Заяц рванул струны, дернул рукоятку и ударил в барабан. Из инструмента поднялось облако пыли и вылетели три божьих коровки. И грянул боевой марш.
Гремели барабаны аккордегардии, топали в такт сидящие за столами, а Крегга вспоминала дни молодости. Могучая воительница во главе тысячи зайцев Долгого Дозора… Зоркие глаза ее выслеживали неприятеля и следили за порядком в собственном войске. Не утомляли ее ни долгие дни, ни трудные переходы. Напевая мелодию марша, шагала она во главе войска рядом с лихими офицерами-командирами. Синее небо, золотое солнце, зеленые долины.
Мгера почувствовала, что лапа барсучихи стала тяжелей. Лицо Крегги оставалось спокойным и мирным, на нем еще жила улыбка. Бурак закончил пение и раскланивался во все стороны под аплодисменты, выкрики слушателей и шипение своей затихающей музыкальной машины. Сестра Алканет почуяла неладное и заспешила к постели барсучихи.
— Заснула? — тревожным шепотом спросила она у Мгеры.
Мгера осторожно прикоснулась к незрячим глазам, опустив их веки.
— Да, сестра. Наша матушка-барсучиха заснула вечным сном.
В глазах Алканет появились слезы. Мгера сжала ее лапу:
— Крепитесь, сестра. Выплачемся позже. Продолжим
праздник в ее честь. Выше голову, улыбайтесь!
Сестра Алканет отошла к Филорн.
— Воистину, ваша дочь — прирожденная настоятельница аббатства.
33
Грувен продвигался на юг между дюнами, сквозь начинавшую таять в солнечных лучах дымку. Справа шумели бьющиеся о берег волны. По неизвестной ему причине лагерь Юсказанн опустел. Стая двинулась на юг, как ему удалось определить после длительного рыскания по береговому пляжу и между дюнами.
Припасы подошли к концу, но пищу всегда можно раздобыть. Вот, например, довелось позавтракать из мышиного котла. Недавно он заметил, как семейство мышей готовит пищу у подножия песчаного холма. Нескольких энергичных прыжков на вершине было достаточно; чтобы склон холма пополз вниз и похоронил под собою нахальных грызунов. Отдохнув часок, Грувен спустился и закусил тем, что не испортил песчаный оползень.
Следя за восходящим светилом, Грувен еще раз повторил в уме историю, которую собирался рассказать в стае. Ладная получилась история, не придерешься. Потом отрепетировал праведный гнев по случаю смены лагеря. Надо будет найти виновных и истребить их безо всякого снисхождения, чтобы укрепить свой авторитет вождя… Грувен Занн Юсказанн!
Он вышел из дюн и зашагал по твердому береговому песку, укатанному морскими волнами. Можно было оставить след. Он уже уверился в том, что шли они вдоль берега. Скоро, должно быть, покажется дым от лагерных костров. К полудню Грувен устал, выдохся. Вернувшись в дюны, он нашел уголок поукромнее и безмятежно заснул.
Выспаться вволю, однако, не удалось. Разбудил его грубый пинок в бок. Кто-то бесцеремонно выдрал из-за пояса меч. Ужас сковал лапы и перехватил горло, пришлось напрячь все оставшиеся силы, чтобы огрызнуться:
— Что такое? Кто такие?
Крупная ласка-самка еще раз пнула его и, не удостоив ответом, приказала:
— Заткнись и поднимай свою задницу.
Среди задержавших его Грувен узнал крысу Веррула. Татуировка на его морде изменилась. На знакомый узор легли зеленые волнистые линии, а на каждой щеке красовался желтый кружок. Грувен облегченно вздохнул:
— Веррул, приятель, что тут происходит? Мы же с тобой одной стаи, оба Юсказанн!
Веррул дернул веревку, которой обмотали лапы Грувена. Не глядя на бывшего вождя, он проворчал:
— Нет больше никаких Юсказанн. Мы все вошли в Юскабор. Живей, пошевеливайся!
Ласка, которую звали Грузла, больно ткнула Грувена в спину:
— Ты, видно, глухой. Я больше повторять не буду. Заткнись, или прирежу. Говорить будешь у вождя.
Уже к вечеру изможденного Грувена довели до нового лагеря. Он сразу заметил, что палаток примерно вчетверо больше, чем на прежней стоянке. Народу, стало быть, около трех сотен. Встречались знакомые лица, все с новой татуировкой, как у Веррула. Число лис сильно возросло. Грузла остановилась перед большой палаткой, разрисованной разноцветными фигурами. Она сшибла Грувена с ног, ткнув его мордой в песок.
