Это тоже было понятно Киерстааду, никто не скрывал, что Бруенор надеялся, что Дриззт и Кэтти-бри когда-нибудь вернуться к нему.
Комната в конце туннеля скорей всего была предназначена для заседаний, решил варвар. Оставалась только одна дверь, дверь, ведущая в покои короля дварфов. Киерстаад двигался медленно, осторожно, опасаясь, что там была установлена хитрая ловушка.
Он со скрежетом приоткрыл дверь, всего лишь на дюйм. Под его ногами не открылось никаких ям и никаких камней не стало падать на его голову. Набравшись уверенности, юноша широко распахнул дверь.
Это была комната Бруенора, сомнений быть не могло. Свитки, разбросанные по деревянному столу на другом конце, дополнительная одежда, нагроможденная в одном из углов, высота этой кучи почти достигала роста Киерстаада. Кровать была не убрана, лишь груда одеял и подушек.
Киерстаад едва заметил все это. В тот момент, когда открылась дверь, его взгляд замер на одном единственном предмете, закрепленном на стене над передней частью кровати Бруенора.
Эйджис-фэнг. Молот Вулфгара.
Едва дыша, Киерстаад прошел по комнате и встал около могучего орудия. Он увидел великолепные руны, выгравированные на его сияющем бойке – горы-близнецы, символ Думасойна, бога дварфов и хранителя секретов. Приглядевшись поближе, Киерстаад разглядел части другой руны, замаскированной, горами близнецами. Верхний слой был настолько идеален, что он не мог разобрать, что бы это могла быть за руна. Но он знал легенду об Эйджис-фэнге. Эти скрытые руны были знаками Морадина, Кователя Душ, величайшего из богов дварфов, с одной стороны, и секирой Клэнгеддина, дварфьего бога битв, с другой.
Киерстаад долго стоял, уставившись на молот, думая о легенде, которой стал Вулфгар, о Берктгаре и Ревджаке. Какое место займет он? Если между бывшим вождем Сэттлстоуна и нынешним вождем племени Лося разразится конфликт, какую роль сыграет Киерстаад?
Он знал, что она будет значительнее, если в руках он будет держать Эйджис-фэнг. Едва думая о том, что делал, Киерстаад протянул руки, схватился за боевой молот и поднял его с крючков.
Каким тяжелым он оказался! Киерстаад прижал его к себе, затем, приложив огромное усилие, поднял его над головой.
Он ударился о низкий потолок, и юноша чуть не свалился на бок, когда тот отскочил слишком широко, чтобы он смог сдержать его движение. Когда он, наконец, восстановил равновесие, Киерстаад стал смеялся над собственной глупостью. Как он мог даже надеяться владеть Эйджис-фэнгом? Как он мог надеяться пройти по стопам великого Вулфгара?
Он снова прижал к груди великолепный молот и благоговейно обхватил его руками. Он чувствовал его силу, его идеальную сбалансированность, он почти чувствовал присутствие человека так долго и так достойно обладавшего им.
Юный Киерстаад хотел быть как Вулфгар. Он хотел вести племя в соответствии с собственными представлениями. Он не соглашался с путем Вулфгара больше, чем он сейчас соглашался с путем Берктгара, но между ними был еще один, компромисс, который позволить сохранить свободу старых путей и союзы нового. С Эйджис-фэнгом в руках, Киерстааду казалось, он был способен сделать это, способен взять управление в свои руки и повести свой народ по лучшему возможному пути.
Юноша покачал головой и снова засмеялся, высмеивая себя и свои грандиозные планы. Он едва вышел из мальчишеского возраста, и не мог обладать Эйджис-фэнгом. Эта мысль заставила юношу посмотреть через плечо на открытую дверь. Если Бруенор вернется и застанет его здесь с молотом в руках, то скорей всего неразговорчивый дварф разрубит его пополам.
Киерстааду было нелегко вернуть молот на крючки, и все же покинуть комнату было еще трудней. С пустыми руками, он тихо и осторожно пробрался по туннелям наружу, обратно под открытое небо, и бежал весь путь до лагеря своего племени, находившегося всего-то в каких-то пяти милях по тундре.

