Кроме того, он мне всегда казался несколько снобистским и душным.
Несмотря на это и свое не слишком благозвучное имя, «Касакасбах» – один из красивейших и лучших отелей не только в Лос-Анджелесе, но и в США. Он может похвастаться многочисленным штатом опытных и профессиональных сотрудников, способных преодолеть апломб и справиться почти с любой возможной ситуацией. Почти с любой.
После того как я переместил гарем из бывшего супермаркета в свой «кадиллак», чувствуя себя при этом точно пастух, загоняющий отару овец в «фольксваген», моей следующей заботой стал звонок в полицию. Было вполне естественным сообщить им о тех волнующих событиях, участником которых мне довелось стать. Но вдруг до меня дошло, что я сам себя посадил на рога острейшей дилеммы.
Первым «рогом» было мое обещание Шейху Файзули блюсти секретность в его деле. После того, что эта воздушная Сайнара наговорила ему, он должен совсем потерять веру в человечество, начни я болтать о его шести исчезнувших женах.
Но я не мог и Моллюску позволить пойти в полицию, что он, кажется, очень хотел сделать, когда мы с ним беседовали в последний раз. Это не только повредило бы гарему, но, весьма вероятно, и мне. Моллюск изобразил бы дело так, что я набросился на него без всякой причины, а я не смог бы доказать обратное – из-за все той же сугубой секретности. Таков был второй «рог».
Короче говоря, я не стал звонить в полицию и засунул скрюченного Моллюска, все еще перевязанного проводом, но в полном сознании, в багажник своего «кадиллака» – до той поры, пока не смогу предоставить ему более просторное убежище. Надо сказать, он уже порядком устал от меня.
Подъехав к отелю «Касакасбах», я остановился как раз там, где начинался ярко-красный ковер – по нему ступали гости, входящие или покидающие отель. В просторном холле росли живые банановые пальмы. Среди всей этой роскоши меня томило смутное беспокойство, но в то же время было и ощущение какого-то пьяного умиротворения, как я думал, заслуженного. Я чувствовал себя расслабившимся больше, чем когда бы то ни было за последнее время. Мне оставалось сделать совсем немного, но я был уже готов умерить темп. Мне требовалась короткая передышка в бою.
Я выключил зажигание. Оглядел свой цветник, в котором буквально утопал. И сказал, улыбаясь:
– Ну, девушки, вот мы и дома! Сейчас вы предстанете перед своим супругом и повелителем.
Они молчали. Ну что ж, не привыкать.
Я вышел, обогнул рысцой машину и распахнул для них дверцу как нельзя более непринужденно.
Я бывал в отеле «Касакасбах» и раньше, но уже забыл вышколенных швейцаров и портье с их сверхэффективностью, напоминающей рекламные ролики, посвященные автозаправочным станциям. Знаете, когда кто-то подъезжает с намерением посмотреть, отчего спускает шина, а вся армия сумасшедших в униформе бросается ему навстречу и делает все, кроме разве что высокооктановой клизмы. Поэтому, наблюдая всю эту отельную суету, я немного смутился.
Там был ливрейный или ливреистый – я никогда не мог запомнить, как правильно это произносится – швейцар и высокий немолодой малый, функции которого остались для меня непонятными. Похоже, когда-то он был генералом перуанской армии и сохранил при себе всю былую внушительность. Там же находился главнокомандующий ночных сторожей с двумя адъютантами: молодым человеком, который мог убрать с дороги вашу машину, и парнишкой, который, я думаю, годился для того, чтобы отполировать клиенту клюшки для гольфа. Если они у клиента есть.
Внезапно они все разом возникли передо мной и посмотрели так, будто я был последним из тех, кто дает крупные чаевые.
– Ну, – сказал я приветливо. – Здесь вас вполне достаточно. Но чего вы, собственно, хотите?
Генерал выступил вперед, улыбаясь улыбкой столь фальшивой, что я подумал: уж заодно ли и губы ему изготовили вместе с фальшивыми зубами? – и проговорил:
– Добро пожаловать в известный на весь мир «Каса...»... Что это, сэр?
Что я мог ответить? Моллюск в последнее время был несколько раздражен, да и вообще-то не отличался уравновешенным характером, если уж говорить честно. Вот он и начал брыкаться внутри багажника. Судя по звуку, колотил ногами по крышке. А может быть, головой. Во всяком случае, выходило достаточно громко.
– Бог мой, что это?
Раздался еще один глухой удар.
– Ничего, – сказал я.
– Но я слышу, и все мы слышим!
– Ничего, это один мой знакомый парень. Не о чем беспокоиться.
– Прошу прощения, сэр.
У меня не было даже самой туманной идеи, как я буду это объяснять, но, как оказалось, объяснения не потребовалось.
Швейцар, главнокомандующий сторожей, капитан гвардии носильщиков и вся их свита живо обступали мой «кадиллак», готовясь совершить то, что требует ритуал. И вдруг, будто повинуясь невидимому дирижеру, они замедлили движение, остановились и окаменели. Точно их всех в одно мгновение разбил паралич!
