурить на достаточную глубину, верно?
– Не совсем. Они взяли свое – добрались до весьма прибыльной зоны и выкачивали столько, сколько хотели. Но за двадцать пять лет тот горизонт полностью истощился. Но они не знали, ни один живой человек, кроме меня, не знал и не знает, а теперь вот знаете еще и вы, Шелл Скотт, это то, что на три четверти мили вглубь от этого места есть еще один горизонт, еще один резервуар, полный нефти и газа. Причем газа столько, что его давления хватит, чтобы заставить нефть подыматься на поверхность без всякого насоса – она польется рекой, забьет фонтанами, стоит прикоснуться к этому месту. Я пока не проверил всего участка, но готов побиться об заклад, что под нами залегает не менее ста миллионов баррелей, и они только дожидаются, чтобы кто-нибудь пришел и взял их.
Он помолчал.
– Конечно, кто-нибудь, кто понимает, что здесь есть нефть.
Я только хлопал глазами. Некоторое время я только хлопал глазами.
Сто миллионов баррелей? Сто миллионов баррелей? И всего на глубине трех четвертей мили?
– Не точно трех четвертей мили, что составляло бы три тысячи девятьсот шестьдесят футов. Но примерно на сто шестьдесят футов меньше. Придется бурить что-то за пределами шести тысяч семисот футов глубины.
Я присвистнул.
– Помню, что первая скважина, которую вы проверили, та, где до сих пор работает насос, заставила стрелку сдвинуться только на двадцать делений. Здесь та же самая стрелка начала выделывать черт-те что и успокоилась, только когда перевалила за отметку «100». Конечно, я не думаю, что это означает нечто удивительное.
– Чтобы быть точным, скажу, что стрелка дошла до отметки в «сто двадцать шесть». И это на шкале, где максимум – «сто восемьдесят». А это означает много. Чем больше показания, тем богаче залежи, тем массивнее нефтеносный слой в этой точке. Это не говорит, правда, о размерах поля, о его границах, я должен еще проверить весь этот участок, снять сотни показаний, выявить, так сказать, его края и в их пределах определить разные глубины, толщу, концентрацию залежей углеводородов. И на основе этих данных рассчитать вероятные размеры залежей.
Он провел рукой по волосам и кое-где взъерошил их.
– Это, собственно, как рентген, только здесь вместо рентгеновских лучей вы используете сочетание ультразвуковой, резонансной и лазерной технологий. И получаете голограмму, двухмерную карту, которую можете воспроизвести. А двухмерную карту вы можете спроектировать в трехмерное пространство – вот вам и данные для анализа.
Я покачал головой, посмотрел на его замечательный прибор, который начинал мне казаться все менее и менее похожим на «дудлбаг».
– Этот маленький приборчик, должно быть, стоит несколько миллиардов, – сказал я.
– Пока что я получил за него шестьсот тысяч.
– Шестьсот тысяч долларов?
– А чего же еще? Не земляных же орехов. Если бы не последние достижения физики твердого тела, науки о молекулярном строении вещества, в микроминиатюризации, то, несомненно, все эти неоспоримые достижения должны приписываться исключительно гению Девина Моррейна, о котором мы услышим гораздо больше, когда этот маленький приборчик будет стоить в десять раз дороже и будет больше, чем мой дом.
Он снова посмотрел на часы, добавив:
– К которому мы сейчас устремимся как можно скорее.
– Может быть, не слишком быстро, а?
Дев понес свой прибор к автофургону. И здесь, прежде чем он уложил свое чудо на место и запер на замок, я бросил на прибор последний взгляд. И, признаюсь честно, довольно невзрачный «ящик» со шкалами и пластиковыми кружками, предстал передо мной как настоящий магносонантный холаселектор.
Когда Дев выбрался наружу, я сказал, оглядываясь на заброшенную скважину, где мы только что были:
– Сто миллионов баррелей, а? Настоящей нефти, которую можно продать не за земляные орехи, а за доллары. Повторите мне, что вы не валяли дурака и не шутили.
– Я прям как стрела, честен и известен выдающимися добродетелями.
