Вот и стали девкам песни заказывать да в особый яшшик складывать, таки те
рмояшшики прозываются. Песню уложат да обозначат, которо перед, которо з
ад, чтобы с другого конца не начать. Больши кучи напели, а по весне на первы
х пароходах отправили. Пароходишши нагрузили до трубы, В заморску страну
привезли. Народу любопытно: каки таки морожены песни из Архангельского?
Театр набили полнехонек.
Вот яшшики раскупорили, песни порастаяли да как взвились, да как зазвене
ли! Да дальше, да звонче, да и все. Люди в ладоши захлопали, закричали: «Ишшо,
ишшо». Да ведь слово Ц не воробей: выпустишь Ц не поймашь, а песня что сол
овей: прозвенит Ц и вся тут. К нам шлют письма, депеши: «Пойте песен больше,
заказывам, пароходы готовим, деньги шлем, упросом просим: пойте!»
А сватьина свекровка, Ц ну, та самая, котора отругиваться бегала, Ц в пес
ни втянулась.» Поет да песенным словом помахиват, а песня мерзнет; как бел
ы птицы летят. Внучка старухина у бабки подголоском была. Бабкина песня
Ц жемчуга да бральянты самоцветы, внучкино вторенье Ц как изумруды. Ст
оль антиресно, что уж думали в музей сдать на полюбованье. Да в музее-то у н
ас, сами знаете, директора сменялись часто и каждый норовил свое сморози
ть, а покупали что приезжи сморозят Ц будто привозно лутче.
Ну, бабкину песню в термояшшик.
Девки поют, бабы поют, старухи поют. В кузницах стукоток стоит Ц термояшш
ики сколачивают.
На песнях много заработали. Работа не сколь трудна. Мужики заговорили:
Ц Бабы, зарабатывайте больше. Надоели железны крыши, в них и виду нет, и кр
асить надо. Мы крыши сделам из серебра и позолоченны.
Бабы не спорят:
Ц Нам английских денег не жаль…
Мужики выпрямились, бородами тряхнули:
Ц Вы это, бабы, для кого песни поете? Дайко-се мы их разуважим, «почтение»
окажем.
Мужики бороды в сторону отвернули для песенного простору и начали. Оно и
складно, да хорошо, что не нам слушать. Слова такие, что меньше оглобли не б
ыло! И одно другого крепче.
Для тех песен особенны яшшики делали. И таки большушши, что едва в улицы пр
оворачивали.
К весне мороженых песен кучи наклали.
Заморски купцы снова приехали. Деньги платят, яшшики таскают, грузят да и
говорят: «Что порато тяжелы сей год песни?»
Мужики бородачи рты прикрыли, чтобы смеху не было слышно, и отвечают:
Ц Это особенны песни, с весом, с уважением, значит, в честь ваших хозяев. Мы
их завсегда оченно уважам. Как к слову приведется, кажной раз говорим: «Ка
бы им ни дна ни покрышки!» Это по-вашему значит Ц всего хорошего желам.
И так у нас испокон веков заведено. Так и скажите, что это от архангельског
о народу особенно уважение.
Иноземцы и обрадели. Пароходы нагрузили, труб не видно, флагами обтянули.
В музыку заиграли. Поехали. От нашего хохоту по воде рябь пошла.
Домой приехали, сейчас Ц афиши, объявления. В газетах крупно пропечатал
и, что от архангельского народу особенное уважение заморской королеве: п
есни с весом!
Король и королева ночь не спали, с раннего утра задним ходом в театр забра
лись, чтобы хороши места захватить. Их знакома сторожиха пропустила.
Прочему остальному народу с полден праздник объявили по этому случаю.
Народу столько набилось, что от духу в окнах стекла вылетели.
Вот яшшики наставили, раскупорили все разом. Ждут.
Все вперед подались, чтобы ни одного слова не пропустить.
Песни порастаяли и Ц почали обкладывать.
На что заморски купцы нашему языку не обучены, а поняли!

