Кстати сказать, он один из богатейших людей в городе. Уже пять
раз женился. Разводясь, оставляет бывшим женам квартиры, дачи и машины.
Итак, с этой минуты я вычеркиваю Ее из своего сознания и сердца,
начинаю спокойно спать по ночам и проявлять здоровый интерес к другим
женщинам.

И ВСЯЧЕСКАЯ СУЕТА
Он известный в городе артист. Красавец мужчина... был когда-то. Но
сейчас он преждевременно постаревший развратник. Но жалуется он не на потерю
сил и не на внешние признаки старости, а на потерю памяти. Сколько тысяч ему
аплодировали! А он не может вспомнить ни одного случая конкретно. Баб у него
перебывало -- пойди сосчитай! А воспро-извести в воображении хотя бы одну
встречу в деталях никак не может. А ведь он артист! Сколько съедено, выпито,
видано! И как будто ничего не было. Пусто. В чем дело?! Он готов заплатить
большие деньги, лишь бы я вернул ему способность воспроизводить в памяти
прожитые удовольствия. Иначе зачем все это было? Пил, жрал, гулял, бедокурил
для того, чтобы вспомнить было что. А вспомнить-то, оказывается, нечего. Что
это-- его личная болезнь или общее правило? Если болезнь-- лечи! Он платит.
Если общее правило, почему он не знал раньше, почему ему никто не говорил об
этом?
Этот человек не единственный в моей практике, дающий повод и материал
для размышлений на тему об отношении памяти и реально-сти. Оказывается, и
тут есть свои законы, неподвластные людям. И тут есть своя мера. Если мера
нарушена, за это приходится расплачиваться. Есть, например, нижняя граница
удовольствий и верхняя. Если наруше-на верхняя граница, то начинает
действовать такой закон: чем больше имеешь, тем меньше запомнится, тем
бледнее и абстрактнее воспомина-ния, тем меньше удовольствия от
припоминания. Упомянутый выше артист-- характерный пример этому. Вылечить
его невозможно.

Он обречен на состояние внутренней опустошенности и озлобленности, на
стремление иметь еще больше. Но возможности его сокращаются. Хронический
алкоголизм и наркотики -- вот что его ждет. Впрочем, уже не ждет, он уже
катится по этой дорожке. Через год, максимум через два он "загнется". Я это
прочел в его взгляде.

ПРИТЧА О МУДРОСТИ
Он вошел в храм, и ученики обступили Его.
-- О, Учитель! -- воскликнули они.-- Скажи, как нам быть? Мы сожрали и
выпили по тридцать рублей, а собрали наличными всего трешку. Нас ведь в
милицию заберут, это чревато последствиями.
-- О, дети мои,-- сказал Он.-- Из любого положения есть выход. Идите в
туалет. Там, в коридоре, слева, есть окно. Через него вы можете избежать
опасности.
И ученики вняли Его словам. И покинули храм, сохранив трешку. И явилась
разъяренная официантка.
-- А кто будет расплачиваться?-- возопила она. Потом явился директор
храма.
-- А кто будет расплачиваться? -- возопил он. Наконец явился
милиционер.
-- Кто-то должен расплачиваться,-- спокойно, но строго сказал он.--
Придется тебе, Лаптев, платить. Больше некому. Сейчас вот составим
протокольчик, и...
-- Я его знаю,-- сказал разочарованный директор.-- У него нет ни гроша.
Дай ему пару раз по морде, чтобы неповадно было, и вышвырни вон.
-- Хватит и одной оплеухи,-- сказала подобревшая официантка.-- Он же ни
при чем, он же только что пришел.

ПОСЛАНИЕ БОГИНЕ
Любить тебя,
Пусть не любимым быть тобою,--
Вот мой теперь
Единственный завет.
Все остальное--
Суета сует.
Все остальное я сдаю без боя.

БОГ И ЦЕРКОВЬ
В нашем городе всего одна действующая церковь, а число людей,
обслуживающих ее и живущих за ее счет, не меньше, чем до револю-ции, когда в
городе было больше двадцати церквей. Действующих, разумеется, тогда
недействующих церквей не было. Есть даже епи-скоп, чего не было до
революции. Этот факт говорит о том, что в советских условиях даже церковь
существует как типичное совет-ское учреждение, по тем же общим социальным
правилам. Среди моих пациентов попадаются верующие люди и даже церковные
деятели (включая попов и самого епископа). Любопытно, советские церковные
начальники страдают теми же болезнями, что и советские партийные и
государственные чиновники, а также прочие лица, занимающие более или менее
высокие или выгодные посты (заведующие магазинами, например). Одного из
высших лиц местной церковной иерархии я лечил

