О
забоченные, усталые командиры осматривали оружие, обувь, одежду, загляды
вали в вещевые мешки. Только под конец роты прошли мимо полкового началь
ства нестройными, расползающимися рядами. На этом смотр и закончился.
Вечером Василий вышел за ограду, огляделся. Не верилось, что облупленные
кирпичные и старые деревянные дома, узкие с грязным снегом улочки Ц это
Москва. Совсем не такой представлялась ему столица. Он, конечно, понимал
Ц здесь окраина; хотелось хотя бы ненадолго выбраться в центр, посмотре
ть на знакомый по открыткам Кремль, Мавзолей, проехаться в метро. Но было п
риказано никуда не отлучаться, да днем и минуты свободной не было. Ну, а но
чью такая вылазка была исключена, во всех казармах и на проходной висел о
тпечатанный в типографии приказ:


«Постановление Государств
енного Комитета Обороны.

Сим объявляется, что оборона столицы на рубежах, отстоящих на 100 Ц 120 килом
етров западнее Москвы, поручена командующему Западным фронтом генерал
у армии т. Жукову, а на начальника гарнизона г. Москвы генерал-лейтенанта
т.Артемьева возложена оборона Москвы на ее подступах.
В целях тылового обеспечения обороны Москвы и укрепления тыла войск, защ
ищающих Москву, а также в целях пресечения подрывной деятельности шпион
ов, диверсантов и других агентов немецкого фашизма государственный Ком
итет Обороны постановил:
1. Ввести с 20 октября 1941 г. в г. Москве и прилегающих к городу районах осадное п
оложение.
2. Воспретить всякое уличное движение как отдельных лиц, так и транспорто
в с 12 часов ночи до 5 часов утра, за исключением транспортов и лиц, имеющих с
пециальные пропуска от коменданта г. Москвы, причем в случае объявления
воздушной тревоги передвижение населения и транспортов должно происхо
дить согласно правилам, утвержденным московской противовоздушной обор
оной и опубликованным в печати.
3. Охрану строжайшего порядка в городе и в пригородных районах возложить
на коменданта г. Москвы генерал-майора т. Синилова, для чего в распоряжени
е коменданта предоставить войска внутренней охраны НКВД, милицию и добр
овольческие рабочие отряды.
4. Нарушителей порядка немедля привлекать к ответственности с передачей
суду Военного трибунала, а провокаторов, шпионов и прочих агентов врага,
призывающих к нарушению порядка, расстреливать на месте.
Государственный Комитет Обороны призывает всех трудящихся столицы соб
людать порядок и спокойствие и оказывать Красной Армии, обороняющей Мос
кву, всяческое содействие.
Председатель Государственного комитета Обороны И.Сталин
Москва, Кремль, 19 октября 1941 г
».


* * *

Весь день Василий был на морозе Ц с утра тактика, после обеда занятия в хо
лодном, как склеп, бетонированном тире. Учили стрелять красноармейцев, к
оторые впервые держали винтовку в руках. Тяжелые выстрелы в бетонном узк
ом тире так набили барабанные перепонки, что в голове гудело. После ужина
в теплой казарме Василия охватила приятная истома, он прилег отдохнуть и
быстро заснул под мерный гул голосов.
Куржаков ходил между кроватями, ругал медлительных разомлевших в тепле
красноармейцев:
Ц Оружие отпотело, протрите. Раскисли! На фронт завтра, забыли?
Он остановился у койки, на которой, сдвинув ноги в сапогах в проход, лежал
одетый Ромашкин. Хотел поднять его Ц улегся, мол, раньше подчиненных, даж
е не привел оружие в порядок, но посмотрел на румяное чистое лицо сладко с
павшего лейтенанта, и что-то жалостливое шевельнулось в груди. Куржаков
тут же подавил в себе эту, как он считал, «бабью» слабость, но все же не разб
удил Василия, пошел дальше, с яростью отчитывал бойцов:
Ц Оружие протирайте, вояки, завтра не в бирюльки играть, в бой пойдете!
