- Да. В других штатах, они могли бы предложить ему постоянное место в одной из правительственных зон для оборотней, но в Неваде, как и в большинстве западных штатов, до сих пор действуют неприятные законы. Три ошибки для нас в этой части страны обычно означают смерть.
- Возможно, нам было бы полезно знать, что здесь происходит, - сказал Эдуард, и не похоже было на то, чтобы он был доволен Виктором.
Бернардо повернул за угол немного резко, заставив Олафа бороться за равновесие. Он сильнее нажал на меня, и я приложила все силы, чтобы не издать никакого звука от боли. Он передвинул одну длинную ногу в сторону, чтобы удержать себя на месте.
- Эта боль была случайной, - сказал он.
Я старалась не обращать на него внимания, что, учитывая тот факт, что он был около шести и шести футов и опирался на меня, а его руки и куртка были в моей крови, было либо свидетельством шока или моих способностей концентрации. Я делала ставку на шок. Но теперь я посмотрела на него, увидела его. Я увидела мерцание глубоко в этих глазах. Увидела, что он смотрит на меня. Увидела, что он пытается не показывать то, что чувствует, и у него не очень получается. Он повернул лицо так, чтобы только я могла видеть его. Он смотрел на меня сверху вниз, его большие руки в коже нажимали на раны на моем теле, и он позволил губам приоткрыться, взгляд его смягчился. Его собственный пульс бился часто и тяжело сбоку на шее.
Я пыталась придумать, что сказать или сделать, что бы не сделать хуже, и, наконец, попыталась сосредоточиться на работе.
- Они могли бы отдать его главе, это общепринятая практика. - Я смотрела на Виктора, когда говорила, потому что я больше не могла спокойно смотреть на Олафа Я хотела, чтобы он прекратил касаться меня, но он бы получил удовольствие от страха, или даже от отвращения. Я не знала реакции, которая бы испортила ему удовольствие, за исключением игнорирования его.
- Но маршал Форрестер прав, мне следовало упомянуть об этом.
- Следы когтей доказывают, что это кто-то другой, скорее всего, Паула Чжу, - сказала я.
- Но мы не можем объяснить полиции, откуда мы это узнали, без объяснения по поводу твоих ран. - Сказал Эдуард. - Они могут забрать твой значок. У нас гораздо больше свободы в сверхъестественном отделении, но если они решат, что ты можешь на самом деле покрыться мехом на работе, они тебя выкинут.
- Я знаю.
- Итак, - произнес Бернардо, - мы знаем то, что они должны знать, но мы не поделимся.
- Поймут ли они и поверят ли нам, даже если мы поделимся? - Спросила я.
Все молчали. Наконец, Эдуард сказал:
- Санчес, возможно, поверит, но я не знаю насчет остальных. Если Анита собирается потерять свой значок, это хотя бы должно случиться ради чего-то, что полицейские воспримут всерьез, а не просто отмахнутся.
- У них уже есть плохой парень, - сказал Бернардо. - Они не захотят поверить в то, что они убили не того парня.
- Но если это Паула, мы могли бы узнать у нее о дневном убежище, - сказала я. Олаф удивил многих из нас в машине, сказав:
- Тэд, ты можешь взять это на себя?
Эдуард не стал спорить, просто встал на колени, чтобы оказать давление на раны. Но он посмотрел на меня широко раскрытыми глазами, как бы говоря: "Что за черт?" Я была согласна с ним. Олаф добровольно отказался от возможности трогать меня, истекающую кровью, и причинять боль. Что случилось?
Олаф смотрел на свои руки. Они были в крови.
- Ты помнишь, Анита, как не могла делать свою работу в морге со мной?
- Да, - сказала я.
Он облизал губы, закрыл глаза, и позволил дрожи пробежать по его телу от лысой головы до кончиков ботинок. Он открыл глаза и выдохнул, позволяя дрожи уйти.
- Я не могу делать свою работу, когда касаюсь тебя так, как сейчас. Я не могу думать ни о чем, кроме тебя, крови, и ран. - Он снова закрыл глаза, и я думаю, что он считал, или делал то, что он обычно делал, чтобы восстановить контроль.
Мы все смотрели на него, кроме Бернардо, который вынужден был вести.
- Это здесь? - спросил он Виктора.
- Да, - ответил тот.
Олаф открыл глаза.
- Кто-то из нас должен вернуться и наблюдать за женщиной, Паулой Чжу.
- Согласен, - сказали Эдуард и я вместе.
- Бернардо и я можем вернуться, - сказал он.
- Спасибо, что берешь меня добровольцем, большой парень.
- Пожалуйста, - сказал Олаф, как будто он вообще не ощутил сарказма.
Мы были в той части города, которая была хуже, чем сектор Газа, но, кроме этого, я не могла сказать ничего с того места, где я была, наполовину откинутая на сидении.
Бернардо и Виктор вышли; Бернардо открыл дверь позади Эдуарда. Я попыталась выбраться, но боль схватила меня, как острая рука и заставила меня остановиться посреди движения.
