— Теперь ты видишь, что я и в самом деле не к месту в своей семье.
— Подозреваю, что по собственному выбору.
— Видишь ли, дорогая, — протянул он, приподняв бокал, — печальная правда заключается в том, что мне не хватает честолюбия — это типичный недостаток мальчиков из богатых семей. Из них вырастают мужчины, которые не любят работать. Мне жаль, что я разочаровал тебя.
Разочаровал ее? О нет. Он лгал ей.
— Честолюбие здесь ни при чем. Ты легко мог занять столь же высокое общественное положение, но не сделал этого. Почему? Если ты хочешь ввести меня в круг твоих родных, я должна знать правду.
Как и в ту ночь, когда он рассказывал ей о Сете, Ривлин долго молчал. Мадди ждала, наблюдая за тем, как он борется с собой, решая, что еще может ей поведать.
Он допил шампанское, подошел к столу и стоял, глядя на еду, но не видя ее. Глаза, обращенные в прошлое, потемнели. А колеса все выстукивали свой мотив.
Наконец он заговорил.
— Когда я был совсем юнцом, то мечтал завоевать мир, стать капитаном промышленности, как все те, кто окружал моего отца. — Ривлин сухо засмеялся и потянулся за бутылкой с шампанским. — Потом я с легким сердцем отправился на войну и позже пересмотрел свои взгляды.
Он наполнил бокал, снова поставил бутылку в ведерко со льдом, поднял поднос с едой и перенес его ближе к Мадди.
— Я помню первый вечер, проведенный дома, когда война кончилась. — Продолжая говорить, Ривлин устроился на прежнем месте. — Мои родители учинили грандиозный прием по случаю моего возвращения, пригласив на него самых больших воротил в Цинциннати и множество других гостей. Я был героем, блудным сыном, возвратившимся в родительский дом в чине капитана и с множеством хвалебных отзывов, подписанных самим генералом Грантом. У меня распухла ладонь от рукопожатий, а спина ныла от одобрительных похлопываний. Деловые партнеры моего отца готовы были положить весь мир к моим ногам и обещали мне все, о чем я мечтал мальчишкой.
Он вздохнул и покачал головой.
— Я стоял, глядел на всю эту суету вокруг меня и думал о том, сколько сил каждый из этих людей вложил в ничего не значащие вещи. Я жив, одет, обут и сыт, мои руки и ноги остались целыми, и я не свихнулся от ужасов войны — этого было для меня вполне достаточно. Я понимал, что мне не нужно ничего, кроме того, что у меня есть.
Колеса ритмично стучали в такт его словам, и этот перестук эхом отзывался в сердце Мадди.
— Я мог бы уехать на следующее утро, но все же этого не сделал, — продолжал Ривлин. Голос его теперь звучал живее. — Я остался, пытаясь, как говорится, снова подхватить лихорадку. Не вышло. Однажды в воскресенье мы все вместе сидели за обеденным столом. Не помню, о чем шел разговор, но вдруг Эмили спросила, где же ее брат, и добавила, что не знает человека, сидящего рядом с ней. Я посмотрел на всех, кто находился за столом, и понял, что они разделяют взгляд Эмили, только она осмелилась сказать об этом вслух. Мне стало ясно, что я никогда уже не приноровлюсь к ним, и они тоже это понимали. — Ривлин сделал глоток. — Тогда я вышел из-за стола и ушел из дома, а на следующее утро снова записался в армию.
— Но ты, кажется, предпринял еще одну попытку, когда скончался твой отец…
— Да, и убедился, что там ничего не изменилось. Я был еще более не к месту, чем в первый свой приезд, и все чувствовали себя такими же несчастными, как и я. Решив пощадить их, я опять уехал.
— И теперь снова возвращаешься — уже в третий раз.
