Я серьезно: вслушайся! Они выводят мелодию!— Обыкновенный птичий щебет.— Ничего подобного. Птицы, как правило, соединяют обрывки, нот пять-шесть, от силы восемь. Пересмешники способны выдавать разные коленца, но не целые мелодии. Тут у нас — не простые птицы. А теперь замолчи и слушай!Оба сидели как зачарованные. Лицо Блэка смягчилось.— Будь я проклят, — вымолвил он наконец. — Действительно, поют, как по нотам. — Он подался вперед и внимательно прислушался.— Да, — бормотал Фентрисс, прикрыв глаза и покачивая головой в такт мелодии, которая, подобно благодатному дождю, струилась с ветвей, раскинувшихся прямо над головой. — Надо же, подумать только…Блэк поднялся с места — видимо, собрался подойти к стволу дерева и взглянуть вверх, но Фентрисс остановил его яростным шепотом:— Ты все испортишь. Сядь и замри. Где мой карандаш? Вот.Покосившись, он нашел карандаш и блокнот, потом закрыл глаза и не глядя принялся что-то строчить.А птицы пели.— Ты и в самом деле записываешь их пение? — спросил Блэк.— Разве не ясно? Тише ты.То открывая, то вновь закрывая глаза, Фентрисс чертил нотный стан и заполнял его нотами.— Да ты, оказывается, силен в нотной грамоте, — поразился Блэк.— В детстве играл на скрипке, пока отец ее не разбил. Дальше, дальше! Вот оно, вот! Да! Только не так быстро, — шептал он. — Подождите, я не успеваю.И, словно вняв его мольбе, птицы замедлили темп, сменив bravado на piano. Легкий ветер зашуршал листвой, и, как по мановению невидимой дирижерской палочки, пение стихло.У Фентрисса на лбу выступила испарина, он положил на стол карандаш и без сил откинулся на спинку кресла.— Разрази меня гром, — Блэк отпил изрядный глоток. — Что ты такое делал?— Записывал песню, — Фентрисс смотрел на разбросанные по бумаге ноты. — Точнее, поэзию в музыке.— Дай взглянуть!— Подожди. — Ветви слегка дрогнули, но пение не возобновилось. — Я хочу убедиться, что продолжения не последует.Тишина.Блэк завладел страницами и скользнул глазами по нотам.— Святые угодники! — Его изумлению не было предела. — Как по заказу!Он поднял глаза на густую крону дерева, откуда больше не слышалось ни рулад, ни трепета крыльев.— Что же это за птицы?— Птицы вечности, маленькие весталки Непорочного Зачатия Музыки. Они вынашивают новую жизнь: имя ей — песня.— Ну, ты и загнул!— Слушай дальше! Эту новую жизнь мог при нести воздух, или колос, который они склевали на рассвете, или неведомый каприз природы, или осенний день, да хоть сам Творец! И теперь она — моя, целиком и полностью! Дивная мелодия.— Дивная-то дивная, — согласился Блэк, — только такого не бывает.— Когда происходит чудо, не подвергай его сомнению. Боже праведный, может, эти прелестные создания напевали свои неподражаемые мотивы уже долгие месяцы или даже годы, но не были услышаны. Сегодня кто-то впервые обратил на них внимание. И это был я! Как мне распорядиться этим подарком судьбы?— Ты действительно хочешь?…— Я целый год сижу без дела. Перестал заниматься компьютерами, рано ушел на пенсию; мне всего сорок девять, а я с каждым днем все больше склоняюсь к тому, чтобы начать плести макраме и дарить поделки знакомым — пусть слегка подпортят себе интерьеры. Итак, дружище: макраме или Моцарт?— Уж не ты ли у нас Моцарт?— Скажем так: его внебрачный сын.— Ты бредишь! — вскричал Блэк. Его лицо обратилось вверх, пушечным жерлом нацеливаясь на птичий хор. — Дерево, птицы — это, считай, тест Роршаха! В этой какофонии ты подсознательно хочешь услышать последовательность нот. Однако здесь нет ни различимой мелодии, ни определенного ритма. Ты и меня сбил с толку, но теперь я понимаю: в тебе с детства засело тайное желание сочинять музыку, вот ты и навострил уши, когда в саду защебетали эти безмозглые птицы. Да положи ты наконец карандаш!— Сам ты бредишь! — рассмеялся Фентрисс. — Двенадцать лет безделья и ленивого отупения не прошли даром! Тебе просто завидно, что я нашел дело по душе и собираюсь им заняться. Слушать и сочинять, сочинять и слушать. Будь добр, сядь на место, ты нарушаешь акустику.— Так и быть, я сяду, — выпалил Блэк. — Но…— Он зажал уши ладонями.— Вольному воля, — промолвил Фентрисс. — Хочешь отгородиться от сказочной реальности — отгораживайся, сколько душе угодно, а я пока исправлю пару нот и закончу это новорожденное творение.Подняв глаза к ветвям дерева, он прошептал:— Не так быстро.Крона зашелестела и утихла.— Совсем рехнулся, — пробормотал Блэк.Прошел час, а может, два или три; стараясь не шуметь, а затем, видимо, передумав, Блэк вошел в библиотеку и прокричал:— Чем ты тут занимаешься?Не поднимая головы, исступленно водя рукой по бумаге, Фентрисс ответил:— Заканчиваю симфонию.— Ту, что начал в саду?— Ее начали птицы. Птицы!— Хорошо, пусть будут птицы, — Блэк с опаской подступил ближе, чтобы рассмотреть плоды безумия. — Как тебе удалось в этом разобраться?— Пернатые сделали большую часть работы. Я лишь добавил вариации.— Орнитологи тебя поднимут на смех за такую самонадеянность. Тебе раньше доводилось писать музыку?— Нет. — Пальцы Фентрисса описывали дуги, карандаш царапал бумагу. — До сегодняшнего дня не доводилось.— Надеюсь, ты понимаешь, что это плагиат?— Заимствование, Блэк, всего лишь заимствование. Если сам Берлиоз Берлиоз, Гектор-Луи (1803-1869) — французский композитор и дирижер, создатель гротесковых музыкальных образов, новатор в области музыкальных форм.