– О'кей, вам не надо лгать, чтобы убедить меня. А сколько мы теперь требуем за баррель нефти? Доллар? Два?
– Скажем, три с половиной, если нефть среднего качества. Но больше, если в ней низкое содержание серы – меньше примесей, поэтому она дороже. Но вы должны учитывать, что цены на нефть любого качества будут расти и расти.
– К чему я клоню, Дев... Вы ведь не пытаетесь разыграть меня? И уж простите, что у меня остались некоторые сомнения насчет вашей абсолютной правоты, искренности, мотивов и даже здравого смысла. И вот почему. Вы толкуете о трехстах пятидесяти миллионах долларов и сидите на этом коровьем пастбище, ожидая, когда первый попавшийся малый, который это унюхает, начнет здесь бурить и выкачивать вашу нефть.
– Блестяще. Сто миллионов баррелей по три доллара пятьдесят центов за баррель равно тремстам пятидесяти миллионам долларов. Неужели вы это сосчитали в уме, а?
– Считать деньги – мой дар. О'кей, если нефть находится здесь и это не пустая болтовня, тогда почему вы сами...
– Почему? Похоже, что вы, – он щелкнул большим и указательным пальцами, – довольно славный малый...
И это было все.
Поэтому, когда он начал забираться за руль своего «CMG», я сказал:
– Так оно и есть. И я готов биться об заклад, что вы не преувеличиваете. Я еще подумал с минуту и добавил:
– Но у меня могут зародиться кое-какие мрачные подозрения, если я в вас ошибусь.
Когда я уселся на пассажирское место и защелкнул ремень безопасности, а мои ноги прочно уперлись в пол, Дев искоса посмотрел на меня.
– Минуту назад вы упомянули о мотивировке. Это, а также то, что вы заговорили о миллионах, навело меня на забавные размышления. Только вы и я знаем об этом поле, и если вы недостаточно порядочный, честный и благородный парень, то у вас есть то, что я называю отличным мотивом убить меня. Хотя это не обязательно.
– Рад, что вы об этом подумали, – сказал я. – Серьезно, я не могу придумать более смешной причины для убийства, чем триста пятьдесят миллионов долларов.
– А я могу. Четыреста миллионов. Или несколько миллиардов.
– Ха-ха. Но я тоже размышлял, Дев, пока вы занимались тем же самым. Я не мог не задуматься вот о чем. Что, если бы я, кипя коварством и алчностью, тюкнул бы вас по голове, потом превратил все свое земное имущество в наличность, закупил оборудование и просверлил бы здесь дырку глубиной более шести тысяч семисот футов. И там, на дне, набрел бы на большое поле люцерны?
– Чего?
– Не важно. Вся эта нефть действует мне на нервы. Поехали.
Нет нужды говорить, что менее чем через полсекунды после того, как я это предложил, мы тронулись.

Глава 17

Путешествие назад оказалось легче. Я ни разу не зажмурил глаза, и мы даже смогли долго поддерживать разговор.
Основная часть этого разговора была о нефти, холаселекторе Моррейна и обо всякой всячине, касавшейся моей работы. Но, приближаясь к дому, Дев отпустил пару замечаний об «аспектах» и другой астрологической специфике, и я сказал:
– Это верно, что вы с Сайнарой Лэйн добрые друзья?
– Конечно. Она душка, замечательная девушка и замечательный астролог, лучший из всех, кого я знаю.
– Похоже, что вы знаете многих.
– Нескольких.
– И вы падки на это, да?
Он не отрывал взгляда от дороги, но я увидел, что он улыбается.
– Почему бы и нет? Факт заключается в том, что несколько лет назад я считал это все чушью, что и решил доказать Сайнаре. Это отняло у меня год, но я узнал об астрологии достаточно, чтобы понять, что не могу этого доказать.
– Не можете доказать, что это фальшивка, да? Это странно.
– Не так уж странно. Многие из действительно компетентных и хорошо известных профессиональных астрологов начинали с того же. Изучали астрологию, чтобы ее разоблачить – мол, это лженаука или искусство, основанное на жульничестве. И всегда оказывалось, что сеанс разоблачения не состоится.
