Чисто мужское убежище, отражавшее индивидуальность Дугласа больше, чем любое другое помещение из тех, что она уже видела.
Когда же он вернется?
Поселившись в доме Дугласа, она изменила свою жизнь настолько, что теперь чувствовала себя застрявшей где-то между прошлым и будущим — в туманном и неопределенном настоящем. Разумом она понимала, что пребывание здесь, с Дугласом, не более чем интерлюдия. Но сердце не желало соглашаться с доводами рассудка. Любовь не может долго находиться в забытьи, она либо оживет, либо погибнет.
Впрочем, за все эти годы она так и не умерла.
Открыв глаза, Жанна оглядела затененную комнату.
Дальнюю стену занимал камин, такой же изысканный, как в гостиной. По одну сторону от него высилась бронзовая подставка с каминными принадлежностями, по другую — большая медная ваза. Мягкая скамеечка, обитая гобеленом, словно приглашала продрогшего посетителя присесть у огня. Чуть дальше располагались два массивных кресла с подголовниками, обтянутые темно-бордовой тканью. Между креслами разместился резной столик в форме присевшего льва. На мраморной столешнице стоял канделябр со свечами.
Жанна поднялась с кресла и направилась к камину.
Над каминной доской висел портрет девочки. Художник запечатлел ее улыбающейся, словно она с трудом сдерживается, чтобы не рассмеяться. Голубые глаза искрятся лукавством, завитки черных волос обрамляют прелестное лицо и ниспадают на плечи. В руке она держит корзинку, из которой высовывается любопытная мордочка котенка.
Жанна обнаружила, что улыбается. Подойдя к окну, она раздвинула шторы. Лучи солнца осветили портрет, и Жанна, глядя в живые голубые глаза, поняла, что перед ней дочь Дугласа, Маргарет.
Боль, которую она ощутила при этом, была так велика, что Жанна схватилась за каминную доску, чтобы не упасть. Сходство с Дугласом поражало. Тот же цвет волос, те же голубые глаза и упрямая челюсть. Даже наклон головы и улыбка напоминали о Дугласе.
Останься ее дочь жива, в этом году ей исполнилось бы девять лет. Девочка на портрете казалась старше.
У Жанны сохранились лишь отрывочные воспоминания о том дне, когда родился ее ребенок. Она помнила, как восхищалась младенцем, лежавшим у нее на животе, и нежно прикрывала его ладонями, чтобы он не простудился. Все в нем было безупречным, от сморщенного личика до кулачков, молотивших воздух.
Повитуха, однако, заметила некий изъян.
— Гляньте-ка на ее ногу, — злорадно заявила она. — Метка дьявола, не иначе. Верный знак, что младенец зачат в грехе.
В подтверждение того факта, что Жанна лишилась своего прежнего статуса, никто из женщин, собравшихся в комнате роженицы, не возразил повитухе. Даже властная Жюстина не сочла нужным одернуть старуху.
Жанна пропустила мимо ушей ядовитую реплику. Она была слишком счастлива, чтобы позволить кому-то омрачить это мгновение. Да, на ножке ее дочери есть маленькая родинка в форме полумесяца, но она наверняка исчезнет со временем.
Время Одна из бесценных вещей, которые она воспринимала как должное в безмятежные дни своей юности Как же она была глупа!
Глядя на портрет Маргарет, Жанна испытала острую боль, словно в сердце ей вонзили нож. Ее охватил такой же ужас, как в то далекое утро. Лишь несколько мгновений ей позволили любоваться крохотным созданием, которое они с Дугласом сотворили, прежде чем Жюстина взяла младенца, туго спеленала и вынесла из комнаты.
Жанна чуть не сорвала горло, надрываясь от крика, пока ей не влили в рот снотворное.
И теперь, стоя здесь, она ощущала то же неизбывное горе.
Жанна судорожно сглотнула и не сдержала слез. Она медленно подошла к окну, задернула шторы и несколько мгновений простояла без движения, пытаясь овладеть собой.
Услышав за спиной шаги, она оглянулась и увидела Бетти. Не дожидаясь выговора за то, что оказалась там, где ей не следует быть. Жанна спросила:
— Вы знали ее мать? — Она кивнула в сторону портрета, внезапно охваченная жгучим желанием узнать, какой была жена Дугласа.
Бетти не спешила с ответом.
— Нам не полагается говорить о таких вещах, мисс, — осторожно заметила она — Но, судя по тому, что мистер Дуглас рассказывал мисс Маргарет, он ее очень любил.
Жанна пригладила волосы, одернула лиф платья и заставила себя улыбнуться.
— Спасибо. Бетти, — сказала она, немного успокоившись. — Мне не следовало спрашивать.
Няня кивнула:
— Наслаждайтесь отдыхом. Мистер Дуглас распорядился чтобы в его отсутствие с вами обращались как с дорогой гостьей — Я так и сделаю, — сказала Жанна согретая этим замечанием. Она вышла из комнаты вместе с Бетти не взглянув на портрет.