Красноармейцы брали влажные, будто покрытые туманом, винтовки, протирал
и их, а влага вновь и вновь выступала на вороненых стволах и казенниках.
Ц Смотри, железо и то промерзло, притомилось, а мы ничего, еще и железу пом
огаем, Ц бодрясь, сказал молодой боец Оплеткин.
Ц Не тараторь, лейтенанта разбудишь, Ц остановил его сосед, кивнув на Р
омашкина.
Ц Сморило командира, видать, городской, не привычный в поле на морозе, Ц
шепнул Оплеткин.
В десять улеглась вся рота. Молодые здоровые люди, утомившись, скоро засн
ули и спали крепко.
Василию показалось, что он только что закрыл глаза, и вот уже в уши стучит
знакомое, нелюбимое:
Ц Подъем! Подъем!
С первых дней в училище Василий по утрам тяжело перебарывал сладкую тяже
сть недосыпания. Ему нравилось в армии все, кроме этого неприятного слов
а «Подъем!». Даже в поезде, где никто не кричал «Подъем!», глаза сами открыв
ались в шесть, будто в голове, как в будильнике, срабатывала заведенная пр
ужинка.
Сегодня пробуждение было особенно тяжелым. Ромашкин взглянул на часы Ц
только три. «Наверное, дежурный ошибся», Ц подумал он, но тут же услыхал з
накомый, с хрипотцой голос Куржакова:
Ц По-одъем! Быстро умывайтесь и выходите строиться в полном снаряжении.
Ничего не оставлять, в казарму больше не вернемся!
В полковом дворе происходило что-то непонятное. Роты строились не в похо
дные колонны, а в длинные неуклюжие шеренги.
Куржаков подозвал взводных:
Ц Постройте строго по ранжиру, в ряду двадцать пять человек. Отработать
движение строевым шагом. Особое внимание Ц на равнение.
У Ромашкина было всего двадцать два бойца, весь взвод составил одну шере
нгу. Троих добавили из другого взвода. Выстраивая людей в темноте по рост
у, он замешкался, тут же подлетел Куржаков:
Ц Слушай мою команду! Направо! Выровняться чище в затылок! Головные убор
ы Ц снять! Встать плотнее! Еще ближе. Прижмись животом к спине соседа.
Обнаженные, остриженные под машинку головы вытянулись в ряд, кое-где они
то возвышались, то западали.
Ц Ты перейди сюда. Ты сюда, Ц вытягивая то одного, то другого за рукав шин
ели, переставлял их командир роты. Через минуту круглые стриженые головы
создали одну, постепенно снижающуюся линию.
Ц Головные уборы… Ц Куржаков помедлил и резко скомандовал: Ц Надеть! Н
але-во!
Перед Ромашкиным стояла шеренга его взвода, идеально подогнанная по рос
ту, Куржаков тихо сказал:
Ц Вот так надо строить по ранжиру, товарищ строевик, Ц и ушел.
Роты уже шагали по плацу и между казармами.
Все еще не понимая, зачем это нужно, Ромашкин стал учить свою шеренгу. Она
расползалась, ходила то выпуклая Ц горбом, то западала дугой, а то вдруг л
омалась зигзагом.
В конце двора шеренги, сбиваясь в кучу, поворачивали назад. Встретив здес
ь однокашников, Василий спросил Карапетяна:
Ц Ты не слыхал, зачем вся эта петрушка?
Ц На парад пойдем. Сегодня седьмое ноября. Забыл, да?
Ц Какой парад? Война же!
Подошел Куржаков, он слышал их разговор:
Ц Какой-нибудь строевик-дубовик, вроде вас, додумался. Парад, понимаешь!
Немцы под Москвой, а мы в солдатиков играть будем. Мало нас бьют, всю дурь е
ще не выбили.