от импотенции (зачем ему сексуальные способности?!), а друго-го-- от
хронического алкоголизма.
Но не это самое интересное в моих наблюдениях. Большинство моих
пациентов -- атеисты в традиционном смысле. Они не признают существо-вание
Бога, не посещают церковь, не соблюдают религиозные обряды. Но в моем смысле
они часто веруют сильнее, чем традиционно верующие. Они переживают состояние
веры. Они при этом верят в меня, как в Бога. Верующие в традиционном смысле
поддаются этому моему воздействию с трудом, с гораздо меньшей силой или
совсем не поддаются. У них состояние веры привычное, но слабое. Именно
потому, что привычное и постоянное. Мое открытие в этой связи состоит в
следующем. Современный человек, атеист по убеждениям, может развить в себе
способность приходить под влиянием таких людей, как я, или сам приводить
себя в состояние веры, причем более сильное, чем традицион-но верующие люди.
Лишь немногие религиозные фанатики прошлого могли достигать очень высокого
уровня состояния веры (одержимости). Я уверен в том, что очень многие люди
нашего времени, особенно высокообразованные и с тонким интеллектом, могут
при желании дости-гать этого уровня. В моей практике встречались случаи,
когда даже партийные работники высокого ранга приходили в состояние
исступлен-ной веры. Если бы можно было заснять на кинопленку и записать на
магнитофон то, что творилось с самим Сусликовым, когда я лечил его от
официально неизлечимой болезни, вы бы не поверили в реальность этого. Мне
приходилось даже сдерживать его. Он, например, хотел тайно окреститься. И
мне стоило труда отговорить его от этого.
С одним высокопоставленным попом у меня состоялся такой разго-вор после
сеанса. Он спросил меня, почему я, человек глубоко религи-озный (он в этом
уверен), не посещаю их церковь. Если я хочу, сказал он далее, он мог бы мне
устроить встречу с самим епископом.
-- Вы, конечно, читаете газеты и слушаете заграничные радиостан-ции,--
сказал я.-- И знаете, что наш Генсек, посетив одну европейскую страну,
отказался встретиться с руководителем компартии этой страны. "Левые" на
Западе возмущались. А напрасно. Негоже главе великого государства посещать
главу малюсенькой западной компартии, которая сходна с нашей компартией лишь
по названию. Я творец новой великой религии, и негоже мне делать визиты к
деятелям религии, лишь словесно сходной с моей.
Поп сказал, что я шизофреник и параноик. Я пожал плечами.
-- Ты, сын мой,-- сказал я, уходя,-- здоров. А кто есть я, не твоего
ума дело.

ИСКУШЕНИЕ
Бесконечная осень наводит тоску.
Дождь и снег. И не видно просвета.
Убежать бы, как деды, бывало, в Москву,
Чтоб погреться лучами прошедшего лета.
Однажды пригласили меня в одну компанию рассказать о моей системе
жизни. Среди собравшихся был серый (таким было мое вос-приятие его) человек.
Слушал он меня очень внимательно. После моей лекции он спросил разрешения
проводить меня.
-- Ты, парень,-- сказал он,-- цены себе не знаешь. Да с такими
способностями, как у тебя, деньги лопатой загребать можно. Только не

в этой провинциальной дыре. Тут дураков не так много осталось. Надо в
столицу подаваться. А там!..
Я сказал, что мне о столице и думать нечего, что я каждую минуту могу
быть изгнан и из этой "провинциальной дыры" куда-нибудь в еще большую глушь,
что у меня нет прописки, да и паспорта нет.
-- Вот и хорошо,-- сказал он.-- Паспорт твой мы выкупим, прописку
организуем, это пустяки. И командировку в столицу устроим. С научны-ми
целями. Не придерешься. В столице устроим временную прописку. Если не в
самой столице, так около нее. Это, конечно, недешево и непросто. Но нет
таких крепостей, которые большевики не могли бы взять. Ты пока погуляй тут.
А я наведу справки, прощупаю почву. И потом дам тебе знать. Будь готов в
любую минуту.
Предложение Серого привело меня в смятение. Христос ведь тоже появился
в провинции. Лишь в конце своего пути он подался в столи-цу-- в Иерусалим.
Он знал, чем это для него кончится. Но не уклонился от своей судьбы. Неужели
и мне суждено то же?! А если то же, уклонюсь ли я от этого пути? Не насилуй
судьбу-- таково мое правило. Но у меня есть и другое: не уклоняйся от своей
судьбы! Ясно, если Серый появится и его предложение окажется реальным, я
поеду в Москву. Только там мое учение может пробиться к свету. А здесь, в
нашем провинциальном болоте, оно обречено на прозябание, насмеш-ки и
забвение. Здесь я начинаю тупеть.
Хотел бы я знать, что думал и переживал Христос, принимая решение
двигаться в Иерусалим. Впрочем, ему было проще. Он уже имел за собою долгую
историческую традицию. Он следовал пророчествам Ста-рого завета, сознательно
направляя свою жизнь по этому руслу: ему нужно было, чтобы эти пророчества
сбылись. А я? Ничего аналогичного Старому завету у меня за спиною нет.
Никаких пророчеств, на которые я мог бы опереться психологически. Никаких
прецедентов, никаких образцов для подражания. Я сам должен все изобретать
заново.
Хотя о чем ты говоришь?! А разве Христос не есть для тебя образец для
подражания?! Разве твоя судьба не есть повторение его судьбы?! И разве ты не
знаешь заранее, чем кончится для тебя Москва?!
При встрече я рассказал Серому о моих сомнениях. Он рассмеялся.
-- Не берусь судить насчет пророчеств, ибо я книжек вообще не читаю,--
сказал он.-- Но что касается образцов для подражания и предшественников, то
тут ты глубоко заблуждаешься. Если бы ты узнал, сколько всякого рода жуликов
ежедневно вливается в Москву (в том числе учителей праведности вроде тебя),
ты бы немедленно отрекся от всех своих притязаний. К счастью, ты наивен и
невинен, как младенец. Приедем в Москву, я тебя повожу по судам. Ты увидишь,
что каждую неделю там судят по крайней мере одного исцелителя, чудо-творца,
наставника.
-- Если так,-- сказал я,-- зачем же нам лезть на рожон?
-- Я же говорю, что ты наивен,-- сказал Серый.-- Все зависит от
организации дела. Если дело хорошо организовать, вероятность провала
сводится почти к нулю. Эти провалившиеся чудотворцы -- дилетанты, не знающие
законов бизнеса в советских условиях. Всякое дело надо делать на
профессиональном уровне, и тогда все будет о'кей. Понял?
Я ничего не понял. Но спорить не стал. Хотя Бог -- явление
провинциальное, но лишь в столице он может быть отвергнут и наказан, то есть
признан, Я согласился.