Упаковав починенное серебро, Чарлз Толбот направился в дом Хартли. Счет прилагался, и он надеялся что домоправительница не станет тянуть с оплатой. Но основной целью визита была встреча с дочерью графа. Если повезет, он уговорит ее позволить ему наняться продажей рубина, не привлекая к этому делу ее отца Пять лет назад Толбот женился на молодой вдове, которая была столь же очаровательна, сколь и богата Год назад она заболела и умерла, оставив его состоятельным человеком. Так ему по крайней мере казалось. Однако разговор с ее поверенным явился для него неприятной неожиданностью.
— Вы не указаны в ее завещании, — заявил стряпчий глядя на него с откровенной насмешкой — Я был ее мужем, — возразил Чарл?
— Она оставила все свое состояние сестре — Но она не могла так поступить. — Однако реальность оказалась именно такова, к величайшему разочарованию Чарлза.
Последние годы нельзя было назвать успешными. С наплывом французских эмигрантов драгоценности обесценились, вынудив Толбота снизить цены на свои изделия. Ему пришлось уволить двух подмастерьев, оставив только одного, да и тот работал полдня. Но даже при таком раскладе его будущее выглядело весьма сомнительным, если только он не найдет способ разжиться деньгами.
И рубин Сомервилей подвернулся весьма кстати Толбот, однако, не доверял графу дю Маршану Имен но по этой причине он стоял сейчас здесь и стучал в заднюю дверь дома Хартли.
Дверь отворилась, и на пороге появилась молоденькая горничная, с круглым лицом и убранными под крахмальный чепец волосами. Девушка присела, настороженно глядя на посетителя.
Толбот объяснил цель своего прихода, и она проводила его к домоправительнице. Вручив ей серебро и получив одобрение как выполненной работы, так и прилагаемого счета, Толбот вернулся в кухню, чтобы задать пару вопросов той же молоденькой горничной.
— Могу я увидеть мисс дю Маршан? — спросил он.
Девушка нахмурилась:
— О нет, сэр Ее здесь больше нет. Она ушла.
— Толбот удивленно уставился на нее:
— Как это ушла?
— Просто ушла, сэр. Никто даже не догадывался об этом, пока не заглянули в ее комнату. А ее и след простыл. — Она огляделась по сторонам, словно опасалась, что их подслушают, и шепотом добавила:
— Я никогда не видела мистера Хартли в таком гневе.
— Куда она пошла?
Горничная пожала плечами:
— Никто не знает. Она не оставила ни письма, ни записки.
Неужели граф дю Маршан добрался до нее первым?
Толбот вытащил из кармана монету, с которой едва ли мог позволить себе расстаться, и улыбнулся девушке.
— Возьми, — сказал он, вложив монету в ее ладонь. — Если услышишь что-нибудь интересное, сообщи мне, и получишь столько же.
Горничная присела, изумленно уставившись на него:
— Да, сэр. Я постараюсь.
Толбот сообщил ей адрес и вышел из дома, подавленный неудачей. Теперь ему придется искать не только рубин Сомервилей, но и дочь графа.
Глава 17
На голубом небе не было ни облачка. Дул попутный северный ветер. Стоя на носу корабля, приближавшегося к Гилмуру, Дуглас вспоминал свое первое впечатление от восстановленной крепости, которую его брат Алисдер вернул к жизни.
Ему было семнадцать, и он только что вернулся из Франции по настоянию отца. Старший Макрей, недовольный затянувшимся пребыванием младшего сына в Париже, был полон решимости показать ему Шотландию. Десять лет назад, находясь на борту корабля вместе с родителями, Дуглас поднял глаза и увидел на вершине скалы величественное сооружение с четырьмя башнями, расположенными по периметру. Ближе к заливу высилось небольшое аббатство с арочными окнами, украшенными цветными витражами.
Шесть лет назад, когда они собрались здесь в память о родителях, казалось, над Гилмуром нависла тень. Братья Макрей, пятеро взрослых суровых мужчин, чувствовали себя безутешными и покинутыми.
Чтобы добраться до Гилмура по суше, требовалось трое суток и всего день морским путем. Однако путешествие по заливу занимало несколько часов — вполне достаточно, чтобы полюбоваться видами и поразмыслить над причинами, заставившими его покинуть Эдинбург и явиться в Гилмур на неделю раньше. Дуглас запретил себе думать о Жанне, сосредоточившись на воспоминаниях о своем первом приезде сюда, когда он был семнадцатилетним юношей, страдавшим от обиды и одиночества. Он уже знал, что Жанна ждет ребенка, но это была вся информация, которой он располагал. Накануне приезда родителей Дуглас отправился на свидание с Жанной. Он был настолько глуп, что надеялся уговорить ее уехать с ним. Бежать, если понадобится.
Но вместо Жанны он встретился с Жюстиной.