— Лучше, чем прежде, все равно не будет, я это понимаю и даже думать не стал бы о возвращении, если бы у меня был иной выбор. — Ривлин посмотрел ей в глаза. — Оставайся со мной, Мадди, тогда я не буду чувствовать себя таким одиноким.
Снова зазвучал тот же мотив, но выстукивали его уже не колеса, а сердце. Это было ошибкой, но свершилось то, что свершилось, и назад дороги нет. Она его полюбила. Он нуждается в ней, и будь у него даже тысяча сестер, она готова встретиться лицом к лицу с каждой из них в отдельности и защитить его. Пускай о ней думают что хотят — единственный, кто для нее что-то значит, это Ривлин.
Она ничего ему не скажет — так легче уберечь его от новых сложностей, а их и без того достаточно. Пока они вместе, ее сердце станет нашептывать душе о великой тайне. В следующей жизни, которую она проведет без него, у нее будет возможность вспоминать, как близки они были к полному единению.
Мадди поставила свой бокал на столик, взяла у Ривлина его бокал и поставила рядом со своим.
— Я буду с тобой, — прошептала она. — Что должен сделать ты, доступно и мне.
Ривлин приподнял занавеску на окне настолько, чтобы увидеть туманный восход солнца, потом опустил ее и, посмотрев на Мадди, убедился, что она все еще спит. Они вместе пересекли еще одну черту; он чувствовал это, хотя и не мог ничего объяснить.
Ночью они отдавались друг другу иначе, нежели во время первых сближений. Они были равными в порывах страсти, не навязывая свою волю, не стараясь подчинить себе и не подчиняясь. Казалось, их уже не двое — они слились в некое единое существо. Они не спешили к завершению, словно в их власти была вечность. А под конец… Господь всемогущий! Ривлин уснул, уронив голову на грудь Мадди. Он познал не испытанную дотоле полноту катарсиса.
Ривлин осторожно отвел с ее щеки прядь волос. Маделайн Мари Ратледж — имя даже слишком простое для такой сложной женщины. Если бы их жизненные пути пересеклись раньше!
Мадди пошевелилась и медленно открыла глаза. Мягкая улыбка тронула ее губы.
— Доброе утро, Ривлин.
— Доброе утро, Мадди.
Он легонько коснулся ее щеки.
— Скоро мы приедем в Сент-Луис?
— Судя по дымке на горизонте, примерно через час или два.
— В таком случае нам пора вставать и одеваться, — без особой радости в голосе проговорила она и потянулась.
Простыня соскользнула с ее груди, задержавшись на самых кончиках. Ривлин усмехнулся: было черт знает как приятно почувствовать прилив желания после такой бурной ночи. И вовсе им не нужен целый час для того, чтобы одеться.
Проводник взлетел по ступенькам вагона еще до полной остановки поезда, толчком распахнул дверь и едва не свалился в обмороке, увидев направленное на него дуло пистолета; Ривлину даже пришлось прийти ему на помощь, ухватив за ворот рубашки. После беглого объяснения проводник все же пришел в себя. Ривлин отпустил его, позволил взять багаж, а потом они чуть ли не бегом припустились через вокзал Сент-Луиса к другому поезду, который вынужден был дожидаться, пока они сядут.
Мадди заподозрила, что поразительная, но вполне объяснимая комбинация из чувства самосохранения, негодования и страха опоздать на поезд вынудила сопровождавшего их железнодорожника бесцеремонно пошвырять в вагон им вслед их багаж и протопать к центру платформы. В окно она видела, как он встал лицом к поезду и отчаянно замахал руками над головой. Паровоз прогудел один раз, и состав рывком тронулся в путь.
— Это последний этап нашего путешествия, — объявил Ривлин, снимая пальто. — Чертовски здорово, что Лоренс прислал за нами один из своих вагонов, верно?
— Лоренс — это… — начала она, направляясь к уставленному серебряной посудой столу в середине салона.
