Рядом с ним стояли Эверетг, Адам, Лоренс, Джон и все, кто был в укрытии. — Следующий пункт: убийство первой степени, жертвой которого стал Джейкоб Эванс. Далее еще два пункта: покушение на убийство Маделайн Ратледж и Ривлина Килпатрика. Со мной в качестве беспристрастного свидетеля по всем этим обвинениям присутствует член коллегии суда достопочтенный Фрэнклин Корбетт.
Тут слово взял Эверетт, и голос его гулко разнесся по платформе:
— Смею вас заверить, Харкер, на этот раз вам не удастся избежать скандала.
Они были здесь! Они все слышали!
— Я записал ваши откровения и составил список свидетелей. Статья появится на первой полосе в утреннем выпуске газеты. Все кончено, сенатор, вы попались.
Глаза Харкера вспыхнули огнем, когда он посмотрел на Ривлина.
— Итак, ловушка в ловушке. Поздравляю. Очень аккуратно сделано, Килпатрик. Мы с вами определенно недооценили друг друга.
Ривлин понял его намерение, как только Харкер поднял руку с револьвером, и хотел вмешаться, но было уже поздно — голова сенатора разлетелась на части.
Дрожь, сотрясшая тело Мадди, передалась Ривлину, когда он крепко прижал ее к себе. Она неудержимо рыдала у него на груди, и он не мог ничего с этим поделать.
— Уведи ее отсюда, черт бы тебя побрал! — потребовал Эверетт.
Роб Бейкер пробился к ним, отчаянно жестикулируя и указывая на платформу.
— Уведи ее и сам уходи от моих людей.
— Все будет хорошо, все обойдется, родная, — уговаривал Ривлин, уводя Мадди прочь от тела Харкера. Люди бежали мимо них в противоположном направлении, словно боялись пропустить редкое зрелище. Ривлину пришлось прокладывать путь сквозь толпу.
По-прежнему крепко обняв Мадди, он продвигался к центральному залу, как вдруг прямо перед ними носильщик опрокинул багажную тележку и вещи раскатились по мраморному полу. Ривлин повернул голову, высматривая наиболее быстрый способ обойти препятствие, и тут что-то холодное уткнулось ему в ухо. Он замер. Негромкий низкий голос спокойно произнес:
— Поднимите руки, Килпатрик. Медленно.
Он выполнил требование, а тем временем фальшивый носильщик оторвал от него Мадди. Она задыхалась и плакала, глядя на него огромными, полными слез глазами. «Носильщик» обхватил ее одной рукой за талию и поволок прочь.
— Она не будет сопротивляться! — крикнул Ривлин, невольно сделав шаг вперед. — Не трогайте…
Громкий крик вырвался из горла Мадди, когда она увидела, как ее возлюбленного ударили рукояткой револьвера по голове и он упал на мраморный пол. Сквозь потоки слез она едва могла разглядеть, как на него надели наручники, и его имя превратилось в рыдание у нее на устах, когда ее уводили прочь.
Глава 23
Ривлина втолкнули в товарный вагон; голова его раскалывалась от боли, тело казалось невероятно тяжелым. Он сразу повалился на пол; холодный металл крепко стягивал скованные за спиной запястья.
В темноте послышался какой-то шорох, и Ривлин задохнулся от нахлынувшей надежды.
— Мадди, — простонал он и попытался сесть, но боль в голове не дала ему пошевелиться.
— Ее здесь нет.
Ривлин узнал голос — тот самый человек, который приставил револьвер к его уху, а потом ударил по голове. О Господи! Где же она? Что с ней? Ривлин подавил позыв к рвоте.
— Куда вы ее дели?
— Я бы на твоем месте не стал так беспокоиться о мисс Ратледж — тебе своих проблем хватит с лихвой. — Поблизости послышался сухой смешок. — Удача отвернулась от тебя, Килпатрик.
Волны боли накатывались на Ривлина одна за другой, сопровождаясь странными вспышками в мозгу. Темнота вокруг предлагала ему убежище, и он покорился милосердной пустоте, понимая, что сейчас ничего не в состоянии предпринять и что дальнейший ход дел целиком зависит от его родных.
Мадди, оцепенев, сидела между двумя здоровенными мужчинами и машинально слушала перестук колес. Руки и лодыжки были скованы. Пассажиры вокруг глазели на нее и перешептывались, но это теперь не имело никакого значения. Ей сообщили, что ее везут в Левенуэрт давать показания и что Ривлину придется держать ответ за содеянное. Их конвоиры не знали, что Харкер мертв; они также не знали, почему Ривлин и она выбрали ту дорогу, по которой двигались. Им было известно лишь то, что отдан приказ арестовать беглецов, и они считали свою задачу выполненной.
Мадди закрыла глаза. Дело сделано, что верно, то верно. Время, проведенное с Ривлином, кончилось так, как она и предполагала, но принять это, вытерпеть… И все же она сдержала слезы — что бы ни ждало ее впереди, у тюремщиков не должно было создаться впечатления о ней как о легкой добыче…
Когда Ривлин появился в ее жизни, все вокруг обрело для нее новую цену. Теперь он ушел, и ей осталось только бесконечно долгое время, жалкие осколки разбитого сердца и мучительная пустота в душе.