Из-за блохи

В наших местах болота больши, топки, а ягодны. За болотами ягод больше того
, и грибов там, кабы дорога проезжа была, Ц возами возили бы.
Одна болотина верст на пятьдесят будет. По болотине досточки настелены к
онцом на конец, досточка на досточку. На эти досточки надо ступать с опаск
ой, а я, чтобы других опередить да по ту сторону болота первому быть, безо в
сякой бережности скочил на досточку.
Каак доска-то выгалила! Да не одна, а все пятьдесят верст вызнялись стойко
м над болотиной-трясиной.
Что тут делать?
Топнуть в болоте нет охоты, Ц полез вверх, избоченился на манер крюка и и
ду.
Вылез наверх. Вот просторно! И видать ясно. Не в пример ясней, чем внизу на з
емле.
А до земли считать надо пятьдесят верст.
Смотрю Ц мой дом стоит, как на ладошке видать. До дому пятнадцать верст. Э
то уж по земле.
Да, дом стоит. На крыльце кот дремлет-сидит, у кота на носу блоха.
До чего явственно все видно.
Сидит блоха и левой лапкой в носу ковырят, а правой бок чешет. Тако зло мен
я взяло, я блохе пальцем погрозил, а блоха подмигнула да ухмыльнулась: дес
кать Ц достань! Вот не знал, что блохи подмигивать да ухмыляться умеют.
Ну, кабы я ближе был, у меня с блохами разговор короткой Ц раз, и все.
Тут кот чихнул.
Блоха стукнулась об крыльцо, да теменем, и чувствий лишилась. Наскакали б
лохи, больну увели.
А пока я ахал да руками махал, доски-то раскачались, да шибко порато.
«Ахти, Ц думаю, Ц из-за блохи в болоте топнуть обидно».
А уцепиться не за что.
Вижу Ц мимо туча идет и близко над головой, да рукой не достать.
Схватил веревку, Ц у меня завсегды с собой веревка про запас; петлю сдела
л да на тучу накинул. Притянул к себе. Сел и поехал верхом на туче!
Хорошо, мягко сидеть.
Туча до деревни дошла, над деревней пошла.
Мне слезать пора. Ехал мимо бани, а у самой бани черемша росла. Слободным к
онцом веревки за черемшу зацепил. Подтянулся. Тучу на веревке держу. Один
край тучи в котел смял на горячу воду, другой край Ц в кадку для холодной
воды, окачиваться, а остатну тучу отпустил в знак благодарения.
Туча хорошее обхождение помнит. Далеко не пошла, над моим огородом раски
нулась и пала легким дожжичком.

