Яблоки, груши, сливы/ окруженные маленькими сандвичами без корки и треугольничками сыра. На краю подноса лежал нож с серебряной ручкой. Мадди подняла крышку на серебряном ведерке и увидела зеленую бутылку, помещенную в колотый лед. Она повернула бутылку и прочла на этикетке: «Шампанское». Ей не раз доводилось слышать об этом напитке — в нем множество пузырьков, которые ударяют в нос.
— Выглядит недурно, правда? — игриво спросил Ривлин, подходя к ней.
— Это приветствие от Тихоокеанской линии железной дороги штата Миссури?
— Об этом я расскажу тебе позже, — пообещал он, обняв ее сзади и целуя в затылок, — я устал от разговоров. Где мы были, когда нам помешали?
— На диване, — шепотом ответила Мадди, дрожа всем телом от его прикосновения.
Ривлин поцеловал ее в ямку за ухом и принялся расстегивать на ней платье.
— А что мы там делали?
— Ты целовал меня, и это было восхитительно, — задыхаясь, с трудом выговорила она.
— По-моему, я вел себя совершенно недвусмысленно — старался снять с тебя панталоны.
— Да, это мне известно, — выдохнула Мадди, прильнув к нему.
— Но ведь это ужасно неудобно — приспущенные панталоны, — сказал он, продолжая ее раздевать. — Помочь тебе совсем избавиться от них?
— Это было бы очень кстати.
Смешно спрашивать о панталонах, когда и платье уже лежит на полу, а руки мужчины гладят твои обнаженные плечи с такой нежностью, от которой замирает сердце.
— Не хотела бы ты заодно избавиться и от своих шпилек?
— Хотела бы, — услышала Мадди собственный шепот. — Мне так приятно с тобой…
Приятно? Этому слову далеко до того, что чувствовал сейчас Ривлин по отношению к Мадди. Кажется, всю свою жизнь он провел в ожидании этого момента. Побросав шпильки на ковер, он высвободил косы Мадди и распустил их, а потом погрузил пальцы в душистый каскад блестящих волн.
— Теперь моя очередь трогать тебя, — тихо проговорила Мадди.
— А я и не возражаю. — Ривлин уже уводил ее прочь от беспорядочной кучки сброшенной одежды. Мадди подняла на него сияющие глаза:
— Правда? Ты позволяешь?
Он только молча кивнул. Мадди, улыбаясь, сняла с него краденый галстук и бросила на пол, к своим шпилькам, потом начала расстегивать его рубашку. Ривлин смотрел на нее, заражаясь радостью, с какой она все это проделывала. Он отцепил кобуру и снял портупею, бросив то и другое в сторону постели и даже не заметив, куда они упали. Руки Мадди гладили его грудь, губы были приоткрыты, груди поднимались и опускались в такт разгоряченному дыханию. Рубашка Ривлина была с легкостью сброшена с плеч. Пока он высвобождал руки из рукавов, губы Мадди прильнули к тому месту на его груди, под которым, словно птица в тесной клетке, билось сердце. Она провела ладонями по бокам Ривлина, по его бедрам… Его веки опустились в страстном ожидании. Она повторила движение, и Ривлин выпрямился, застонав от наслаждения.
— Тебе не нравится? — тихонько спросила она.
— Мне очень… хорошо, — с трудом выговорил он. — Откуда ты знаешь…
— Майра рассказывала. А я слушала.
— Ты внимательно слушала, как я понимаю.
— Надеюсь, — шепнула она, продолжая ласкать его нежно и уверенно.
Ривлин сделал глубокий вдох, чтобы охладить свой пыл. Открыв глаза, он встретил взгляд Мадди — она смотрела на него с улыбкой, далекой от малейшего намека на смущение или страх. Отстегнув пряжку у него на поясе, она принялась за пуговицы. Ривлин понимал, что она собирается сделать, но не стал бы ее останавливать, даже если бы мог. Последние остатки выдержки покинули его. Он обхватил Мадди за тоненькую талию, наклонился и припал губами к ее губам.
Ривлин целовал ее с яростной нежностью, без слов признаваясь в страстном желании и как бы предупреждая о том, что неизбежно должно произойти между ними. Он хотел овладеть ею медленно, наслаждаясь каждым прикосновением, но жажда была слишком велика — ни на корсет, ни на чулки у него не хватит терпения. Потом можно будет извиниться перед ней, а сейчас… Он будет любить ее, потом снова любить…
Голова Мадди кружилась, она утратила ощущение реальности. Ривлин куда-то нес ее… Ривлин? Кажется, она произнесла его имя вслух… Реальность напомнила о себе холодным прикосновением простыней к телу, мягкостью пуховой перины, на которую он уложил ее, накрыв своим телом.
Ривлин застонал, чувствуя в каждом ее движении готовность отдаться, и принял дар.
Мадди вскрикнула, инстинктивно оттолкнув его; он замер, перестал двигаться и, обхватив руками ее бедра, удерживал их, шепча: «Успокойся, успокойся, милая; все хорошо, успокойся». Она молча глядела на него — волосы ее разметались по подушке, влажные губы распухли от поцелуев. Собрав последние крупицы рыцарской галантности, Ривлин заставил себя произнести:
— Если хочешь, я перестану.