Шерешим, или по крайней мере видение, которое могло быть Шерешим, ступила на ковер с грацией и красотой истинной богини. За ней последовала материализованная гибкость в лице Якимы. Потом еще, еще и еще... И, наконец, последняя и невыразимо прекрасная – Разаженлах.
Мы, все семеро, прошествовали по красному ковру и вошли в холл с банановыми кущами. Мне даже не пришлось никому давать на чай.
Лифт, предназначенный специально для пентхауса – надстройки на самом верху отеля и этажа под ней, – шел вниз, когда я оглянулся и увидел Сайнару Лэйн, которая почти бежала по коридору ко мне.
Мы не встречались, как мне показалось, очень давно, но она все еще выглядела классно и вполне подходила для любого гарема, особенно когда двигалась, как теперь.
– Шелл! – окликнула она меня издали.
Я подождал, пока она подойдет, и сказал:
– Видите, я занят. – Но я сказал это шутливо, с широкой улыбкой, так мне казалось. – Ну, что вы хотите сказать?
Ее лицо приняло непроницаемое выражение.
– Что случилось с вами... с вашими... – спросила она, оглядывая меня столь детально, словно собиралась разобрать на запчасти.
– О да, я забыл. Удивлен, как меня сюда вообще впустили. – Я обхватил голову руками и ощутил, что она не совсем симметрична. – Такова моя работа, да. Вид, конечно, неважный, но... Объяснять дальше?
– Нет... Я вас остановила, потому что Джиппи ищет вас, Шелл. Он хочет вам что-то рассказать. Так мне кажется. А никто не знает, где вы.
– Я тоже не знал. То есть я не знал, куда попаду и где окажусь – до тех пор, пока не попал туда. А сам Джиппи не говорил, зачем я ему нужен?
– Нет, он звонил мне и спрашивал, не знаю ли я, где вы. Думаю, вам следует повидать его или по крайней мере позвонить в больницу.
Глаза ее становились все более удивленными. Она притворялась, что смотрит на меня, но взгляд ее перепархивал с цветка на цветок, так сказать. Она умирала от любопытства, я это знал, но тут лифт наконец добрался до холла, его дверцы раздвинулись, и вся наша толпа вошла в него, я и мой гарем. Я еще разглядел, как уходит Сайнара Лэйн, и мы стали подниматься.
Я был счастлив, что все пока идет так гладко. Я только на минуту задержался у конторки и сказал:
– Добрый вечер, мое имя Шелл Скотт, – как тут же заметил, что и здесь была такая же суматоха, как снаружи. Клерк нажал на кнопку – четыре раза, потом на другую – пять раз, и я подумал, что если бы здесь было фортепьяно, то он бы заиграл на нем. Менеджер отеля, владелец отеля и, я полагаю, председатель совета директоров всего конгломерата отелей, сменяя друг друга, стали расспрашивать меня, что мне угодно.
– Хочу подняться, – ответил я, показывая рукой в потолок. И больше ничего не потребовалось. Меня подвели к лифту, уверили, что любые мои желания в отеле «Касакасбах» будут рассматриваться как приказ, и пожелали всего, кроме веселого Рождества и счастливого Нового года.
Я немного опасался, не возникнут ли препятствия, когда я препровожу девиц на предпоследний этаж, который, вероятно, окружен Национальной гвардией или силами Харима Бабуллаха. По-видимому, мое беспокойство было лишено оснований. Видать, Шейх Файзули не бросал слов на ветер, когда говорил мне про «карт-бланш». На это я и уповал. Да, иметь на своей стороне такого союзника, как Шейх, совсем неплохо.
В «Касакасбахе» было двадцать два этажа, и скоро двери лифта бесшумно распахнулись на двадцать первом.
Я сделал знак рукой, показывая, что все в порядке и они могут следовать за мной. Наверное, я хорошо их натренировал, потому что они вышли из лифта еще до того, как я успел отдать свою команду. Но по крайней мере они вышли, а это было как раз то, чего я хотел, даже если эти тупые девицы и не обращали на меня внимания.
Итак, я вышел из лифта, и его двери закрылись. И я понял: мы это сделали! Я начал понимать даже больше: что я действительно вышел в поисках гарема, и нашел его, и отвоевал – отвоевал голыми руками! И совсем один доставил всех этих красавиц сюда, так сказать, оптом.
Гордость переполняла меня. Я чувствовал себя молодцом и готов был признать, что я – детектив, единственный в своем роде.
Но ставить точку, пока я не сдал товар с рук на руки и не получил от заказчика удостоверяющую сие расписку, было рановато. Хотя девицы уже обрели дар речи и выводили своими язычками бесчисленные рулады. Они оглядывались вокруг и казались весьма оживленными. Вся стайка весело перепархивала через холл, вскрикивая и щебеча – диковинные птицы в клетке, украшенной коврами.