Думать об этом было просто невыносимо. Если она запретит себе воспоминания и уснет, то после пробуждения боль, возможно, хоть немного отпустит ее. Однако надежда на это была не слишком большой — без Ривлина все в мире утратило для нее смысл.
Ривлина предусмотрительно посадили в одиночную камеру. Ничего не разобьешь, ничего не растопчешь, остается только мерить шагами пол да от злости орать в пустоту. Боль в голове и тошнота только усиливали его отчаяние. Где Мадди? Что с ней? Возможно, она сопротивлялась и ее за это избили?
Ривлин ухватился за решетку двери и в очередной раз попытался сломать ее одним лишь усилием воли. Почему он до сих пор здесь? Где его семья? Неужели они не заметили их с Мадди исчезновение? А может, они уже начали поиски?
Интересно, куда они увезли Мадди на этот раз и сколько времени ему придется ее искать? Тогда, на вокзале, она подняла на него полные слез глаза и сказала, что любит его. И еще она сказала, что ее чувство ни к чему его не обязывает.
Ривлин изо всех сил вцепился в холодные металлические прутья решетки, когда правда во всей ее полноте открылась ему и эту правду уже нельзя было отбросить, нельзя отрицать. Он опустился на каменный пол, ошеломленный сознанием того, что имел — и утратил. Как и Мадди, он не хотел, чтобы это произошло; не хотел полюбить ее, понимая, что она права: ничего, кроме сердечной боли, из этого не выйдет. Он приблизил Мадди к себе, потому что ее больше некому было защитить, и считал это своим служебным долгом, а потом и долгом совести. Но оказалось, что это больше, чем долг совести, намного больше! Он полюбил ее почти с самого начала. Когда мать спросила о его чувствах, он молча ушел от нее, еще не понимая до конца того, что с ним произошло. Он любил, и не сердце Мадди привязало его к ней — это она стала необходима его сердцу. Он любил ее сильно, глубоко, но не успел сказать ей об этом.
Мадди вырвали из его объятий, и она так и не узнала, что он отдал ей свое сердце; она думает, что снова осталась совсем одна, и не верит в его готовность перевернуть небо и землю, только бы найти ее. Ривлин ухватился за решетку и встал.
— Выпустите меня! — заорал он, обращаясь к тусклому пятну света в конце длинного коридора. — Выпустите меня, не то я камня на камне не оставлю от вашей проклятой тюрьмы!
Он кричал до тех пор, пока совсем не охрип. Голос его стал почти неслышен. Его приводило в безумную ярость то, что он не получает ровно никакого ответа. Ривлин метался по камере, строя немыслимые планы в отношении того, как вырваться отсюда и спасти Мадди. Он не имел представления о том, сколько времени вышагивал так, сколько выстроил цепочек, ведущих к достижению единственной цели, сколько убедительных речей произнес.
Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем он услышал звяканье ключей и ринулся к появившемуся в дверях тюремщику, подавляя на ходу сильнейшее желание вбить тому все зубы в глотку. Самое главное — вырваться и привести свои замыслы в действие.
Протолкнувшись мимо стража, Ривлин бурей пронесся по коридору к видневшейся в его конце двери. Едва он ворвался в комнату, Эверетт сделал шаг вперед и протянул ему его портупею.
— Прости за задержку — мы не знали про арест, пока Стивене не вернулся домой без тебя. Тогда мы сразу принялись за поиски. Корбетт приказал освободить тебя на основании ваших с Мадди письменных показаний.
— Где она? — требовательно спросил Ривлин, надевая портупею.
— Мы не знаем в точности, но в Цинциннати ее нет. Никто из твоих коллег не желает с нами разговаривать — кажется, ты нынче у них не в чести.
— Плевать мне на то, что они обо мне думают! — Ривлин скорым шагом направился к выходу; Эверетт и Уилл последовали за ним.
Когда они вышли на улицу, Уилл взял его за руку.
— Я полагаю, ее скорее всего увезли в Левенуэрт для дачи показаний; по моей телеграмме их встретят на вокзале в Канзас-Сити. Адвокаты уже занимаются документами об апелляции и передадут их в суд сегодня в полдень. Нам остается только ждать.
Ривлин рывком высвободил руку.
— Спасибо за то, что ты сделал для нее, Уилл, — сказал он. — Но я не слишком доверяю этой чертовой апелляции. Если мы не поторопимся, то можем опоздать.
Эверетт воздел руки к небесам, как будто надеялся таким образом успокоить Ривлина.
— Она знает, что ты приедешь за ней.
— А вот это еще вопрос! Найди ее, Эверетт. — Сердце Ривлина бурно колотилось, разум отсчитывал драгоценные секунды. — Найди и сообщи, что она должна надеяться. Скажи, чтобы она верила в меня. — Он повернулся и пошел прочь, не сомневаясь, что Эверетт все сделает как надо.