— Пароходная и транспортная компания, — поспешил объяснить Ривлин. — Все, что движется в Огайо, обслуживается ею. Чтобы управлять всем этим, Лоренсу приходится много ездить.
— И в весьма достойном вагоне, — заявила Мадди, приподнимая одну из куполообразных крышек. Яйца, бекон и тосты поразили ее воображение. — У нас есть завтрак!
— Пахнет чудесно. Я сейчас. — Ривлин подошел к боковой стене вагона, перекинув через одну руку свой пиджак, а другой снимая галстук. Мадди, накрывая крышкой блюдо, наблюдала за тем, как он возится с оконными защелками.
— Слава Богу, мне уже не надо носить этот проклятый костюм! — Ривлин высунул руку в окно и выбросил галстук. За галстуком последовал пиджак, после чего он закрыл окно и вернулся к столу. — Если бы я знал, что Лоренс позаботится о вагоне и мне не придется выпрашивать, одалживать или похищать его для нас, я бы выкинул этот чертов наряд, как только мы отъехали от Канзас-Сити. Ну, что там у нас?
Мадди с торжествующим видом подняла крышку, и Ривлин сразу заулыбался.
— Скорее садись, — он подвинул ей стул, — и позволь мне поухаживать за тобой.
Мадди расправила юбку и села.
— Расскажи мне, как это делается, тогда я буду чувствовать себя увереннее в доме твоей матушки.
— Что ж, я готов. — Ривлин взял с подноса серебряный кофейник. — Кофе?
— Да, пожалуйста.
Он хотел было налить кофе в чашку, но вдруг остановился и посмотрел на Мадди с озорным блеском в глазах.
— Это будет стоить тебе поцелуя.
Мадди со смехом уплатила требуемую цену и, пока Ривлин выполнял свою часть сделки, наливая ей кофе, спросила:
— А какова цена яиц, бекона и тостов?
Он взял с подноса блюдо и держал его, пока Мадди накладывала еду себе на тарелку.
— Чертовски здорово, что нам ехать еще целых полтора дня.
— Нет, это просто возмутительно! — возразила Мадди, с радостью принимая игру.
— А я считаю, что это великолепно!
Глаза Ривлина сияли, и Мадди подумала, что никогда еще не видела его таким счастливым.
Глава 19
Последние два дня оказались даже более восхитительными, чем она могла ожидать, думала про себя Мадди, когда поезд остановился на крошечном полустанке в нескольких милях к востоку от Цинциннати. Ей стоило бы помнить о чуде этих дней и не страшиться грядущего, но, увы, передышка кончилась.
Впереди у нее пребывание в богатой семье и тень сенатора Джона Харкера, а вслед за этим, если она вынесет оба испытания, возвращение в Канзас-Сити, суд и восемнадцать лет тюрьмы. Мадди не хотела причинить страдание Ривлину, иначе, наверное, стоило бы броситься под колеса поезда и разом покончить со всем этим.
— Ты, я вижу, не слишком торопишься последовать за мной, а, дорогая? — лукаво спросил Ривлин.
— Не совсем так, — ответила она с вымученной улыбкой. — Просто я думала о том, что мне не хочется покидать этот поезд.
— Я бы не возражал против нашего дальнейшего совместного путешествия… — Ривлин надвинул шляпу и, дождавшись, пока поезд уже остановится, открыл дверь.
— Но настал час расплаты. — Закончив мысль, Мадди оперлась на его руки и спустилась по ступенькам. — И все же я очень довольна путешествием. Спасибо тебе.
— Нам предстоит еще одно — в Канзас-Сити.
Мадди не стала говорить, что теперь ему вряд ли позволят даже перевести ее через улицу, не говоря уже о сопровождении через всю страну.
— Ах, черт! — воскликнул Ривлин, когда они сошли на платформу и двинулись к станции. — Эверетт все предусмотрел!