Она медленно покачала головой. Руки ее скользнули вверх по его груди и легли ему на плечи.
— Я хочу только тебя…
— Я больше никогда не причиню тебе боли, Мадди, — тихо сказал Ривлин, когда, после того как все кончилось, они лежали рядом, обессиленные и счастливые. — Никогда.
Мадди понимала, что это сказано от всего сердца, что с этим человеком она в безопасности. А Ривлин… О Господи, да если бы он умер прямо сейчас, то и тогда не считал бы себя обойденным судьбой. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким удовлетворенным, и это Мадди принесла ему высшее наслаждение.
Он приподнял лицо Мадди за подбородок и коснулся ее губ своими. Уголки ее рта дрогнули в улыбке, глаза, темные и нежные, сияли радостным удивлением.
— О, Ривлин, — прошептала она.
Ривлин был настроен самым беззаботным образом.
— Я должен тебе сказать одну вещь, — заговорил он. — Попросить прощения, что так спешил. Я не хотел этого.
— Но ты не жалеешь? — Мадди придвинулась к нему ближе и поцеловала в плечо.
— Господь с тобой! Мне было так чудесно. Ты такая необыкновенная…
— А ты сделал все, что мог. — Она засмеялась.
Зарывшись лицом в ее чудесные волосы, Ривлин подумал, что, пожалуй, самое время избавить Мадди от корсета, да и от чулок тоже.
— Не провести ли нам следующую неделю здесь, в этой постели? — спросил он, вытаскивая шнурки из петелек, и, закончив дело, не глядя отбросил их в сторону.
— Как приятно, — изогнувшись, промурлыкала она.
Ривлин с ласковой осторожностью уложил ее на спину. Корсет последовал за шнурками.
— Я еще и не приступал к самому приятному, — заверил он и наклонился поцеловать ее грудь. — Но мы сейчас же этим займемся.
Мадди лежала в объятиях Ривлина, прижавшись спиной к его груди и всем своим существом ощущая идущие от него тепло и силу. Она и представления не имела о том, как бесконечно разнообразны способы доставлять друг другу наслаждение в любви. Делать это можно медленно, упиваясь каждым прикосновением, каждой лаской, каждым мигом взаимной радости. Мадди обвиняла Ривлина в мучительстве, но он только смеялся, а в самом конце дал ей больше, чем она могла ожидать. Майра права: Ривлин Килпатрик может заставить звезды сиять ярче, а земной шар вращаться с неимоверной быстротой. Мадди подумала, что, если бы ей суждено было осуществить единственное желание, она пожелала бы провести остаток дней своих, занимаясь любовью с этим человеком.
Глава 18
За окнами стемнело, когда Ривлин пошевелился, и от этого она тоже проснулась. Он поцеловал ее в щеку и спросил:
— Хочешь, я принесу тебе шампанского?
— Да, пожалуйста.
Ривлин не спеша выбрался из постели.
— Раз уж ты проснулся, расскажи мне, с какой стати Тихоокеанская линия железной дороги штата Миссури делает нам такие роскошные подарки.
Он рассмеялся и достал бутылку из ведерка со льдом.
— Альберт — главный держатель акций компании.
— Если ты хочешь заказать вагон для себя лично, лучше всего воспользоваться именем владельца дороги.
Мадди приподнялась, чтобы поудобнее опереться спиной на подушки. Ривлин напал на незнакомого человека, отобрал у него одежду, а потом заказал личный вагон, назвавшись именем собственного зятя. Она всегда считала его ходячим кодексом законов, однако он вполне успешно действовал и как их нарушитель. По совершенно необъяснимой причине это показалось ей весьма увлекательным и волнующим.
— Ну что ж, — сказала она без малейшего намека на осуждение, — ты говорил мне, что твои сестры удачно вышли замуж, однако я не думала, что настолько удачно.
— Они невероятно практичны для богатых женщин. — Ривлин повернул горлышко бутылки в сторону и принялся извлекать пробку. — Не берусь утверждать, что это произойдет с самого начала, но в конечном счете мои сестры придутся тебе по душе. И моя мать тоже.
Пробка вылетела из бутылки со звуком выстрела и улетела куда-то в конец вагона, заставив Мадди вздрогнуть от неожиданности.
— У тебя такой вид, словно под простыню заползла гремучая змея, — бросил Ривлин, относя бутылку к бару. Мадди знала ответ, но тем не менее спросила:
— Мы едем в Цинциннати?
Он налил в высокий бокал вино, полное крошечных пузырьков.
— Разве я об этом не сказал?
— Нет, не сказал.
Ривлин налил шампанского во второй бокал и пояснил:
— Я как раз собирался сообщить тебе об этом, но тут с нами заговорил проводник. А потом я был отвлечен кое-чем другим. — Он подал ей бокал; при этом лицо у него сделалось очень серьезным. — Если мы хотим выкарабкаться из этой истории живыми, нам понадобится помощь людей, столь же могущественных, как и сенатор Харкер. Единственное место, куда мы сейчас можем поехать, — это мой родной дом; единственные люди, на которых сможем положиться, — моя семья.