- Позволь мне, Анита, - сказал Эдуард. Он начал вытаскивать меня, так мягко, как мог. Виктор заглянул внутрь и сказал:
- За нами следят. Может быть, даже сфотографировали.
- Тогда зачем ты привел нас сюда? - спросил Эдуард.
- Сюда было ближе, и вы можете на законном основании сказать, что вы здесь, чтобы опросить коллег Паулы Чжу, но нам необходимо, чтобы Анита шла самостоятельно, если возможно.
- Ты можешь идти? - спросил Эдуард.
- Как далеко?
- Десять ярдов.
Вот так, он знал точное расстояние до двери. Я бы никогда не смогла быть такой педантичной.
- Позвольте мне опереться на чью-то руку и все будет зашибись, я сделаю это.
Я поднялась вертикально, и кожаная куртка упала на пол. Олаф перегнулся через сидение и поднял ее, в то время как Эдуард предложил мне свою руку, и я стала пытаться выйти из машины своими собственными силами.
Олаф протянул руку и помог мне закрыть рубашкой раны. Хотя красное в сочетании с голубым превратилось в фиолетовые разводы на моей рубашке. Мы заправили концы в штаны, чтобы скрыть обрывки.
Я встала, держась за руку Эдуарда так сильно, как еще не держалась за руку ни одного мужчины. Даже просто стоять было больно, и я чувствовала, как кровь начинает течь по моему животу. Никуда не годится, и если больно стоять, то насколько больнее будет идти. Замечательно.
Эдуард заправил кое-что из моего оружия внутрь своей одежды и вокруг тела, но многое, и мой жилет в том числе, было на полу.
- Оружие, - произнесла я немного напряженным голосом.
- Оставь его, - сказал Виктор.
- Нет, - сказал я.
Олаф просто начал собирать его и взял то, что помещалось в его пояс. Эдуард уже добавил мой рюкзак к своему грузу. Он взял кожаную куртку.
- Чтобы скрыть мои руки, - сказал он.
Я поняла, что его руки были забрызганы моей кровью. Я видела их и до этого, но одновременно из-за их вида и того факта, что теперь я стояла, тепло пустыни поплыло вокруг меня.
- Внутрь, - прошептала я, - мне нужно внутрь как можно скорее.
Эдуард не стал задавать вопросов, просто помог мне повернуться, чтобы идти. Что-то в моем животе натянулось совсем неправильно, когда я повернулась. Мои внутренности угрожающе покатились. Я молилась, чтобы не вырвать, в то время как мой желудок разрезан снаружи. Это было бы очень болезненным. Я вдохнула через рот горячий, неподвижный воздух, и сосредоточилась на каждом шагу. Сосредоточилась на том, чтобы двигаться настолько естественно, насколько это было возможным, перед камерами, и не так быстро, чтобы не дать рваным ранам раскрыться сильнее. Это была одна из самых осторожных прогулок, какие я только могла вспомнить. Я сосредоточилась так сильно, что не очень обращала внимание на здание, пока Виктор не открыл дверь для нас. Тогда я посмотрела вверх и увидела знак, на котором было написано "У Трикси" и была изображена неоновая полуобнаженная женщина, сидящая в огромном стакане мартини. Знака было достаточно, но они были обязаны поместить больше неона в окно возле двери, который просто кричал: девушки, девочки, девушки все-ню, все время.
Я посмотрела на Виктора, когда мы медленно проходили мимо него. Он прошептал:
- Врач ждет внутри, это то самое заведение, где работает Паула Чжу. Вы можете найти улики, которые позволят вам сказать им задержать ее, не выдавая твоего секрета.
Я не могла спорить с его логикой, а воздух за дверью был прохладным. На данный момент все, что меня волновало, неважно где и как, это лечь в помещении с кондиционированием. Я проглотила подкатившую тошноту еще один раз, и позволила Эдуарду помочь мне войти в прохладные сумерки Трикси, все ню, все время. По крайней мере, черт возьми, тут было холодно.
Глава 49

Музыка играла громко, хотя и не до дребезга в ушах, как в некоторых клубах. Музыка звучала устало, или, может, это только мне так казалось. Мои глаза привыкли, и я увидела столики, разбросанные по удивительно большой комнате. Там была основная сцена и столики-сцены поменьше с местами вокруг них. Еще не было семи часов, но мужчины уже сидели в затемненной комнате. Женщины ползали по столам-сценам ню, как и обещала вывеска. Я отвела глаза, потому что некоторые ракурсы должны видеть только ваш гинеколог или любовник.
Основная сцена была пуста, но огромна. На ней был небольшой подиум и круговая площадка с сидениями по периметру. Я никогда не видела сцену, подобную этой, ни в одном стрип-клубе, разве что в старом фильме. Виктор вел нас между столов, и мы шли, потому что, если бы мы прошли прямо перед клиентами, это едва ли способствовало бы нашему прикрытию.
