Ц Гром гремит, путь воде готовит…
Мальчишки, которые с высоких штабелей караулили дорогу, закричали након
ец:
Ц Идут! Идут!
Щеголихи шли рядами: двести девок, сотня баб. Шествие замыкали парни с гар
монями. Старики на бревнах запели:

Слеталися птицы,
Галки и синицы,
Стадами, стадами,
Сходились девицы,
Сбирались молодки
Рядами, рядами.

Одночасью весь берег будто цветами расцвел. Разноцветно стало на лугу. Ц
ветасто. Девки как букеты разно-пестрые. Бабы будто лампы в абажурах. И чт
о тут величанья, и смотренья, и манежности! У смотрящих стариков в глазах з
азеленело. Старухи ахают:
Ц Глянь-ко, глянь-ко! Этой бы только в погребу сидеть под рогожей, а она ка
к жар-птица!
Ц Эту бы давно на табак молоть, а она как фрегат под парусами. Сейчас зачн
ет палить из пушек.
Тут парни зараз в гармони жахнули. Двести девок, сотня баб песню завели; вы
соко занесли да в пляс пошли. Только и слыхать, что «ух-ух, ух-ух!». Топанье, х
лопанье, плесканье, скаканье…
И в те поры дожжинушка ударил, как с горы. Не то что дождь пошел как из ведра
, а Ц бочками, ушатами заполивало. Вдруг гроза-то с моря накатилась.
Разом триста баб и девок караул закричали. Не грозы испугались: гроза не д
иво. С туалетами заморскими беда стряслась: краска смокла. Краска-то плыв
ет, и ветошь-та ползет. Бабы держат ветошь-ту да визжат, как кошки. За какой
лоскут хватятся, тот в руках останется. Во мгновенье вся краса стерялась.
Как не бывало туалетов. Смотреть негодно. Эти щеголихи все лохмотье мокр
ое с себя сбросили в кучу да, как чертовки из болота, ударились бежать.
Кому горе, кому смех! Мужики, как гуси, загоготали. Парни, старики со смеху п
орвались:
Ц ХаЦ ха-ха-ха-а! Вот она, чудовища-а! Европейские модели побежали-и!
Маткам, бабкам не до смеху. За дочками в погоню стелют да ревут:
Ц Косматики вы, трепалки вы! На всю вселенну срам наделали! Теперь ни в пи
р, ни в мир, ни в добры люди.
Переведя дух у себя в слободке, умывшись, опамятовавшись, молодицы и деви
цы решили отсмеять насмешку иноземцу:
Ц Бабы, девки! Нельзя такого бесчестья простить! Головы не оторвем, дак х
оть плюх надаем этому Пыху.
Еще до света учредились они как на битву: с ухватами, с лопатами. Мужики см
еялись:
Ц Маврух в поход собрался… Пропал теперь заграничный Пых. Он ведь сидит
и ждет: «Скоро ли бабы меня трепать придут!»
Ц Пущай он хоть в утробу матерню спрятался, и там до будем! Ц вопияли жен
ки.
Есть пословица: «Крой да песни пой; наплачешься, когда шить будешь». Пел Пы
х и у кройки и у шитья. Пел, товар с рук сбываючи. Заплакал в дождик, когда на
чалась суматоха. Бежать на пароход поопасался: бабам нигде не загорожено
, а капитан не любит неприятностей. Вместе со своими препозитами Пых зале
з под пристань. Всю ноченьку осеннюю там тряслись, единым словом меж себя
не перещелкнули. А комары их едят.
Одна была отрада: знали, что погрузка тесу кончена и пароход утром отвали
вает. Решили заскочить на пароход после второго, третьего свистка. Тогда
уж бабам Пыха не достать. Только бы проскочить удалось.
Фатьян в своем балагане тоже ни жив ни мертв сидит. Вот дак мистер заграни
чный! Присчитается и мне на орехи! И я с ним в паю буду… Век худых людей бега
л, при старости с мазуриком связался! Рук марать не стану барышом грабите
льским.
Ц У тебя откуда барыши-то? спросил Тренька.
Ц Да ведь половину барыша мне Пых-то посулил!…
Ц Ох, дядюшка Фатьян! Нет, у тебя ума-то с наперсток. Таких, как ты, лесных те
терь, и учат.