В конечном итоге Дуглас выложил всю историю родителям, а они, в свою очередь, нашли нужным поделиться тем, что узнали, с его братьями. Семья Макрей, как всегда, сомкнула ряды. Если одному из них наносили удар, его ощущали все остальные. Спустя несколько дней Дуглас покинул Гилмур вместе со своим братом Хэмишем и его женой Мэри, полный решимости как можно скорее вернуться во Францию.
Дуглас шире расставил ноги и сложил руки за спиной, легко удерживая равновесие. «Дева Эдинбурга» быстро неслась по бурным водам залива. Судно, спроектированное Алисдером и построенное на верфях Макреев, было одним из лучших в его флотилии. Устремив взгляд вперед, он погрузился в воспоминания о своем первом и единственном посещении Волана.
Через семь месяцев четыре дня и три часа после того, как он поклялся вернуться во Францию, Дуглас добрался до владений дю Маршанов и обнаружил, что Жанны там нет Он потратил неделю, пытаясь узнать, что случилось с ней и ребенком. Наконец парнишка, служивший на конюшне, соблазнился солидным подкупом и поделился тем немногим, что знал. По его словам, Жанну увезли из Волана в неизвестном направлении, но ребенок остался где-то поблизости, Дуглас никогда не забудет, как нашел свою дочь. Жилище дровосека находилась неподалеку от Волана, на краю леса. Дверь в хижину была такой низкой, что Дугласу пришлось пригнуться. Когда его глаза привыкли к темноте, он понял, что помещение еще теснее, чем казалось снаружи. В стенах зияли щели, служившие единственным источником освещения. Мебель была скудной и убогой: грубо сколоченный деревянный стол, два стула и провисшая койка за занавеской.
— Что вам нужно? — раздался дрожащий женский голос.
Повернувшись на звук, Дуглас увидел старуху Она с ужасом смотрела на него, прижавшись к кирпичной стене и комкая в руках грязный передник. Рядом стоял сутулый мужчина, вцепившись обеими руками в свою трубку, словно в бесценное сокровище.
Он не ожидал, что обитатели хижины окажутся гаки ми старыми.
— У вас должен быть ребенок, дочь Жанны дю Маршан. Где она?
Старики переглянулись, но ни один из них не шелохнулся и не проронил ни слова.
— Полагаете, ваше молчание стоит того, чтобы за него умереть?
Дуглас слышал удивленный возглас Мэри, но не стал уверять ее, что не собирается убивать старую женщину и ее мужа, если они не отдадут ему дочь.
— Девочку поручили нашим заботам, — сказала старуха, бросив на него оценивающий взгляд.
— Я хочу ее забрать.
— Она нам как родная.
— Она моя дочь.
Старик бочком двинулся к двери. Со стороны койки послышался детский плач. Дуглас отдернул занавеску и с ужасом уставился на представшую его глазам картину.
Он склонился ниже и ощутил приступ дурноты. Ему не часто доводилось видеть младенцев, но не требовалось большого опыта, чтобы понять, что с ребенком что-то не так.
Девочка выглядела как маленький скелетик, обтянутый кожей. Казалось, мухи, кружившиеся вокруг ее лица, весили больше. Крохотную головку венчал хохолок черных волос, а когда она открыла глаза — голубые глаза Макреев, — все сомнения относительно того, кто ее отец, исчезли.
Мэри подошла ближе, собираясь взять младенца на руки, но Дуглас остановил ее.
— Нет — Он не находил слов. Его переполняли эмоции — радость, что его миссия увенчалась успехом, и ужас от сознания, что его дочь выглядит так, словно не переживет этот день Его захлестнул гнев при мысли о том, что Жанна дю Маршан уехала из Волана, не позаботившись о собственном ребенке.
— Я сам понесу ее. — Дуглас осторожно взял девочку на руки Она не сводила с него сияющих голубых глаз, словно понимала, что в нем ее спасение. Головка казалась слишком большой для истощенного тельца, и Дуглас с изумлением увидел, как тоненькая ручка поднялась и потянулась к нему Склонив голову, он поцеловал крохотный кулачок Девочка была не старше двух месяцев и легче, чем перышко, такая маленькая и невесомая, что, когда она закрыла глаза, ему показалось, что она умерла. Сердце его панически забилось, пока она не шевельнулась снова. Лишь тогда он перевел взгляд на пожилую пару.
— Вы что, совсем не кормили ее? — Голос Дугласа звучал спокойно, даже рассудительно, хотя он едва сдерживался, чтобы не прикончить их обоих.
— Да она ничего не ест, сэр, — прошамкала старуха, согнув колени в неуклюжей попытке реверанса. — А деньги, что дала та женщина, давно кончились. Нам было не на что нанять кормилицу.
Мэри воспользовалась своей косынкой, чтобы прикрыть младенца.
— Ее можно спасти? — спросил Дуглас, бросив на нее встревоженный взгляд.
Сочувственное выражение ее карих глаз сказало ему правду.
Но тут девочка снова открыла глаза и посмотрела на него. Глядя, на личико своей дочери, Дуглас видел в нем образ своих родителей и братьев — и молился, чтобы она унаследовала силу духа Макреев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35