– Это странно...
– Вы на это не купитесь, да?
– Я и гроша за это не дам.
– Но вы ведь сами не изучали астрологию?
– Черт возьми, нет, конечно!
– Это знаменательно.
– То есть?
– Большинство так называемых ученых высокомерно поносят астрологию, называют ее шарлатанством и даже хуже. Особенно этим грешат астрономы, они не слышали даже, что их собственная наука выросла из астрологии, и знают о ней не больше, чем вы. А может быть, и меньше. По крайней мере вы недавно получили о ней некоторое представление.
– Думаю, получил. От... – Я умолк и посмотрел на Моррейна. – Да, но как вы об этом узнали? Мы с вами впервые встретились час назад, а раньше обо мне вы наверняка никогда не слышали.
– Каюсь, никогда не слышат о вас, только за полчаса до нашей встречи узнал о вашем существовании. Трудно в это поверить, но, хотя я никогда прежде не слышал о Шелле Скотте, моя жизнь не казалась мне пустой.
– Значит, только за полчаса до нашей встречи?
– Именно так. После того как поговорил со своим другом Джиппи Уилфером, который чувствовал себя настолько хорошо, что намекнул, будто и вы не так уж плохи. А Одри Уилфер, краснея, призналась мне, что поцеловала вас куда-то рядом с ухом. Которым вы, несомненно, намеревались соблазнить ее. Я пространно побеседовал еще и с прекрасной Сайнарой.
– В больнице? Сайнара была там?
– Нет, она позвонила, чтобы поговорить с Джиппи. Специально, чтобы успокоить его и уверить, что она изучила его гороскоп и убедилась, что худшие из его проблем уже решены и что он может брести вперед рука об руку с Одри по дороге в Юм-Юм, усыпанной лимонными леденцами.
– Она так и сказала?
– Едва ли. Это моя интерпретация, предназначенная для неверующих и непосвященных. Но если желаете, могу это изложить в научной форме, сказать о Скорпионе и Солнце в восьмом доме и в числе троицы с его пятым домом, и с Юпитером в знаке Рака, и что, пока Юпитер переходит в знак Рыб, тогда и происходит восхождение Джиппи, в котором он объединяется с движущимся Солнцем и Юпитером, стоящим на его пути к ориентированному на прибыль второму дому, в то время как Сатурн наконец...
– В Юм-Юм, это хорошо. Сайнара говорила что-нибудь обо мне?
Он посмотрел в мою сторону с кривой ухмылкой на своем загорелом лице.
– Она сказала, что вы, вероятно, спросите об этом.
– Черт возьми, она не может знать, что я собирался спросить у человека, которого еще даже не видел...
– Конечно нет. Кто сказал, что может? Я так понял, что гут сработала интуиция. У нее было кое-что сказать и о вас, и это ужасные веши, поверьте, но она осторожно намекнула, что вы, возможно, не совсем еще пропащий...
– Она позвонила в больницу как раз в те минуты, когда состоялся ваш краткий визит туда? Интересное... совпадение.
– Вовсе нет. Это было спланировано. Просто еще один ход в хитроумной игре, в которую она и я решили сыграть, чтобы ввести вас в заблуждение, украсть восемьдесят два доллара у Джиппи и свергнуть правительство.
– Сайнара должна была приехать и все разболтать.
– Она упомянула, что вы весьма подозрительный тип, но, откровенно говоря, производите впечатление сильной личности. Это, вне всякого сомнения, объясняется вашей постоянной близостью к разным низким особям, которые пытаются низвести вас до своего уровня, и с этой точки и начинается ваше падение. Тем не менее, Шелл, я думаю, что это хорошее дело...
– Она болтушка, сплетница, она...
– Или по крайней мере не безнадежное, так как вам не удалось заподозрить нас, невинных, а вас ведь могли ввести в заблуждение виновные.
Последние несколько минут, когда мы уже оказались на Гранит-Ледж-роуд, я заметил, что Дев сбавил скорость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36