Мадди проследила за его взглядом и увидела стоящий на улице закрытый экипаж: кучер сидел на облучке и держал в руках вожжи; еще один слуга, лет под пятьдесят, невысокий, стройный и безупречно одетый, стоял возле дверцы кареты.
Едва Ривлин подвел к нему Мадди, как тот улыбнулся и ловко открыл дверцу.
— Добрый вечер, мастер Ривлин. Рад видеть вас.
— И я рад, Стивенс, — ответил Ривлин. — Позвольте представить вам мисс Маделайн Ратледж.
Стивене наклонил голову в знак приветствия, а Ривлин добавил:
— Мадди, этот человек служит в нашей семье с тех пор, как я еще бегал в коротких штанишках. Он знает достаточно, чтобы шантажировать меня до конца моих дней.
— Приятно познакомиться с вами, — сказала Мадди, прекрасно понимая, что мысль о шантаже никогда бы не пришла Стивенсу в голову. — Но каким образом вы узнали, что мы сойдем с поезда именно здесь, а не в Цинциннати?
— Мистер Бродмен получил указание от мастера Ривлина, — объяснил Стивене. — В том маловероятном случае, если бы мастер Ривлин не появился на платформе, я все равно должен был бы разыскать его и предупредить, что полиция готова к его появлению в Цинциннати.
— За домом установлено наблюдение?
— Это факт, недопустимый в присутствии вашей матушки.
— Могу себе представить, — заметил Ривлин с кривой усмешкой. — Ну а как Эверетт планирует провезти нас в город?
— Это скорее мысль мистера Карутерса, сэр. Семья собирается в Спринг-Хаусе на поздний ужин. Если кто-то поинтересуется, то предлог для ужина — возвращение вашей сестры и сенатора Биллингтона из Колумбуса. Они должны прибыть ровно через час.
— Эверетт, разумеется, собрал весь клан?
Стивенс с трудом сдержал улыбку.
— Он сказал, что телеграмма на двух страницах требует именно такого собрания. Если вы и мисс Ратледж готовы занять места, мы можем трогаться в путь.
— Привет, Янсен, — поздоровался Ривлин с кучером, когда Мадди уселась в экипаж.
— Рад видеть вас дома, сэр.
— Спасибо.
Ривлин занял место на сиденье, и Стивенс захлопнул за ним дверцу. Карета слегка качнулась и через секунду мягко покатила по дороге сквозь вечерние сумерки.
— Спринг-Хаус?
Ривлин кивнул.
— Это имение отец приобрел, чтобы мать могла покидать город. Со временем оно стало подобием садов в Версале.
Мадди стало страшно.
— Я видела изображение Версаля в книжках.
— Это вовсе не копия дворца, — успокоил ее Ривлин, — не пугайся. — Он взял ее руки в свои. — И не бойся собравшихся там людей. По моим подсчетам, нас встретит шестеро мужчин — или семеро, если Джон привезет своего старшего сына Адама, а также семь женщин.
Четырнадцать незнакомых людей — весело!
— А как мне узнать, кто из них кто? Полагаю, на них не будет карточек с именами…
— Не волнуйся, дорогая, они не кусаются.
Отпустив руку Мадди, он провел пальцами по выпуклости ее груди, и она чуть не задохнулась — тепло прикосновения отозвалось дрожью во всем теле.
— Думаю, тебе необходимо отвлечься, — сказал Ривлин.
— Но мне совершенно ни к чему добавлять лишние трудности к тем, которые меня ожидают. Появиться перед твоей матерью в… в…
— Ты хочешь сказать — в растрепанном виде?
— Вот именно. Спасибо за подсказку.
Ривлин рассмеялся:
— Да будет тебе известно, дорогая, ты не первая женщина, которая появилась бы в Спринг-Хаусе с неполадками в туалете. Мне доводилось видеть, как Эм, Энни и Лиз выходили из карет своих мужей с очень розовыми щечками и в сильно помятых юбках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36