Мысль о переезде лишила меня сна и покоя. Я металсяпо городу
в ужасе от того, что мне... не с чем и не с кем прощаться! Все
знакомое. И все чужое!! Пока я тут, я нужен многим. Но если меня не будет, я
не буду нужен никому. Бог должен быть тут, чтобыбыть нужным. И если в нем не
нуждаются, значит, его здесь нет.
Устав от проблем небесных, я переключилсяна проблемы земные. Я только
теперь заметил, как здорово изменилсянаш город за послед-нее время. Сколько
автобусов! Сколько машин!Какие дома выросли! И люди одеваются!.. Раньше так
только по праздникам одевались. Все-таки цивилизация есть благо!
ПРОЩАНИЕ С НАЗАРЕТОМ
Лишь только открываю рот,
Как уж предвижу наперед
Я ваше возраженье.
А мне на это наплевать,
Ведь все равно околевать,
Будь или нет решенье.
Я тут ничей не дорожу.
От вас совсем я ухожу.
Прощай же, Галилея!
Я вам серьезно говорю:
Пусть в одночасье там сгорю,
Чем здесь истлею.
Эй, барабаны! Громче дробь!
Пусть всех тут хватит оторопь!
Гремите, трубы!
Я чуть прищурю лишь глаза,
Чтоб не видна была слеза,
Да стисну зубы.
Мне ваши улицы узки.
Мои горячие мозги
Кипят идеей.
Я ваши рамки перерос.
И разрешу я свой вопрос
Лишь только в Иудее.
Пускай на верную беду
Я ни за что про что иду.
Пусть против тело.
Мне ваши болеет лечить,
Мне вас банальностям учить
Осточертело.
Я про себя "Благодарю!"
Шепчу небесному Царю,
Егове, Саваофу.
Благодарю, что он мой путь
Направил не куда-нибудь,
А прямо на Голгофу.
Прости-прощай, моя мечта,
Тебе, я знаю, не чета
Случайная помеха.
Скажи последнее "Прости!"

Тому, кто избран крест нести,
Хоть ради смеха.
Тебе я предан до конца.
Пусть без златого ты венца,
Пусть даже не княгиня,
Пусть я не дон, а просто шут,
Пока иду, пока дышу,
Будь мне Богиня!
Хоть я отпетый шарлатан.
Но не такой уж я чурбан,
Сам знаю-- Бога нету.
Приемлют только питухи
Мои шутливые стихи
За чистую монету.
Не верят даже старики,
Что я природе вопреки,
Как некогда Иисусе,
Земному подведя итог,
В небесный свой златой чертог
Из праха вознесуся.
Нет за душою ни шиша.
Глядите, вот моя душа,
В ней нет просвета.
В ней нет замка. В ней нет ключа.
В нее заходят, не стуча,
Уходят без привета.
Итак, я затыкаю рот.
Теперь у вас, наоборот,
Не будет возраженья.
К чему излишние слова?
От них лишь пухнет голова.
Даешь сраженья!

ВЪЕЗД В ИЕРУСАЛИМ
Въехал в столицу я не на осле, как Христос, а на скором поезде.
Впрочем, историческая аналогия до некоторой степени была выдержа-на. Осел в
этом событии все же присутствовал: это был я сам. Покинуть привычные места и
расстаться с привычным образом жизни! А ради чего?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32