Ромашкин бегал вдоль строя, семенил перед ним, двигаясь спиной вперед, ли
цом к строю, кричал:
Ц Тверже ногу! Раз, раз! А равнение? Куда середина завалилась?
Завтракали здесь же, на дворе, гремя котелками, обдавая друг друга паром и
приятным теплым запахом каши с мясной подливкой.
Было еще темно, когда полк двинулся в город. В черных окнах домов, заклеенн
ых крест-накрест белыми полосками бумаги, ни огонька, ни светлой щелочки.
По тихим безлюдным улицам полк шел парадными шеренгами, и всю дорогу до К
расной площади раздавались команды:
Ц Строевым! Раз, два! Раз, два! Чище равнение!
Командир полка майор Караваев за долгую службу много раз участвовал в па
радах и теперь, глядя на кривые шеренги, тихо говорил комиссару Гарбузу:

Ц К парадам готовились минимум месяц. Как мы пройдем по Красной площади,
не представляю! Да еще в полном снаряжении. Опозорим и себя, и всю Красную
Армию.
Ц Не беспокойтесь, Кирилл Алексеевич, Ц отвечал Гарбуз, который еще сов
сем недавно был вторым секретарем райкома на Алтае, под Бийском, и не слиш
ком разбирался в красоте строя. Ц Там обстановку понимают. Ц Комиссар п
оказал пальцем вверх. Ц Не знаю, правильно ли я сужу, но, думается, сегодня
важно не равнение в рядах, а сам факт проведения парада. Немцы под Москвой
, на весь мир кричат о своей победе, а мы им дулю под нос Ц парад! Гитлера ко
ндрашка хватит от такого сюрприза. Здорово придумано!
Ц Парад, конечно, затея смелая. Тут или пан, или пропал.
Ц Почему? Ц не понял комиссар.
Ц Если все пройдет хорошо Ц нам польза. А если нас разбомбят на Красной
площади?
Комиссар нахмурился, ответил не сразу.
Ц Я думаю, там, Ц он опять показал пальцем вверх, Ц все предусмотрели. Н
е допустят. Этим парадом, по-моему, сам Сталин занимается.
А шеренги все шли и шли мимо них, бойцы старательно топали, рассыпая дробн
ый стук замерзших на морозе кожаных подметок. Единого хлесткого шага, ко
торый привык слышать и любил Караваев на довоенных парадах, не было.
Карапетян показал Ромашкину на светящуюся синим светом букву «М» над вх
одом в метро, пояснил:
Ц До войны эти «М» были красные, чтоб далеко видно. Синие Ц немецкие лет
чики не замечают.
На Красную площадь вошли, когда начало светать. Ромашкин впервые увидел
Кремль не на картинке: узнал зубчатую стену, Мавзолей, высокие островерх
ие башки и удивился Ц звезды были не рубиновые, а зеленые Ц не то покраше
ны, не то закрыты чехлами. Площадь была затянута холодным сырым туманом. В
мрачном небе висели аэростаты воздушного заграждения, казалось, они упи
раются спинами в плотные серые облака.
Ц Погода что надо Ц нелетная! Ц сказал радостно Карапетян.
Ц Ты бывал раньше на Красной площади? Ц спросил Василий.
Ц Бывал. Мой дядя в Наркомате внутренних дел работает. Водил меня на демо
нстрации. Раньше тут даже ночью, как днем, все сияло. А днем такое творилос
ь Ц не рассказать!
Ц А почему не убрали мешки? Ц удивился Василий и показал на штабель меш
ков у собора Василия Блаженного.
Ц Чудак, их специально привезли Ц памятник Минину и Пожарскому обложи
ть, чтобы при бомбежке не повредило.
Ц А если нас бомбить начнут? Представляешь, какая заваруха тут начнется?!

Куржаков, стоявший рядом, сказал:
Ц Кончайте болтать в строю!
Воинские части прибывали и выстраивались на отведенных им местах, красн
оармейцы закуривали по разрешению командиров, голубой дымок вился над с
троем.