Эдуард не пытался поддержать меня, он просто держал руки согнутыми и твердыми под замком моих сцепленных вместе рук, и шел медленно. Олаф и Бернардо были все еще позади. Виктор добрался до маленькой двери сбоку от главной сцены задолго до того, как мне удалось туда попасть. К боли добавилось головокружение. Картинка у меня в глазах пошла пятнами, и это было нехорошо. Сколько крови я потеряла, и сколько продолжала терять?
Мир сузился до сосредоточения на движении моих ног. Боль в животе росла словно далеко, зрение стало размываться и пошло светлыми и темными полосами вокруг меня. Я мертвой хваткой вцепилась в руку Эдуарда и доверилась ему, чтобы ни во что не врезаться. Голос Эдуарда:
- Анита, мы пришли. Анита, ты можешь остановиться.
Он вынужден был схватить меня за плечо, чтобы заставить меня взглянуть на него. Я просто смотрела на него, видя его лицо, но не понимая, почему свет стал ярче. Рука коснулась моего лба.
- Ее кожа прохладна на ощупь, - сказал Олаф.
Эдуард поднял меня, и это причинило сильную боль, достаточную для того, чтобы я закричала, и мир поплыл яркими полосами. Я сосредоточилась на том, чтобы не вырвать, и это помогло преодолеть боль. Мы оказались в комнате, которая была опять-таки тусклой, но не такой темной, как клуб. Они положили меня на стол под свет. Подо мной была ткань, и рифление пластика под ней. Кто-то щупал мою левую руку. Я увидела человека, которого я не знала, и сказала:
- Эдуард.
- Я здесь, - и он встал у меня в изголовье.
Голос Виктора.
- Это наш врач. Он действительно врач, и зашил многих из моего народа. Он очень хорошо зашивает, даже шрамов не остается.
- Будет немного печь, - сказал доктор. Он поставил мне капельницу и пустил внутривенно раствор. Я была в шоке. У видела только образ с темными волосами и темной кожей, и что он был более экзотическим, чем Бернардо или я. Помимо этого, он для меня был размытым пятном.
- Как много крови она потеряла? - Спросил он.
- Не похоже, чтобы она потеряла ее много в машине, - сказал Эдуард.
Было какое-то движение, и я попыталась посмотреть на него, но Эдуард поймал мое лицо между своих рук.
- Посмотри на меня, Анита. - Это был способ, которым родитель постарался бы отвлечь ребенка от большого плохого доктора.
- О, сказала я. -Это не очень хорошо.
Он улыбнулся.
- Что, я не достаточно интересен? Я могу позвать Бернардо, чтобы ты могла смотреть на него. Он красивее.
- Ты дразнишь меня, пытаясь меня отвлечь. Дерьмо, что должно произойти?
- Он не хочет давать тебе обезболивающие, из-за потери крови и шока. Если бы мы были в больнице с лучшим оборудованием, он бы попробовал, но без него, он не хочет идти на этот риск.
Я сглотнула, и на этот раз это была не тошнота, а страх.
- У меня четыре следа от когтей, - сказала я.
- Да.
Я закрыла глаза и попыталась замедлить пульс, и прогнать желание слезть со стола и бежать.
- Я не хочу этого делать.
- Я знаю, - сказал он, но держал руки на моем лице, не то чтобы удерживая меня, но заставляя смотреть на него.
Олаф сказал откуда-то справа:
- Анита исцелялась от худшего, чем это. В Сент-Луисе не потребовалось зашивать ее раны.
- Это потому, что она исцелялась слишком быстро, чтобы нуждаться в лечении, -сказал Эдуард.
- Почему она не может сделать это сейчас? - Спросил он.
Я питалась царем лебедей, и через него каждым лебедем по всей Америке. Это был удивительный прилив энергии. Достаточно, чтобы спасти мою жизнь, и Ричарда, и Жан-Клода. Мы все были очень больны. Столько энергии, что даже позже, когда я была ранена гораздо хуже, чем сейчас, я спокойно исцелила шрам в рекордное время, почти как настоящий ликантроп. Но я не хотела объяснять это незнакомым людям, вслух я сказала:
- У меня нет силы.
- Ей нужно по-настоящему большое кормление, - сказал Эдуард.
- А, - произнес Олаф, - лебеди.
- Вы имеете в виду ardeur? - Спросил Виктор.
- Да, - сказала я.
- Насколько большое кормление может тебе понадобиться? - Спросил он.
- Она питалась перед тем, как получила раны. Я не думаю, что секс в таком состоянии будет тем, что нужно.
Я была того же мнения.
Руки убрали мою рубашку от раны. Я старалась увидеть и сказала:
- Что происходит? Что он делает?
Голос врача.
- Я просто очищаю рану. Ладно?
- Нет, но да.
- Посмотри на меня, Анита. - Бледно-голубые глаза Эдуарда смотрели на меня сверху вниз. Я бы никогда не назвала его лицо добрым, но теперь в нем отражалось сочувствие, которого я никогда не думала там увидеть.
Руки начали очищать рану чем-то холодным и узким.
- Дерьмо, - сказала я.
- Мне сказали, что у нее не должно быть шрамов. Если она будет так сильно дергаться, я не смогу этого обещать.
- Кто заставил вас такое пообещать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74