* * *

Дварф забралась настолько высоко, насколько было можно, ее плотные пальцы смахивали в сторону неподатливый снег и отчаянно хватались за камни. Последний выступ, путь к вершине, к самой вершине.
Стампет простонала и потянулась, зная, что это непреодолимая преграда, зная, что она вышла за пределы своих возможностей, и наверняка была обречена на то, чтобы умереть, упав с высоты тысячи футов.
Но затем, каким-то образом она нашла силы. Она крепко ухватилась и подтянулась изо всех сил. Маленькие ножки пинались и скребли о камни, и, внезапно, она вскарабкалась на плато на вершине самой высокой горы в мире.
Неунывающая дварф величественно стояла на этом высоченном месте и наблюдала картину перед ней, захваченный мир. Тогда она заметила толпы, тысячи и тысячи ее бородатых войск, заполнявших все долины и все тропинки. Они приветствовали ее, склоняясь перед ней.
Стампет проснулась, вся в поту. У нее ушло несколько секунд, чтобы понять, где она находиться, чтобы понять, что она находилась в своей собственной маленькой комнатушке в шахтах дварфов в Долине Ледяного Ветра. Она легонько улыбнулась и воспроизвела в памяти яркий сон, последний захватывающий рывок, в котором она забралась на вершину. Но улыбка затерялась в недоумении, когда она придала значение последовавшей за этим картине, приветствовавшим ее дварфам.
«С чего бы мне станет сниться такой сон?» – стала гадать вслух Стампет. Она никогда не карабкалась ради славы, просто для собственного удовлетворения, которое она получала, покорив гору. Стампет не заботило то, что другие думали про ее героические подъемы, она вообще редко когда говорила кому-либо, куда отправляется, где была, и удался ее поход или нет.
Дварф вытерла пот со лба и забралась обратно под тяжелый матрас, перед ее глазами все еще ярко стояли картины ее сна. Сна ил кошмара? Она что, обманывала себя по поводу истинной причины ее подъемов? Была ли у нее и в самом деле, доля личного удовлетворения, чувство превосходства, в тот момент, когда она покоряла гору? И если дело было в этом, то было ли это чувство мерой превосходства не только над горой, но и над ее соплеменниками дварфами?
Этот вопрос изводил, обычно непоколебимую клирику, скромную жрицу. Стампет надеялась, что в этих мыслях не было правды. Она стала больше думать о себе, о своем истинном я, чем заботиться о таких мелочах. После долгих метаний и блужданий дварф наконец-то уснула.

* * *

Этой долгой ночью, Стампет больше не снилось снов. Креншинибон, лежавший в ящичке около кровати дварфа, чувствовал беспокойство Стампет и понял, что ему нужно было быть осторожным с передачей подобных снов. Эту дварф было не легко соблазнить. Артефакт, даже не представляя, какие сокровища он может пообещать, чтобы сломить волю Стампет Рэкингкло.
Без этих коварных обещаний, кристальный осколок не мог крепко скрутить дварфа. Но если Креншинибон станет действовать более открыто, сильнее, он может выдать Стампет правду о своем происхождении и своих замыслах. И, конечно же, артефакт не мог позволить себе вызвать подозрение того, кто мог воззвать к силе богов добра и, возможно, узнать секрет уничтожения Креншинибона!
Кристальный осколок запер внутри свою магию, держал свои разумные мысли между своими квадратными гранями. Он понял, что его долгое ожидание не совсем закончилось, только не пока он был в руках вот этой жрицы.


Часть IV
Долина Ледяного Ветра

Я хорошо помню тот случай, когда я вернулся в Мензоберранзан, город, где я родился, город моего детства. Когда мне открылся город, я дрейфовал на плоту по реке Донигартен, и этого вида я боялся и ждал одновременно. Я никогда не хотел возвращаться в Мензоберранзан, и, все же, мне приходилось гадать, как я буду чувствовать себя во время путешествия туда. Было ли то место настолько плохим, насколько мне подсказывали воспоминанья?
Я хорошо помню момент, когда мы проплыли мимо изгибающейся стены пещеры, когда показались пространственные сталагмиты.
Это был момент разочарования.
Я не чувствовал ни злости, ни трепета. Тепло ностальгии, истинной или ложной, не накрыло меня. На меня не нахлынули воспоминания моего детства, даже в воспоминания счастливого времени, проведенного мной с Закнафейном.
Все, о чем я думал в этот важный момент, были огни, горевшие в городе, необыкновенное и, возможно, примечательное событие. Я думал, это лишь о своей важной миссии, и о том, насколько быстро мне было необходимо двигаться, чтобы сделать дело. Мои страхи, а они и в самом деле остались, в основе были рациональны. Это были не импульсивные и неразумные детские воспоминания, а самый настоящий трепет оттого, что я направлялся в логово могущественного врага.
Позже, когда позволила ситуация, я поразмышлял над этим моментом, смущенный тем насколько он был разочаровывающим, незначительным. Почему на меня не нахлынули чувства при виде города, в котором я провел три первых десятилетия своей жизни?
И только когда я обогнул северо-западный изгиб цепочки гор Мирового Хребта, ведущий в Долину Ледяного Ветра, я понял правду. Мензоберранзан был лишь местом на моем пути, но не дом, он никогда не был домом. Как и говорилось в стихе слепой провидицы, моим первым домом была Долина Ледяного Ветра. Все, что было до нее, все через что пролегал путь в это суровое место, где никогда не прекращался ветер – Мензоберранзан, Блингденстоун, поверхность, даже зачарованная роща моего наставника рэйнджера, Монтолио Де’Бруше – все это было лишь дорогой, путем, который следовало пройти.
Эта правда стала ясна мне, когда я обошел этот изгиб и, впервые за десять лет, увидел перед собой долину, чувствуя нескончаемый ветер на лице, тот самый ветер, который всегда был там, и который дал этому месту название.
Это не простое понятие: дом. Оно несет в себе разные, почти для каждого человека, определения. Для меня, дом не только место, но и чувство, теплое и уютное ощущение господства над собой. Дом там, где мне не нужно оправдывать свои действия или цвет своей кожи, там, где меня принимают, потому что это мое жилище. Это одновременно личное и общее владение, ведь это там, где человеку самое место, и все же таким, его делают друзья находящиеся рядом.
В отличие от моего первого взгляда на Мензоберранзан, когда я взглянул на Долину Ледяного Ветра, меня наполнили мысли о том, что было раньше. Были мысли о том, как я сидел на склоне Горы Кельвина, наблюдая за звездами и огнями кочующих варварских племен, мысли о сражениях вместе с Бруенором с тундровыми йети, Я вспомнил кислое выражение лица дварфа, когда он облизал топор и выяснил, что мозги йети на вкус были отвратительны! Я вспомнил свою первую встречу с Кэтти-бри, которая до сих пор оставалась моим спутником. Тогда она была лишь маленькой девочкой, прекрасная и доверчивая душа, дикая по природе, но не менее чуткая.
Я вспомнил так много, настоящий поток образов, и, хотя в этот раз, моя миссия была не менее важна и обременительна, чем та, которая привела меня в Мензоберранзан, я совсем не думал о ней, совсем не обдумывал свои действия.
В тот момент это просто не имело значение. Меня заботило тогда лишь одно, я вернулся домой.
– Дриззт До’Урден