Пошел снег. Сначала порошили мелкие снежинки, потом посыпались все плотн
ее и плотнее. Василий, Карапетян и, должно быть, все участники парада с рад
остью подумали: бомбежки не будет. Облегчение это пришло не оттого, что сн
ималось опасение за себя, за свою жизнь. Каждый понимал Ц это не простой п
арад. Надо, чтобы он обязательно состоялся.
Бывают в жизни дни и часы, когда человек ощущает: вот она, история, рядом. И с
ейчас, как только заиграли и начали бить Кремлевские куранты, у Василия з
атукало сердце, будто там, в груди, а не на башне была эта музыка и колоколь
ный перезвон исторического времени. Василию хотелось запомнить все, что
он видит и слышит, все, что происходит на площади. Он понимал: этому сужден
о остаться в веках. Он подумал и о том, что, пожалуй, не совсем прав, считая, ч
то историческое вершится лишь в такие торжественные минуты. Каждый день
, каждый час начинается, продолжается или завершается какое-то событие. Н
о есть минуты, которым суждено остаться не только в памяти его, Ромашкина,
а всем, всего народа, вот такое и называется историческим событием. И тако
е вершилось сейчас, здесь.
…Без пяти минут восемь по Красной площади пролетел рокот, будто ветер по
роще. Ромашкин смотрел вправо и влево, пытаясь понять, в чем дело. Его толк
нул в бок стоявший рядом Синицкий:
Ц Не туда смотришь. Гляди на Мавзолей.
Ромашкин взглянул на мраморную пирамиду в центре площади и обмер: там, в ш
еренге фигур, одетых в пальто с каракулевыми воротниками, он увидел Стал
ина в знакомой по фотографиям шинели и суконной зеленой фуражке, «Сталин
! Ц пронеслось в голове Василия. Ц Хоть бы он шапку надел, в фуражке-то за
мерзнет…» Куранты на Спасской башне рассыпали по площади мелодичный пе
резвон, генерал, плотно сидевший верхом на коне, вдруг что-то крикнул и по
скакал вперед. От Спасской башни ему навстречу приближался другой всадн
ик на коне с белыми ногами. Кто это Ц мешал узнать тихо падающий снег. Пре
жде чем всадники съехались, снова, будто ветер по макушкам деревьев, прон
есся шепот над строем войск:«Буденный!.. Буденный!»
Буденный остановился перед их полком поздороваться, и только тогда Рома
шкин увидел маршальские звезды на петлицах и черные усы вразлет. Еще ник
то не произнес речь, военачальники все еще объезжали строй войск, а Ромаш
кина так и распирало желание кричать «ура». У него громко стучало сердце
и голова кружилась от охмеляющей торжественности. Вот о такой военной сл
ужбе, о такой войне он мечтал Ц красиво, величественно, грандиозно! Ромаш
кин покосился на Куржакова, который стоял справа. Лицо Григория будто ок
аменело, челюсти сжаты, только ноздри трепетали. Ромашкин не понял, что вы
ражало это лицо Ц неизбывную злость или верную преданность. «Вот гляди,
Ц злорадно думал Ромашкин, Ц гляди, сухарь холодный, вот она, красота во
инской службы, а ты говорил Ц нет ее!..»
Наконец с другой площади, из-за угла красного кирпичного здания, как приб
лижающийся обвал, покатилось «ура». Василий набрал полную грудь воздуха
, дождался, пока могучий возглас достигнет квадрата его полка, и закричал
изо всех сил, но голоса своего не услышал. Общий гул Ц «У-р-р-а-а-а!» Ц прон
есся над строем, подхватил голос Ромашкина и унесся дальше. Потом этот гу
л еще не раз накатывался на строй, и каждый раз Василий, как ни старался, та
к и не смог расслышать свой голос.
Буденный между тем поднялся на Мавзолей. Сталин дождался его, посмотрел
на часы, едва заметная улыбка мелькнула под усами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11