Ц За мою добродетель?!
Ц За твою дурость, не во гнев будь сказано.
Ц После дела всяк умен. Уйди с глаз! Ц рявкнул мастер. Ночью Фатьян не спа
л, бродил около палатки. На сердце росла тревога: «Влетит и мне за Пыховы д
ела…»
Пущего страху нагнал глухой сторож из слободки: Здравствуй, гость торгов
ый. Вина штоф отпусти. У меня не кабак.
Ц Табак не надо… А вас бабы убивать придут. Я на гулянье не был, а видел, ка
к они в деревню прибежали. Как есть Ц банны обдерихи.
Так и сидел Фатьян до свету:
Ц Убежать бы, да некуда. Укрыться бы, да негде.
На рассвете завел глаза, задремал. И тут же со страхом прянул на ноги. Услы
шал топот ног и воинственные возгласы:
Ц В воду посадить еретиков!
Несколько запыхавшихся баб сунулись в Фатьянову палатку:
Ц Дедко, вчерашний Пых где?
Ц Голубушки, не знаю. Матушки, ни в чем не виноват.
Ц Ты смотри, никуда не уезжай. Тех поймаем, до тебя дело есть.
Полотняная дверца захлопнулась. Фатьян, белый, как бумага, начал расталк
ивать Сеньку с Тренькой:
Ц Вставайте! Убивать нас идут! Где у нас чисты рубахи? Помрем. Деточки, сме
рточка напрасная приходит.
Поняв, в чем дело, Сенька бородатый заревел:
Ц О, не по красу приехали, не на великую добычу. Зачем ты нас в море сбил, се
дая анафема?
Тренька заорал на обоих:
Ц Мужики вы или нет? Бежать надо!
Ц А товар как? Ц опомнился Фатьян.
Ц Ведь ты помирать снарядился.
Ц Пережить не уповаю. А своего художества непонимающим людям оставить
не желаю, Ц торжественно сказал Фатьян.
Тренька уважительно поглядел на мастера.
Ц Одобряю эти слова, дядюшка Фатьян. Возьмем с вами по топору, станем у дв
ерей. Пусть-ка сунутся которые… А ты, Сенька, лети на пристань. Нет ли там бл
агоразумных мужиков?
Сенька побежал, на всякий случай поклонившись Треньке и Фатьяну в ноги.
Время тянулось. Никто убивать не шел. Фатьян поуспокоился; насупив брови,
сел.
Ц Охо-хо!… Ждать да догонять нет того хуже.
Со стороны берега донеслись два пароходных свистка и вслед за тем крики,
брань. Фатьян опять схватился за топор.
Прошел час Фатьян простонал:
Ц Тренька, ради бога, сбегай, поищи бородатого. Матка его будет жалеть. Да
не провались там!
Тренька ушел, да и провалился. Фатьян изнемог ждавши. Охал и ругался:
Ц Дураков пошли, да и сам за ними иди. Порвало бы вас, разорвало бы вас! Жив
ы ли вы, деточки мои? Брошу все, сам пойду.
Не поспел Фатьян и шаг шагнуть, его с ног сбили Сенька с Тренькой.
Ц О, леший бы вас побрал! Где вас, проклятых, задавило?
Докладывать начал красноречивый Тренька:
Ц Ух, дядюшка Фатьян!… Женки по штабелям летают, в бревнах Пыха ищут, а он п
од пристанью хранится. Тут с парохода два свистка. Пыховы, все трое, выскоч
или да по мосту и лупят, а сами кричат: «На секурс! На секурс!»
Ц Бабы со штабелей ссыпались Ц да за ними. По мосту канат причальный. Пы
х подопнулся, и один подручный с ног долой. Бабы налетели, стали Пыха потче
вать. Тут спустился с парохода управляющий заводский. Его провожает капи
тан. Бабы прискочили к управляющему, кладут жалобу на Пыха. Пых вопит что-
то капитану на ихнем языке. А народу много, полна пристань накопилась. Упр
авляющий говорит капитану:
«Вы что скажете, мистер каптейн?»
