Настя огляделась по сторонам, увидела большую стеклянную стену, других людей, которые едят и пьют. За стеклянной стеной ходили люди, там стояли старые красивые дома. Это совсем не похоже на Волчанск.Пытаясь осмотреться, Настя сделала не очень осторожное движение и задела чашку, которая, оказывается, стояла перед ней на столе. Чашка на удивление большая. А руки, которыми Настя старалась ее удержать, на удивление маленькие.— О, Настена проснулась, — сказала женщина, улыбаясь. — Тебе не кажется, что она какая-то бледненькая?— Еще бы она не бледненькая была, — произнес мужчина, подмигивая Насте. — Ничего, довезем ее до бабушки, там она быстро щеки нагуляет.Женщина посмотрела на чары и покачала головой:— Еще шесть часов до поезда... Так долго...— Да, — согласился мужчина. — Надо где-то переждать.— Кинотеатр, — показала женщина куда-то за стеклянную стену. — Там можно и поспать.— Не знаю, не знаю. — Мужчина сосредоточенно погладил короткую рыжую бороду. — Мы уже слишком долго крутимся в этом районе. Может, поедем в My...?Он произнес какое-то замысловатое название, которое растворяется в воздухе, не достигая ушей Насти.— Из-за нескольких часов? — скептически ответила женщина. — Давай не будем дергаться, не будем дергать ребенка. Они нас потеряли в Ленинграде, я это знаю.— Но они не перестали искать.Они замолчали, мужчина пьет что-то из стакана. Женщина, которую Настя начинает понемногу вспоминать, смотрит на нее и задумчиво говорит:— Даже если мы довезем ее... Будет ли она там в безопасности?— Первое время, — сказал мужчина. — На первое время это сгодится. Потом найдем другое место. Но пару лет она там проживет спокойно.— А потом?— Потом найдем что-нибудь другое. К тому же... За пару лет что-нибудь может измениться.— Что-нибудь? Даже не надейся. Эти люди никогда не оставят нас в покое, эта система...— Ты забываешь, с кем ты разговариваешь, — усмехнулся мужчина. — Если я говорю «что-то может измениться», то это не просто слова.— Ты серьезно? Хотя... Вот из-за чего тебя три раза за неделю возили к Химику? Понятно. А ты не мог помолчать про свое «может быть», учитывая, что мы собирались... Теперь-то они точно не угомонятся.— Началось не с меня, — сказал мужчина. — Это кто-то другой. Другие тоже чувствуют, хотя и не так явно...— И что же будет? — встревоженно спросила женщина, но тут Настя решила, что эти двое достаточно наболтались о всяких пустяках, и слегка постучала ладонью по столу. Потом еще и еще, пока чашка не начала подпрыгивать. Женщина посмотрела на нее с улыбкой:— Действительно, что это вы про всякую ерунду тут разговариваете, а на меня ноль внимания... Да, Настена? Только это не ерунда, Настя, и когда ты подрастешь, то тебе самой придется...— Ты и вправду думаешь, что она понимает тебя? — усмехнулся мужчина. — По ее физиономии этого не скажешь...— Физиономия, как ты выражаешься, дана женщине, чтобы скрывать свои мысли, а не выставлять их напоказ. Это наше священное право, да, Настена? Все откладывается у нее в подсознании и, когда наступит необходимость, будет извлечено и использовано. Все, что в нее заложено. И природой, и тобой, и мной.— Надеюсь, что так, — сказал мужчина и ласково подмигнул Насте. Внезапно его лицо исказилось, стало взволнованным или даже испуганным. Он резко встал из-за стола...И снова провал вниз, еще глубже, но этот новый отрезок пути совсем недолог, Настя снова вздрогнула, тьма в глазах сгустилась до какой-то немыслимой концентрации, чтобы потом сверкнуть столь же потрясающе яркой вспышкой света.Настя закричала, и кто-то спокойно-рассудочным голосом произносит в ответ:— Девочка. 4 Морозова посмотрела вверх, прислушалась к нарастающему звуку и неодобрительно прокомментировала:— С тех пор, как у ФСБ появился авиаотряд, они суют его во все дыры, лишь бы похвастаться...— А если это не ФСБ? — Маятник поежился, как будто в гостинице резко похолодало. — А если это кто-то другой?— Ты все про своих призраков? Тогда это еще одна причина спуститься вниз. Ты идешь?— Ты меня не дослушала, — раздраженно ответил Маятник. — Когда меня сюда загнали, я думал прикрыться заложниками, потребовать автобус и ехать в аэропорт. Мне собственная шкура важнее вот ее. — Он кивнул на Стригалеву. — Но, как видишь, я до сих пор торчу здесь. Потому что, еще когда мои люди в первый раз попытались войти к ней в номер, выскочил какой-то псих и порезал их ножом. Вот эти трое на полу — это мои. Я выстрелил в этого психа. Дважды. Он упал и выглядел... Как бы это сказать? Он выглядел довольно мертвым. Когда мы попытались выйти отсюда, он был вполне жив и кинулся на меня. Знаешь, я испугался. Я испугался не этих секьюрити и не ментов, я испугался его. Потом мы поднялись сюда, и я хотел вести переговоры. Я хотел бросить эту девку и уехать из этой гребаной страны, как ты мне и советовала. Но мне позвонили. Не в номер, а на мобильный. Кто-то, кто меня знает. И мне сказали: тронешь девку — умрешь. Попытаешься ее увезти из гостиницы — умрешь. И ты знаешь, сказано было убедительно. Я почему-то сразу поверил.