не погнушался заимствовать утреннюю песенку юной молочницы, что уж тут говорить! Если Дворжак Дворжак, Антонин (1841-1904) — выдающийся чешский композитор и дирижера в своем творчестве широко использовал фольклорную музыкальную традицию. Во время преподавания в США много путешествовал по американскому Югу.

, услышав, как южанин бренчит на банджо «Возвращение домой», позаимствовал даже банджо, чтобы обогатить свои симфонии «Из Нового Света», то почему же я не могу забросить невод и поймать мелодию? Вот! Finite. Готово. Придумай-ка название, дружище!— Я? Да у меня фантазии не хватит.— Может, «Соловей»?— Уже было у Стравинского Стравинский, Игорь Федорович (1882-1971) — русский композитор и дирижер. С 1910 г. жил за рубежом. Опера «Соловей» создана им в 1914 г.

.— «Птицы»?— Уже было у Хичкока Хичкок, Альфред (1899-1980) — англо-американский кинорежиссер, создатель мистических детективных фильмов. Фильм «Птицы» вышел на экраны в 1963 г.

.— Вот черт! А если так: «Всего лишь Джон Кейдж: клетка в золоченой птице» «Всего лишь Джон Кейдж: клетка в золоченой птице» — Кейдж, Джон Мильтон (1912-1992)— американский композитор, яркий представитель музыкального авангарда, неутомимый экспериментатор. Оказал большое влияние на музыку середины XX в. Буквальное значение фамилии Кейдж (Cage) — «клетка».