Я махнул им рукой прежде, чем они исчезли.
– Да, правильно, идти надо туда.
Потом крикнул:
– Харим? О, Харим? Хэлло! Мистер Бабуллах? Кто-нибудь!
Никто не ответил.
«Конечно, – подумал я, – Шейх Файзули в отеле, только этажом выше, Харим наверняка с ним, потому что здесь до сих пор ему было нечего делать». Предположив это, я пошел вперед по красному ковру, толстому, упругому, похожему на пенистую резину. Птички разлетелись в разные стороны, и двери открывались и закрывались под аккомпанемент еще более громкий, чем я мог ожидать. Наконец одна из них – мне хотелось думать, что это была Якима – остановилась пред открытой дверью и прокричала:
– Куулуминемамараракиззамаизизизиам! – или что-то очень похожее.
На этот зов остальные пять красоток мигом слетелись к Якиме, и все тут же исчезли в обнаруженной ею комнате, чем бы она там ни являлась. Надеясь, что это все же не ванная, я проскользнул в дверь и последовал за девушками, стараясь разгадать, что они такое задумали.
Комната была огромна, скорее зал, и занимала, как я понял, четверть всего этажа, и то ли сам Шейх, то ли администрация отеля потратили целое состояние, чтобы превратить ее в иллюстрацию к «Тысяче и одной ночи».
Ковры были белыми, пушистыми, но по крайней мере сотня ярких цветных подушек и пуфов и подушечек, разбросанных там и сям, оживляли эту белизну. Там были бархатные диваны, на низких столиках – массивные вазы с цветами и огромные корзины фруктов. Гобелены, вязаные и тканые полотнища покрывали стены, прозрачные драпировки из какой-то чуть ли не самоцветной ткани сияли в нежном свете. Они разделяли огромную комнату на укромные закутки, подобные шкатулкам для драгоценностей.
Воздух был напоен нежнейшими ароматами. Откуда-то лилась приглушенная музыка, казавшаяся дуновениями сладостного ветра. Я узнал тонкий манящий голос камышовой дудочки, слабое «там-там», как если бы кто-то касался кончиками пальцев туго натянутой кожи, ритмичное, как бы робеющее «лин-лин-лин» струнных и некий звук, напоминающий смех бубенчиков, какие обычно танцовщицы носят на щиколотках. Но вся эта музыка не покрывала двух других мелодичных звуков, которым я не мог подобрать ни названия, ни сравнения. Один из них мог быть слабым гудением голосов, другой – журчанием воды, плещущей на круглые камни, но я предпочел бы считать это теплым медом, булькающим в старых, инкрустированных драгоценными камнями водяных трубах...
Именно в этот момент, когда мое воображение разыгралось до того, что я стал представлять водяные трубы, инкрустированные драгоценными камнями, я вдруг осознал, что позволил своей фантазии унести меня за тысячи миль отсюда. А что же произошло с девушками, пока я отлучился так далеко?!
Конечно, их не было поблизости! И на минуту я почувствовал, что у меня внутри образовалась тошнотворная пустота. Пламенное воображение мгновенно нарисовало мне мрачную картину: что, если враги Шейха и мои собственные, столь же черные душой, как и одеждой, нагнетают в комнату через систему кондиционеров опий? Или что-нибудь похуже? Вдруг они снова украли вызволенный мной гарем, пока я тут млел, очарованный и отравленный гипнотическим действием газов и великолепным «там-тамом» и журчанием медовых пузырьков?!
Но я сразу понял, где свили гнездышко мои птички, понял, прежде чем увидел их! Ибо я услышал радостный писк, охи и ахи, выражавшие ничем не сдерживаемое веселье. Поэтому их оказалось совсем нетрудно найти. Слава Богу, моих цыпочек не похитили снова!
Но сначала я никак не мог понять, чем они, черт возьми, занимаются?
А они, все шесть красавиц, прыгали, как дети, на огромном водяном матрасе, который был больше любой постели в двойном номере. Сначала мне показалось, что по размерам он равен всем полям люцерны, которые я когда-либо встречал. Но это должен был быть именно водяной матрас, потому что ни один другой матрас не вступает в эти игры с такой охотой и податливостью, что бы вы с ним ни делали. Это хорошо знают все, кто когда-либо прикасался к нему хоть одним пальцем.
Я двинулся вперед, полюбовался зрелищем, которое оценили бы и небожители, затем воскликнул:
– Красиво, черт возьми. Красиво!
Мне не было нужды придумывать какие-нибудь волшебные и поэтические слова, потому что девицы буквально в упор меня не видели.
– Черт возьми! – сказал я и поощрительно добавил: – Давайте, давайте!
И тут в первый раз они обратили на меня внимание. Точнее, не на меня, а на знак, который я сделал им руками. И, конечно же, ничего не поняли.
Они застыли. Ушло, прекратилось одушевлявшее их движение.
– Ну вы, куколки! – проговорил я резко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36