— Но это звонил не тот псих?— Нет, совсем другой голос. Вежливый, но... Сразу стало понятно, что я крепко влип. Крепче не бывает. Посмотрел еще на эту сучку... На ее цепь... Ты знаешь, она говорит, что уже месяц здесь сидит. Здорово, да? Короче, я влез в какое-то дело, в которое я совсем не хотел влезать. И теперь мне очень хреново. Потому что я не знаю, как из этого выпутаться.— Ты будешь смеяться, но я тоже не знаю.— Чего-чего, а смеяться меня совсем не тянет...В этот момент в наушнике прорезался голос Лапшина:— Эй вы там, наверху... У ФСБ тут нет вертолетов. Клянутся и божатся.— Может, телевидение? Ну вдруг. Ну может быть, — предположила вслух Морозова. — Я надеюсь, что это телевидение. Я очень надеюсь, потому что, если это не ФСБ и не телевидение...— Это за ней, — сказал Маятник, тыча пальцем вверх. — За ней. — Он кивнул на Лену Стригалеву. — Они сказали: сиди и жди, пока ее не заберут. Наш человек или наши люди, я уже не помню точно.— А ты не мог бы сразу все рассказывать, а не порциями?! — возмутилась Морозова и скомандовала: — Все отсюда вниз, на пятый этаж! Все уходим, быстро!— Оставим девку здесь! — сказал Маятник, которому команда Морозовой пришлась явно по душе, и ноги его уже потихоньку двигались в сторону лестницы. — Оставим им девку, я уже потерял интерес ко всему этому делу...— А тебя кто спрашивает? — пожала плечами Морозова. — Лена, пошли.— Мне не велели выходить из номера, — покачала головой Стригалева.— Что, убьют тебя за это?— Нет, не убьют. Им нельзя меня убивать.Морозова вздохнула. Какое счастье, что у нее в пуговице микрофон, и вся эта ахинея пишется на жесткий диск, а потом будет представлена на Чердак, а там ее послушают и, безусловно, оправдают Морозову за все те глупости, которые она здесь натворит. Потому что у нее уже голова идет кругом от нагромождения нелепостей, которые говорят и делают эти люди.— Морозова, — проговорил Лапшин в ухе. — Тут Бондарев нарисовался.— Бондарев? Это, конечно, не Иисус Христос, но хоть что-то... Все вниз, вниз! Глава 43Катастрофа 1 Григорий Крестинский, также известный как Крест, также известный как Григорий Иванов, любитель кошек, а также колющих и режущих предметов, не любит убивать людей. Это не доставляет ему удовольствия. Ни в коем случае. Он постоянно себе об этом напоминает. Иногда он говорит об этом и другим людям. Это не удовольствие. Это даже не работа. Это — цена. Та цена, которую он должен заплатить. Не он выбрал способ расплаты, выбрали другие. Они не нашли Григорию другого применения. Наверное, у них были основания, чтобы решить так, а не иначе.Все это очень интересная тема для разговора, и Григорий не прочь бы с кем-то поговорить об этом. За последние несколько лет он мало с кем разговаривал по душам. И все потому, что Григорий — очень откровенный человек. Если он начинает говорить, то говорит прямо, открыто и может высказать такое, чего другие люди просто не захотят слышать. Побоятся или просто не поверят. Поэтому люди не хотят слушать Григория. Норовят убежать. Так что лучшие собеседники для Григория — это люди в определенном состоянии. Люди, которые не могут никуда убежать. Но при этом могут слушать. Тот молодой человек в гостинице был едва ли не идеальным собеседником. Он иногда приходил в себя, открывал глаза, и тогда создавалось полное ощущение, что имеешь дело с внимательным заинтересованным собеседником.Крест сохранил наилучшие воспоминания о том вечере. Правда, потом он спохватился, что под конец уж слишком разоткровенничался, и молодой человек не сможет сохранить услышанное в тайне... Тем более что с молодым человеком их свел совсем не случай, а работа. А работа — это такое дело... Ее лучше выполнять точно и в срок. За одну-единственную оплошность можно потом расплачиваться годами. Так что лучше не допускать оплошностей. И Григорию пришлось навестить молодого человека в больнице. Жаль-жаль, с ним было так приятно общаться.Григорий думал, что следующий внимательный собеседник встретится ему очень нескоро. Он был готов ждать месяцы и годы. Но ему повезло.Это была двойная удача, причем улыбнувшаяся Григорию так внезапно... Он едва успел заметить эту улыбку фортуны посреди трудовых будней. Но все же успел.Григорий так давно обитал в Волчанске, что уже перестал его ненавидеть. Он перестал вспоминать о том позорном эпизоде, который случился именно здесь три года назад и который совсем не украсил карьеру Григория. Тогда, три года назад, он все сделал не так. Как ему сказали, переусердствовал.