.— Неплохо! Только кто в наши дни помнит Джона Кейджа?— Ну, тогда… Есть!И он вывел: «Пирог из сорока семи сорок».— А почему не «Плов из сорока семи дроздов»? Джон Кейдж — и то лучше.— Это все пустое! — Фентрисс забарабанил по кнопкам телефона. — Привет, Уилли! Можешь ко мне заехать? Да, есть небольшая работенка. Сделай для друга — точнее, для друзей — аранжировку симфонической пьесы. Сколько тебе обычно платят в филармонии? Сколько-сколько? Ну, ладно… До вечера!Фентрисс повесил трубку и снова взглянул на дерево, в кроне которого поселилось чудо.— Что же будет дальше? — пробормотал он.Ровно через месяц «Сорок семь сорок» (под таким вот укороченным названием) прозвучали на концерте камерной симфонической музыки в Глендейле. Сочинение было встречено продолжительными аплодисментами и получило неслыханно благосклонные отзывы.Фентрисс, в приливе счастья, готов был направить свои силы на большие и малые опусы, симфонии, оперы — на все, что доносилось до его ушей.Перед премьерой он неделю за неделей ежедневно слушал все тот же удивительный хор, но не записал ни единой ноты, дожидаясь реакции на опыт с «Сороками». Когда же прогремела буря оваций, а критики разве что не запрыгали от радости, Фентрисс понял, что надо ловить момент, пока публика не оправилась от эпилептического припадка.За «Сороками» последовали «Крылья», «Полет», «Ночной хор», «Мадригалы птенца» и «Стражники рассвета». Они неизменно встречали восторженный прием; критики, хотя и досадовали на отсутствие изъянов, волей-неволей строчили хвалебные рецензии.— Я бы уже давно мог задрать нос, но учусь скромности у пташек, — говорил Фентрисс.— Вот и помалкивай, — отвечал ему Блэк, который, сидя под тем же деревом, так и не вкусил ни ростков озарения, ни благословенной симфонической манны. — Композиторы — известные прощелыги: того и гляди, начнут прятаться в кустах и шпионить, а как выведают твою тайну — раззвонят, что ты вторгся в чужие пределы!— А ведь верно, черт возьми! — Фентрисс посмеялся. — Я и в самом деле вторгся в чужие пределы!И было бы поистине странно, если бы никто не вторгся в его собственные пределы.Выглянув из окна часа в три ночи, Фентрисс увидел тень приземистого человечка, который тянулся к ветвям, чтобы закрепить среди листвы карманный диктофон. Затем незнакомец начал тихонько напевать и посвистывать. Осознав, что это не приносит результатов, незваный гость, почти неразличимый в темноте, стал ворковать, выводить трели и даже кукарекать, переминаясь с ноги на ногу под кроной дерева.— Чтоб я сдох! — прогремел голос Фентрисса, подобно выстрелу из дробовика. — Никак это Вольфганг Праути хозяйничает у меня в саду?! Пошел прочь! Вон отсюда!Уронив диктофон, Праути резво перемахнул через куст, продрался сквозь живую изгородь — и был таков.Фентрисс, посылая ему вслед проклятья, подобрал оброненную тетрадь.«Ночная песнь» — значилось на первой странице. А пленка диктофона сохранила пленительные мелодии, похожие на индийскую духовную музыку — в исполнении птичьего хора.После этого случая Фентрисс потерял покой. Нарушители владений проникали к нему в сад около полуночи и шныряли там до рассвета. Фентрисс понимал, что эта свора погубит его творчество, задушит его голос. Он целыми днями слонялся по саду, не зная, каким еще лакомством ублажить пернатых, и обильно поливал траву, чтобы в ней не переводились червяки. Измученный, он стоял на страже ночи напролет, превозмогая дремоту, только ради того, чтобы подстеречь Вольфганга Праути и ему подобных, когда они полезут через забор, чтобы похитить его арии, или, не приведи Господь, устроятся на дереве и станут жужжать себе под нос в надежде на птичий отклик.Самым веским аргументом в этом противостоянии оказался дробовик. Стоило разок пальнуть — и сад на целую неделю оставили в покое. Зато потом… Кто-то пришел среди ночи и совершил зверство. Без лишнего шума этот варвар обрезал нижние ветки и спилил крону.— Жалкие завистники, проклятые убийцы, — рыдал Фентрисс. Птицы исчезли.Унеся с собой блестящую карьеру Амадея Второго.— Блэк! — взвыл Фентрисс.— Да, дружище? — откликнулся Блэк, глядя в унылое небо, которое совсем недавно скрывала зелень.— Где твоя машина?— Только что была здесь.— Поехали!Но поиски не дали результата. Одно дело — найти сбежавшую собаку или снять с телеграфного столба домашнюю кошку. И совсем другое — отыскать в неведомых кущах многобрачие вольных певуний весны, любительниц сладких зерен, да еще убедить их, что в клетке веселей, чем на ветке.Но друзья все равно спешили от дома к дому, от сада к саду и, притаившись, ловили каждый звук. Стоило им на мгновение обрадоваться, заслышав отдаленное подобие «Аллилуйи» в пении иволги, как они вновь погружались в серые воробьиные сумерки безысходности.После долгих скитаний по бесконечным лабиринтам улиц и скверов один из двоих, Блэк, решился закурить трубку и высказать свое предположение.— Ты, случаем, не задумывался о временах года? — произнес он, скрывшись за облаком табачно го дыма.— Что? О временах года? — взвился Фентрисс.— Я вот о чем: в ту самую ночь, когда мы лишились и дерева, и певчих пташек… сдается мне, в ту самую ночь грянули первые осенние заморозки.Фентрисс стукнул себя кулаком по лбу.— Ты хочешь сказать…— Твои пернатые музы в срок покинули свое пристанище. Наверное, их стая сейчас пролетает где-нибудь над Сальвадором.— Если, конечно, это перелетные птицы.— А у тебя есть сомнения?Повисла еще одна мучительная пауза, и кулак Фентрисса снова молотом опустился на голову.— Значит, я в полном дерьме!— Вот-вот, — поддакнул Блэк.— Дружище! — воззвал Фентрисс.— Чем могу служить, сэр?— Поехали домой.Это был долгий год, это был краткий год, это был год, вобравший в себя и надежды, и приливы отчаяния, и порывы вдохновения, но Фентрисс про себя называл этот отрезок жизни «Повестью о двух городах» «Повесть о двух городах» — название романа Ч. Диккенса (1859).