Лётно пиво

Ну, и урожай был на моем огороде! Столько назрело да выросло, что из огород
а выперло. Которо в поле, то ничего, а одна репина на дорогу выбоченилась,
Ц ни проехать, ни пройти.
Дак мы всей деревней два дня в репе ход прорубали. Кто сколько вырубит, сто
лько и домой везет. Старательно рубили. Дорогу вырубили в репе таку, что дв
а воза с сеном в ряд ехали.
А капуста выросла така, что я одним листом дом от дожжа закрывал. Учены вся
ки приезжали, мне диплом посулили. У меня и рама для его готова, Ц как пошл
ют, так вставлю.
На том же огороде, из которого репа выперла на дорогу, хмель вырос-вызнялс
я. Да какой! Кажну Хмелеву ягоду охапкой домой перли. А котора Хмелева ягод
а больша, ту катили с «Дубинушкой»!
Стали пиво варить с новоурожайным хмелем. Пиво сварено, бродит.
А поп у нас был, Сиволдаем мы его звали. Отец Сиволдай да отец Сиволдай. Нас
тояшшо имя позабыли, подходяшшо и это было.
Терпежа нет у Сиволдая дождать, ковды пиво выбродит.
Ц Я, Ц говорит, Ц братия, для пива готов, значит, и пиво для меня готово!
Нам что. Брюхо не наше, Ц пей. Назудился Сиволдай пива. Вот в ем пиво-то и за
бродило, заурчало. Сиволдая горой разнесло.
Мы с диву только пятимся, Ц долго ли до греха!
А Сиволдай на месте пораскачался, да и заподымался, да и полетел. И вопит:
Ц Людие, киньте веревку, а то далеко улечу!
А мы от удивленья рты разинули и закрыть забыли. Куды тут веревка.
Сиволдая отнесло в подполье. Поп летит и перекувыркивается через голову
. Потом объяснил, что это он земны поклоны клал. Видно, большого лишку выпи
л поп, Ц его как прорвало!
Да хошь верь, хошь не верь, Ц через семь деревень радугой!
Воротился Сиволдай без вредимости. Упал на кучу сена, свежекошено было.
Теперича летать нипочем. Примус разведут, приладятся и летят. А в старо вр
емя только наша деревня летала.
В больши праздники, в гулянки мы летно пиво особливо варили.
Как которы пьяны забуянят Ц сейчас мы этого пива летного чашку али ковш
поднесем.
Ц Выпей-ко, сватушко!
Пьяной что понимат? Вылакат, Ц ево и выздынет над деревней. За ногу верев
ку привяжем, чтобы далеко не улетел, да прицепим к огороду али к мельнице.
Спервоначалу в одно место привязывали, Ц дак пьяны-то драку учиняли в не
бе. Ну, за веревку их живым манером растаскивали жоны; своих мужиков кажна
к своему дому на веревке, как змеек бумажной на бечевке, волокут. Мужики пь
яны в небе руками машут, жон колотить хотят, а жоны с земли мужиков отругив
ают во всю охотку. Мужики протрезвятся в вольном воздухе, скоро, как раз к
тому времени, как бабы ругаться устанут. Тут жоны веревки укоротят, ну, муж
ья и дома.

Баня в море

В бывалошно время я на бане в море вышел.
Время пришло в море за рыбой идти. Все товаришши, кумовья, сватовья, братов
ья да соседи ладятся, собираются. А я на тот час убегался, умаялся от хлопо
т по своим делам да по жониным всяким несусветным выдумкам, прилег отдох
нуть и заспал, да столь крепко, что криков, сборов и отчальной суматошни не
слыхал.
Проснулся, оглянулся Ц я один из промышленников в Уйме остался. Все начи
сто ушли, суда все угнали, мне и догонять не на чем.
Я не долго думал. Столкнул баню углом в воду, в крышу воткнул жердину с пол
овиком; вышла настояшша мачта с парусом. Стару воротину рулем оборотил. Б
аню натопил, пар нагонил, трубой дым пустил. Баня с места вскачь пошла мимо
городу пароходным ходом да в море вывернулась и мимо наших уемских судо
в на полюбование все кругами, все кругами по воде вавилоны развела!
У бани всякой угол носом идет, всяка сторона Ц корма. Воротина-руль свое
дело справлят, баня с того дела и заповорачивалась, поворотами большого
ходу набрала.
Я в печке помешал, дым пустил, пару прибавил, сам тороплюсь Ц рулем вороча
ю. Баня разошлась, углями воду за версту зараскидывала, небывалошну-неви
далошну одноместну бурю подняла. Кругом море в спокое, берега киснут. А по
середке, ежели со стороны глядеть, что-то вьется, пена бьется, вода брызже
тся и дым валит, как из заводской трубы.
Тут до кого хошь доведись Ц переполошится! Со стороны глядеть Ц похоже
и на животину и на машину. Животина страшна, а машина того страшне. Ну, стра
шно-то не мне да не нашим уемским.
Рыбы народ любопытный, им все надо знать, а в бане новости завсегда самы св
ежи, самы новы, рыбы к бане со всех сторон заторопились.
А мы промышлям.
С судов промышляют по-обнакновенному, как раньше заведено. А я с бани рыбу
стал брать по-новому, по-банному, шайкой в воде поболтаю, рыба думат: ее в г
ости зовут Ц и в шайку стайками, а к бане косяками. Мне и сваливать рыбу ме
ста нет: на полок немного накладешь!
Стали наши рыбацки суда чередом да всяко в свою очередь к бане подходить,
я шайкой рыбу черпаю, бочки набью, трюма накладу, на палубе выше бортов нав
алю, другое подходит. На место полного. Это дело с краю бани, а в середке бан
я топится, народ в бане парится, рябиновыми вениками хвошшется, от рябино
вого веника пару больше, жар легче и дух вольготней.
Чтобы дым позанапрасно не пропадал, у трубы коптильню завели, это уж без м
еня. Я баню топил да рыбу ловил.
В коротком времени все суда полнехоньки рыбой набил.
Судно Ц не брюхо, не раздастся, больше меры в него не набьешь.
Набрали рыбы, сколько в суда да в нас влезло. Остальну в море на развод ост
авили.
К дому поворотились гружены суда. Тут и я с баней расстался, за дверну ручк
у попрошшался, впредь гостить обешшался. Домой пошли Ц я на заднем суден
ышке сел на корме да на воду муку стал легонько трусить, мука на воде ровне
нькой дорожкой от бани до Уймы легла. Легла мучка на морскую воду да на рас
соле закисла и тестяной дорожкой стала.
За нами следом зима стукнула, вода застыла. И от самой нашей Уймы до середк
и моря, до бан, значит, ровненька да гладенька дорожка смерзлась.
Мы в ту зиму на коньках по морю в баню бегали. Рыбы учуяли хлебный дух тест
яной дорожки и по обе стороны сбивались видимо-невидимо, как Мамаевы пол
чишша. Мы в баню идем Ц невода закидываем, вымоемся, выпаримся, в морской
прохладности продышимся, Ц невода полнехоньки рыбы на лыжи поставим. Н
а коньках бежим, ветру рукавицей помахивам, показывам, куда нам поветерь
нужна.
У нас в банных вениках пар не остывал, вот сколь скоро домой доставлялись!