Григория привели к Важному человеку, тот, как всегда, сидел в полутемной комнате и оттуда пристально наблюдал за Григорием.— Ну как же так? — сказал Важный человек, и Григорию стало неуютно. — Ну разве же так можно? И ты еще после этого говоришь, что тебе не доставляет удовольствия убивать людей?— Нет-нет, — вздрогнул тогда Григорий, ответ вырвался из него на уровне рефлекса, потому что этому ответу его долго и больно учили в одном страшном месте, где окна закрыты решетками, а еще там есть провода, иглы и...— Нет, это не доставляет мне удовольствия. Эта женщина... Она просто мешала мне, она хотела меня задержать...— Ты ведь мог просто ударить ее. Оттолкнуть. Но тебе этого было мало, — с грустью сказал Важный человек. — Ты убил ее. Отрезал ее голову. Потом испугался того, что сделал, и спрятал голову в мусоропровод. Потом разозлился на себя, что не сделал работу, и убил двух совершенно посторонних людей. Ну разве это правильно?Григорий едва не заплакал. Важный человек всегда все знал, но каждый раз это было для Григория настоящим потрясением. Он настолько правильно все сейчас рассказал, что Григорий едва не упал перед ним на колени. Но не упал. А другие падали. Григорий видел это своими глазами.— Мне очень жаль, — сказал Григорий, потупив взгляд. — Я не смог.— Девочка напугана, — говорил между тем Важный человек. — Но не так, как следовало. Смерть матери — это серьезное потрясение, и ее чувства на многие недели и месяцы будут подчинены чувству утраты. Ее эмоциональное состояние не будет нормальным теперь очень долго, и кто знает, когда мы сможем добиться нужного состояния? Испытание опять откладывается, и это твоя вина, Гриша.Он проговорил слово «Гриша» ласково — почти как мама. А перед этим Важный человек говорил о смерти матери — пусть не его, Креста, но все-таки... Это были опасные симптомы. Важный человек, похоже, сильно рассердился на Григория и мог отправить его на Процедуры. Григорий не очень представлял себе, что с ним делают на Процедурах, но ощущение после них было такое, как будто в мозг ему ввинчивали длинную раскаленную иглу.— Григорий, — сказал Важный человек. — Когда ты делаешь такие ошибки, то я начинаю сомневаться, смогу ли я помочь тебе. Смогу ли я выполнить свою часть Договора.Когда Григорий вспоминает о Договоре, он начинает волноваться. Договор — это очень важно. Это — цель жизни Григория, и за достижение цели он готов платить любую цену. Сейчас цена — это работа на Важного человека.— Больше ошибок не будет, — решительно заявил Григорий.И больше он их не делал.Он не делал ошибок несколько месяцев. Однако его неожиданно вызвали к Важному человеку, и голос того звучал совсем не доброжелательно.— Ты не делаешь новых ошибок, — сказал он. — Но твои старые ошибки... Они, как шар в бильярде, который случайно задел неумелый игрок. Он катится, катится и, казалось бы, сейчас остановится... Но вместо этого он падает в лузу. И все портит.Григорий опустил голову.— Та девочка из Волчанска, она пропала. Ее не могут найти. Я думаю, тут сказалась твоя прошлогодняя ошибка. Да, наверняка. Такие вещи не проходят бесследно. Но мне нужна эта девочка. Хотя надежды не очень много. Но я все-таки хочу отработать ее до конца...Григорий не очень понимал, что все это значит, он просто смирно стоял и ждал приговора.— Мы ищем ее, — сказал Важный человек. — И, может быть, мы ее найдем. А может, и нет... — Наступила пауза, она длилась несколько минут, за которые Григорий украдкой поднял глаза и взглянул в полумрак, но не увидел там Важного человека и не увидел никого, как обычно. Возможно, еле слышный шепот донесся до него — и все.Потом Важный человек заговорил опять:— Найдем или нет, но у нас есть такое предчувствие, что она вернется в этот свой город. Когда она вернется, ты уже должен быть там. Ты уже должен быть начеку. И никаких ошибок на этот раз.— Я снова поеду в Волчанск? — упавшим голосом спросил Григорий.— Да. У тебя там будет квартира. Ты будешь там жить. Делать для меня кое-какую работу, если это будет недалеко от Волчанска. И будешь ждать. Ясно?— Ясно, — сказал Григорий и повторил, как заклинание: — Больше ошибок не будет.Так он говорил, но в душе был смущен. Он не делал ошибок почти год, а потом ему говорят, что нужно ехать в Волчанск. И Григорий начал волноваться. Он боялся, что этот проклятый город собьет его с безошибочного пути.Тем не менее он поехал, потому что Важному человеку нельзя отказать.Он поехал, и он не делал ошибок еще год. Еще два. Он все время был начеку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59