— Ты полагаешь, что твои родственники могут одолеть Харкера?
— Я знаю, что они это сделают. — Ривлин усмехнулся и подмигнул Мадди. — Нам всего лишь следует добраться до них в целости и сохранности.
— А это может оказаться не столь уж простым делом.
— Верь мне, Мадди, — негромко произнес он. — И положись на меня.
Мадди и без этих слов поверила Ривлину Килпатрику всей душой. Он чокнулся с ней, и тепло его улыбки обволокло ее сердце, а внизу под вагоном колеса катились по рельсам, ритмично повторяя: люби его — люби его — люби его.
Она едва могла дышать. Любить его? Господи, но это невозможно! Сердечные муки чересчур быстро убьют ее.
— Тебя снова укусила змея, дорогая?
Ривлин застал ее врасплох, и Мадди смутилась, но тут же ухватилась за протянутую им соломинку.
— Какая змея?
— Та, что заползла сюда, когда я упомянул о встрече с моей матерью и сестрами. У тебя сейчас точно такое же выражение лица.
— Укусила. — Мадди отчаянно старалась отвлечься от слов, которые выстукивали колеса. — Мне хотелось бы избежать встречи с твоей семьей, если это возможно.
— Почему?
Сердцебиение, слава Богу, начало утихать.
— Ривлин, ты же умный человек. Подумай сам.
— Боишься, что будешь чувствовать себя чужой среди них, — быстро и уверенно ответил он. — Дорогая, я сам там чужой.
— И ты полагаешь таким образом подбодрить меня?
— Они отнесутся к тебе доброжелательно.
— Разумеется, они ведь хорошо воспитаны. — Мадди решила, что лучше всего сказать правду. — Ривлин, я не умею вести себя как леди. У меня внутри все холодеет, когда приходится говорить с проводником. Я не знаю, как выглядит мое поведение со стороны. — Мадди зажмурилась и представила в воображении собственное появление в гостиной. — Господи, да уж лучше назад в тюрьму.
Ривлин взял ее за подбородок и подождал, пока она откроет глаза.
— У тебя все получится, милая. Все, что тебе нужно, — это оставаться собой.
У него были необыкновенные глаза — добрые и нежные, глядя в них можно было поверить во что угодно. А как он улыбался… Как целовал ее…
У Мадди снова сильно забилось сердце.
— Ты намерен рассказать им, кто я на самом деле?
— Они вполне в состоянии увидеть сами, как ты прекрасна. — Ривлин немного помолчал. — Но я понимаю, о чем именно ты спрашиваешь, и, разумеется, должен буду ввести их в курс дела. Мне необходима их помощь, а они смогут ее оказать лишь в том случае, если узнают все подробности этой истории.
— Ты давно писал домой?
— Не помню. — На этот раз его голос звучал равнодушно. Боже всемогущий! Чем дальше, тем хуже.
— И после нескольких лет молчания ты собираешься ворваться снова в жизнь твоих родных, представить им свою любовницу-убийцу и, осведомив их о заговоре, имеющем целью уничтожить меня и тебя, попросить выручить нас из беды?
— Это именно то, что родные делают друг для друга, — ответил он спокойно, ничуть не потрясенный картиной, которую нарисовала Мадди. — Я послал Эверетту телеграмму из Канзас-Сити — сообщил о том, что мы приедем, так что для них наше появление не будет сюрпризом. Им также известно, что нам угрожает опасность и что мы нуждаемся в помощи.
— А кто такой Эверетт?
— Муж Эмили, владелец и издатель газеты.
При этих словах Мадди почувствовала некоторое облегчение.
— И ты надеешься, что он опубликует в своей газете нашу историю?
— Это не значит надеяться, дорогая, — с той минуты, как он прочтет телеграмму, у него глаза разгорятся. Единственное, о чем он будет сожалеть, — так это о том, что материал не попал к нему в то время, когда он мог бы сыграть роль при выдвижении кандидатов в президенты. Видишь ли, они с Хорасом близкие друзья.
Близкие друзья. Само собой. Мадди тяжело вздохнула. Уж если Ривлин намеревался запустить ее в львиную стаю, то хотя бы рассказал, насколько они большие, эти львы, чтобы она могла вооружиться достаточно увесистой палкой.
— Один член твоей семьи владеет акциями железнодорожной компании, другой состоит в дружбе с мистером Хорасом Грили, который в прошлом году выставлял свою кандидатуру в президенты. Это двое из пяти. Не надо больше сюрпризов, Ривлин. Чем занимаются остальные трое?
— Уилл, муж Шарлотты, — федеральный судья, Лоренс, муж Лиз, владеет пароходной компанией. Муж Мари, Линдер, — сенатор от штата Огайо, возможно, вскоре он станет губернатором.
Он говорил о членах своей семьи, как говорят о ковбоях, железнодорожных кондукторах или владельцах салунов.
— Весьма впечатляет.
Глотнув шампанского, Ривлин пожал плечами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36