Глава 18
Путешествие по Ветру

Дриззт и Кэтти-бри сопроводили Дюдермонта, Уэйллана и Данкина до Каррадуна, чтобы попрощаться с командой, с которой они проработали бок о бок больше пяти лет, и с которой они сдружились. Дриззт был нетерпелив и не хотел откладывать свое возвращение в Долину Ледяного Ветра больше, чем необходимо, но это небольшое путешествие имело большое значение. Это было теплое прощание с обещаниями новой встречи.
Двое друзей, Дриззт вызвал Гвенвивар позже, ужинали этим вечером с Дюдермонтом и Робиллардом. Робиллард, казавшийся более одушевленным и дружелюбным чем обычно, пообещал с помощью своей магии переправить их к Храму Парящего Духа, чтобы они смогли отправиться в путь.
«Что?» – спросил маг, когда остальные обменялись понимающими взглядами и усмешками, думая об одном и том же.
Робиллард изменился за последние несколько недель, особенно после сумасбродной битвы на пляже Кэрвича. Это сказывалось влияние Харкла.
«Что?» – снова потребовал Робиллард, на этот раз настойчиво.
Дюдермонт усмехнулся и поднял свой бокал вина, чтобы произнести тост. «За Харкла Харпелла», – сказал капитан, «и за то добро, что он оставил после себя!»
Робиллард фыркнул, уже собираясь напомнить им, что Морская Фея крепко застряла в сотнях миль от Побережья Мечей. Но когда он заметил неисчезающие ухмылки на лицах своих спутников, настороженный маг понял смысл тоста Дюдермонта, понял, что тот предназначался ему.
Первым порывом Робилларда было желание крикнуть в протест, возможно, даже отменить свое предложение доставить Дриззта и Кэтти-бри обратно в храм. Но, в конце концов, волшебнику пришлось признать, что это правда, и он тоже поднял бокал. И хотя он промолчал, Робиллард подумал, что, возможно, он отправится в знаменитое Плющевое Поместье в Лонгсэдле, и навестит своего эксцентричного друга.
Дриззту, Кэтти-бри и Дюдермонту было тяжело прощаться. Они обнялись и пообещали, что снова встретятся, но все они осознавали сложность задачи, с которой столкнулись Дриззт и Кэтти-бри. Возможность того, что ни один из них не сможет живым покинуть Долину Ледяного ветра, была более чем реальна.
Они все знали это, но никто даже не заикнулся об этом, и они вели себя так, как будто это была лишь короткая разлука хороших друзей.

* * *

Двадцать минут спустя, Дриззт и Кэтти-бри и уже были в Храме Парящего Духа. Робиллард попрощался с ними и исчез во вспышках волшебной энергии.
Иван, Пикел и Дансия встретили их. «Кэддерли готовиться», – заметил крепкий желтобородый дварф. «У пожилых на это уходит больше времени, знаете ли!»
«Хи-хи-хи», – пропищал Пикел.
Дансия сделала протестующий вид, но на самом деле, и Кэтти-бри поняла это, она была рада, что дварфы продолжали дразнить немалый возраст Кэддерли. Они делали это, потому что полагали, что жрец становился сильнее, даже моложе и их насмешки исходили от надежды, а не злорадства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43