— Куда, черт побери, ты направляешься?
— Еще не знаю. Телеграфирую, как только смогу, — бросил он через плечо. — Найди Мадди.
Поездка из Цинциннати в Сент-Луис, а затем в Канзас-Сити прошла для Мадди словно в тумане. Пешие переходы на станциях пересадок были медленными и мучительными, так как оковы на ногах вынуждали ее делать крохотные шажки, что вызывало изумленные взгляды пассажиров. Опустившись на сиденье между своими охранниками, она тихонько вздохнула. Еще одна пересадка позади, ее путешествие скоро кончится. Мадди приглядывалась к немногим пассажирам, входившим в вагон, который должен был доставить их из Канзас-Сити в Левенуэрт. Много свободных мест — может, на этот раз конвоиры отодвинутся от нее: она очень устала оттого, что постоянно оказывалась плотно зажатой между ними. Это было совсем не то, что сидеть возле Ривлина, от которого исходило ощущение безопасности и заботы, — с этими двоими она чувствовала себя узницей, и только.
Мадди слегка поерзала на сиденье, пытаясь устроиться поудобнее; это ей не удалось, и она решила отвлечься, наблюдая за женщиной, которая вела за руку темноволосую маленькую девочку. Мадди сразу вспомнилась Грейс. Интересно, нашел ли доктор Фабрик приемных родителей для нее? Каждому ребенку нужны дом, семья, любовь близких. Если бы она могла дать все это Грейс!
Тут она заметила мужчину небольшого роста, одетого в деловой костюм, голову его украшал котелок. Он шел по проходу, держа в руке маленький чемоданчик. Мужчина направлялся в заднюю часть вагона, и толстые стекла его очков то и дело вспыхивали в лучах солнца.
Глаза их встретились, и Мадди смутилась: ее поймали на том, что она бесцеремонно разглядывает совершенно постороннего человека. Виновато улыбнувшись, она отвернулась к окну и стала наблюдать за суетой на платформе.
— Джентльмены, я Сеймур Биггерс, адвокат, — неожиданно донесся до нее голос мужчины с чемоданчиком, гораздо более решительный, чем можно было предположить по его наружности. — Меня нанял судья Уильям Сандерсон, и я должен представлять в соответствии с законом интересы мисс Маделайн Ратледж.
Мадди вздрогнула. Уилл Сандерсон нанял для нее адвоката? Сердце ее затрепетало от радости. Наверняка этот человек знает что-то о Ривлине и о том, что с ним произошло.
— Как я понимаю, — заговорил один из ее стражей, — где-то в этих ваших заковыристых словах скрыто то, чего вы хотите. Сеймур Биггерс высоко поднял брови и холодно произнес:
— Я хотел бы переговорить со своей клиенткой.
— Ну так говорите, — предложил второй страж.
— Наедине.
Первый конвоир хмыкнул и указал на пустое сиденье напротив:
— Вы можете сесть сюда и разговаривать или уйти. Заключенная должна постоянно находиться у нас на глазах.
Какое-то мгновение Биггерс взвешивал это предложение, потом сел. Поправив на переносице очки, он положил чемоданчик на сиденье рядом с собой и принял вид человека, для которого оба охранника попросту не существуют.
— Вам причиняли какие-либо неудобства, мисс Ратледж?
— Нет, со мной обращались вполне сносно, — ответила Мадди. Все познается в сравнении, и ее путешествие могло проходить намного хуже.
— Вы в чем-нибудь нуждаетесь?
Слышать голос Ривлина. Видеть его улыбку и появляющиеся вместе с ней морщинки в уголках глаз, трогать волосы у него на шее. Чувствовать себя спокойно в тепле его объятий.
Мадди покачала головой.
— Вас когда-нибудь представлял юрист, мисс Ратледж? Вы осведомлены о том, какую роль я должен выполнять?
Мадди снова покачала головой, вспомнив почему-то смех Ривлина и то. как он в первый день пришивал ей пуговицы к кофте.
— Я буду сопровождать вас до Левенуэрта и останусь до тех пор, пока вы не освободитесь от ваших обязательств по отношению к суду. Я также буду представлять ваши интересы и разъяснять вам ваши права и обязанности во время официальных допросов. Еще я должен присутствовать в суде и от вашего имени вмешиваться в ход дела, если возникнут попытки каких-либо нарушений.
— Благодарю вас. — Мадди, понимала, что адвокат ждет от нее ответа, в то время как она почти не слушала его.
— Я также буду выступать в качестве посредника между вами и различными группами участников процесса, — продолжал Биггерс. — Как представители обвинения, так и представители защиты должны обговаривать каждый вопрос со мной, прежде чем обратиться к вам. При этом помните: вам не следует ни что-либо говорить, ни делать в мое отсутствие. Вы хорошо все поняли?
— Да.
— Есть ли у вас какие-либо вопросы ко мне?
Мадди сглотнула, прежде чем спросить:
— Когда судья Сандерсон нанимал вас, не упоминал ли он о Ривлине Килпатрике и о том, как у него обстоят дела?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36