; оставалось только узнать, где находится второй город!Глупец, упрекал он себя, как же я не сообразил, не принял в расчет, что мои певуньи осенью будут стремиться на юг, а весной возвращаться на север, где опять зазвучит a capella A capella — многоголосное хоровое пение без музыкального сопровождения.

их слаженный хор.— Ожидание сведет меня с ума, — жаловался он Блэку.-Да еще эти звонки…Вот и сейчас в комнате дребезжал телефон. Фентрисс снял трубку и заговорил, словно с неразумным ребенком:— Слушаю. Да. Конечно. Скоро. Когда именно? Очень скоро. — И повесил трубку. — Ну, что при кажешь делать? Это из Филадельфии. Требуют еще одну кантату, и чтоб не хуже первой. С самого утра звонили из Бостона. Накануне — из Венской филармонии. Я всем отвечаю: скоро. Когда? Одному Богу известно. Помешательство какое-то… Где они сейчас, эти ангелочки, что утешали меня своим пением?Он смахнул на пол стопку атласов и метеорологических карт Мексики, Перу, Гватемалы и Аргентины.— Наверно, улетели далеко на юг? Неужели мне отправляться за ними следом? Но куда: в Буэнос-Айрес или в Рио, в Масатлан Масатлан — город в Мексике, на побережье Тихого океана.

или в Куэрнаваку Куэрнавака — город в центральной части Мексики.

? А там что? Бродить со слуховым рожком? Стоять под деревом, пока меня не обгадят с головы до ног?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29