Всю зимушку рыбу ловили, а в море рыбы не переловить.
С того разу и повелись зимны рыбны промыслы.
Весной лед мякнуть стал, рыбьи стаи тестяну дорожку растолкали, и понесл
о ее по многим становишшам, хорошему народу на пользу. К той поры тесто в п
олну пору выходило, по морю шло, а это не ближной конец. Промышленники тест
о из воды в печки лопатами закидывали, которой кусок пекся караваем, а кот
орой рыбным пирогом Ц рыба в тесто сама влипала.
Просолено было здорово. Поешь, осолонишься и опосля чай пьешь в охотку.
Коли не веришь, так съешь трески, хотя одну трешшину фунтов хотя бы на деся
ток. Вот тогда чаю захочешь и мне верить будешь.
Баня по середке моря осталась и не понимат, в толк не берет, что мы к ней дор
огу потеряли, сама в себе жар раздувала, пар поддавала и в таку силу, что на
ше море студено теплеть стало.
Вот этому приведется поверить! Спроси у нас хошь старого, хошь малого Ц в
сяк одно скажет, что за последни годы у нас зимы короче стали и морозы легч
е пошли. Все это моя баня своим теплом сделала.





Брюки восемнадцать верст дл
ины

Выспался я во всю силу. Проснулся, потянулся, ногами в поветь уперся, а сам
тянусь, тянусь легкой потяготой. До города вытянулся, до рынку, до красног
о ряда, где всякими материями торгуют.
Купцы свои лавки отворили. Чиновники да полицейски в лавки шмыгнуть хоте
ли, взять с купцов по взятке, Ц это для почину: кому сколько по чину.
Я руки разминаю, чиновников по болотам, по трясинам кидаю. Модницы чиновн
ицы прибежали деньги транжирить Ц мужья не трудом наживали, женам не тр
удно проживать. Я себя топтать разрешения не дал, я не мостовая, модницам д
о лавок ходу нет.
Купцы ко мне с поклонами и с вежливым разговором:
Ц Ах, как оченно замечательно хорошо, Малина, что ты чиновников да полице
йских грабителей по болотам распределил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48