Капитан, такая личность представительная, с сизым носом, отвечает:
«Я совершенно ни при чем. Но мистер Пых просил дать объяснений на его това
р. Это есть обычная материй аплике, накладной бумажный кисея. Весьма боит
ся сырость. Если бы не дождик, туалет гулялся бы на год».
Управляющий к народу:
«Вот что, женочки и девицы: вы в памяти, в сознанье эти юбки-кофты покупали.
Небось у своих ситец выбираете, жуете да лижите Ц не марко ли, не линюче л
и?… Цену-то какую иноземец брал?»
«Три рубля за канплект».
«Это вы иноземцу за науку заплатили. Вперед пригодится… Угодно ли еще пр
о Пыха обсуждать и сыскивать?»
«Мы его уж обсудили. Погладили мутовкой по головке. Вишь, со страху каждый
лоскуток на нем трясется. Черт с ним!»
Тут бабы и капитану словцо ввернули:
«Хотя за морем эта аплике и за обычай, однако не возите к нам таких обычаев
. Держите у себя».
Ц Уплыл Пых-то? Ц спросил Фатьян
Ц Угреб.
Ц Меня-то не помянули?
Ц Помянули, дяденька Фатьян! Пароход-то отвалил, старухи заговорили: «Во
т что, девки-молодки, сами вы на себя в кнут узлов навязали: деньги бросили
и народ насмешили. Почто было у русского гостя не брать? Вчера куражились,
сегодня хошь не хошь Ц к нему пойдешь»…
Тренька не окончил слова: в балаган полезли бабы, девки и старухи. Поклони
лись, заговорили:
Ц Здравствуйте, гости торговые! Из ваших рук набойки захотели. Вчера к ва
м собирались, да кони не довезли.
Фатьян приосанился, прищурил глаз:
Ц Доброе дело не опоздано. Милости прошу. Наши набойки за сутки не заплес
невели, не заиндевели. Только что узором не корыстны, против модного база
ра не задорны…
Бабы застыдились:
Ц Карасином бы этот базар облить было да спалить!…
Ц То-то, Ц наставительно сказал Фатьян. Ц За морем прок потеряли, тольк
о хитрость одна. Русский мастер у работы радоваться хочет. Вот полотно: по
д песню прядено, под сказку ткано, на мартовском снегу белено. Мы к ткачихи
ну художеству свое приложили. Краски натуральные: от матушки сырой земли
, и от коры березовой, осиновой, от дерева сандала, от ягод, от цветущих трав
. Земляную краску в пух стираем: хоть графиня рожу пудри! Сенька Рыжа Бород
а у выбойки, будто бабка-повивалка у родов. Тренька досточку-печатку реже
т, как батальный живописец. Я в свою набойку сорок лет людей сряжаю. Скольк
о молодежи обучил, ремесло в руки дал. И от всех, кроме спасибо, другого сло
ва не слыхал. Я не хвалюсь. Моя работа пусть меня похвалит. Такое наше пове
денье вековое-цеховое…
Сколько бабам Фатьяновы речи нравятся, столько выбойки узорчатые гляну
тся.
Ц И как вчера такой красы не разглядели? Глаза отвел заморский пес.
Старухи брали по целой «трубе» столокотной, по целому куску. Важно говор
или:
Ц Этот мартиал хвалы не требует. Он стирку любит. От стирки в полную крас
у приходит.
Бабы помоложе прикидывали набойку на себя:
Ц Мастер, как по-вашему, это виноградье нам к лицу?
Пришли мужики. Потребовали матерьял порточный, с продольным «форнамент
ом». И на рубахи орнамент «попристальней».
Иноземцы торговали полтора дня. Фатьян в полдня продал все до нитки. Оста
тками, обрезками товара он наделил ребятишек, безденежно, в подарок.
По случаю последнего дня гулянья покупатели не торопились расходиться,
сидели вкруг палатки, балаболили, хвастались покупками.
Фатьян, выйдя из пустой палатки, весело крикнул:
Ц Желаю всем эти обновки сто лет носить, на другую сторону переворотить
да опять носить!
Переждав, пока кончится смех, Фатьян продолжал:
Ц Чувствительно вас благодарю за неоставленье. Иноземцы меня выучили,
а вы меня выручили. Ц И Фатьян поклонился народу в землю.
Бабы встали и ответили Фатьяну поясным поклоном:
Ц Промышлять вам с прибылью, гость торговый! За вашу добродетель, как вы
есть превосходный мастер…
Обратно Фатьян правился на шкуне. Парусом бежали шибче парохода.
Фатьяновы внуки-правнуки, такие же, как дед, красильщики-набойщики, работ
ают теперь на фабриках. Дедова оказия не вылиняла, не выцвела в пересказа
х внучат. Дедовской пословкой и заканчивают: «За морем прок потеряли, тол
ько хитрость одна».
И объясняют:
Ц Тогда прок, когда делаешь дело по совести, на общую пользу. Эту прочнос
ть ничья злохитрая корысть не переможет.

Рассказ Соломониды Ивановн
ы

У нас родитель беда грозный был.
Еще ребята никто не родились, мамку пришли подружки на игрище звать:
Ц Марфа, пойдем на качели.
Ц Ивана дома нету.
Ц А что там Иван, приведем таку же.
В вечерню домой явилась, муж не глядит:
Ц Где была?!
Ц На качели.
Ц Неси вожжи.
Она сходила за вожжами Ц да в ноги.
Ц Прости, Иван, боле никуда не пойду.
До старости нигде не бывала.
Братишко пяти годов баловал да окно разбил. Татка его схватил, засек до кр
овей. А мамка ткет, слезы ручьем бежат, не смеет молвить. Братишко из-под ре
мня ей кричит:
Ц Мамушка, мамушка! Не плачь, мне совсем не больно!
Я семи лет овец пасла, с ягнятами заигралась, овцы в огород зашли… Татушка
был ростом велик, я маленька… Меня за рубашонку повесил Ц да ремнем. Я как
птица… Сек, сек Ц под порог свиснул.
Братья уж не молоды были. Андрей вдовел, у Мартемьяна ребят двое. Жили Ц н
е делились. Родитель коня купил с изъяном. Мы не смеем язык высунуть, что к
онь худой. Уж через месяц в праздник братья выпили да просказались:
Ц Кто рад Ц эку клячу!…
Родитель с полатей и заспущался, страшной, грозной.
Ц Андрей, подай сюда узду!
Брат узду в руки подал. Родитель ухватил узду лошадину Ц да удилами его п
о лицу. Шибанул узду под порог.
Ц Мартемьян, подай узду!
Тот увернулся от отцовской руки Ц да в двери.
Неделю прятался. Татка его в соседях нашел, в ноги сыну падал, прощался.
Никто никого эдак не боится, как мы татки боялись.
Так его боялись, без брани, а как он заходит в избу Ц в глаза глядим, какой в
згляд.
Мы рады, как он на промысел уплывет. Мы его не порато жалели. Он и маленьких
нас на колени не бирал.
Девкой я семь годов кряду с таткой семгу промышлять ездила по рекам. Семь
годов молчала… Я как вода. Он куда скажет, я туда. Он меня не бранил. Он жалел
меня…
Не очень так, чтобы припадал… Однажды на полатях лежу, шубу с краю подложи
л:
Ц Моя-то дева упадет!
Я выросла в такой грозе, дак человека не найти, чтобы я не уладила. Худо без
добра не живет.
Было купил мне татка о празднике шелковый плат. Надо в ноги поблагодарит
ь, потом нарядиться, я не поспела, в часовню обновкой хвастать побежала. Та
тка и обиделся:
Ц В нонешних детях благодарности нету. Им бы схватить, а за труд не покор
ились.
Мамка выскочила мне навстречу:
Ц Поди скорее, поклонись отцу!
Я Ц в избу, он на печи. Я думаю: пасть бы в ноги, дак спит Что печке кланяться?
Лучше подожду Ц с печи полезет, упаду ему в праву ножечку… До ночи караул
ила в обновке…
У нас река была бедна; серо-серо наряжались. Заведем обновку, дак уж навек.
Завод у нас очень трудной.
… А мы не тужим. Работа грязна, в тряпках весь век ходим. Починенное лучше н
ового радеем: хранить не надо.
Татушка восьмидесяти годов помер. Болен не бывал, голова не баливала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48