— Следите, чтоб не дергался.
Она исчезла в палатке и вскоре вернулась. Еще через некоторое время входной полог палатки откинулся, и вышли трое. Грувен сразу узнал Гриссу. Еще одна такая же сухая старая лисица явно была ясновидящей. Плащ, кости, сумка, ожерелья… Грувен скользнул по жрицам взглядом и уставился на третьего. Крупный лис с неуловимым выражением физиономии и жесткими золотыми глазами убийцы возглавлял группу и возглавлял стаю. Это Грувен понял сразу, несмотря на простое одеяние лиса. На нем была короткая черная плащ-накидка, на бедрах болталась юбка-килт, тоже черного цвета. Юбку придерживал пояс, скрепленный цепью, на поясе сабля. Роган Бор мельком глянул на Грувена и повернул голову к Гриссе:
— Это преемник Сони Рата?
— Да, о вождь, — с почтительным поклоном подтвердила Грисса. — Это горностай Грувен Занн, поклявшийся убить Тагеранга.
— Развязать, вернуть оружие, — бросил вождь, ни к кому не обращаясь.
Грузла мгновенно бросилась к Грувену, заторопились и трое стоявших рядом с ним. Все здесь знали свое место и знали, что и когда делать.
Грувен понял, что сразу его не убьют. Значит, надо укреплять свои позиции. Без изрядной доли блефа это невозможно. Очевидно, Роган Бор решил, что перед ним воин. И Грувен мужественно сузил глаза, расправил плечи и встал, опершись на меч. Рта он, однако, не раскрывал. Инстинкт самосохранения подсказал ему, что с Роганом Бором шутки плохи. Золотистый лис оглядел Грувена с головы до пят:
— Сын Антигры?
— Д-да, — почему-то запнувшись, ответил Грувен.
Лапа Рогана Бора покоилась на рукояти сабли.
— Я Роган Бор Юскабор, вождь южных берегов. Я присоединил Юсказанн к своей стае, к Юскабору. Антигра, твоя мать, взбунтовалась против меня. Я убил ее.
Грувену стало неуютно от равнодушного тона, которым продолжал речь Роган Бор.
— Хочешь ли ты, Грувен Занн, отомстить за смерть матери? Меч при тебе, ты свободен. Ты можешь вызвать меня на поединок здесь и сейчас.
Нервы Грувена натянулись до предела. Он понимал, что, подняв меч, сразу превратится в покойника. Но безумная надежда стать хоть когда-нибудь вождем стаи придавала решительности. И он выкинул козырную карту, надеясь произвести впечатление на лиса-воина.
— Меня зовут теперь Грувен Занн Тагеранг. Восемь воинов покинули со мной лагерь. Вернулся я один. И я убил Тагеранга.
Роган повернулся к своей жрице:
— Эрма, что скажешь об этом?
— Ничего, повелитель. Я не вижу признаков смерти Тагеранга.
Горящие золотые глаза сверлили теперь Гриссу.
— А ты?
— Ничего, о вождь, — потупилась Грисса. — Знамения молчат об этом. Кто знает…
— Я знаю! — выкрикнул Грувен. — Я знаю, потому что я теперь Тагеранг. Я убил его и принял его имя.
Грисса чувствовала себя между двух огней. Она была почти уверена, что Грувен врет. Почти. А вдруг… Но на чьей стороне сила, она видела ясно.
— Грувен Занн, ты поклялся принести в лагерь голову Тагеранга. Где она? — спросила Грисса.
Грувен усмехнулся. Ответ на этот вопрос он много раз репетировал.
— Погода жаркая. Сколько можно по такой жаре таскать с собой дохлятину? Я донес ее до старого лагеря, но там пришлось выкинуть.
В порыве справедливого возмущения Грувен повернулся к Рогану Бору.
— Слово воина Юска! Я убил Тагеранга этим мечом.
Золотые глаза спокойно смотрят на Грувена. Физиономия вождя ничего не выражает. Лапа все еще на рукояти сабли.
— Слышу, Грувен Занн. Но не слышу ответа на первый вопрос: вызываешь ли ты меня на поединок, чтобы отомстить за смерть матери и занять место вождя?
Чтобы сохранить голову и шансы на место вождя, приходилось соображать быстро.
— Мы оба могучие воины, — откликнулся Грувен. — Стая ничего не выиграет, если лишится одного из нас. Когда вы все поймете, что я Тагеранг, стая примет решение.
Роган Бор повернулся к Грузле:
— Возьми шестерых, поставь Грувену палатку. Кормить, охранять.
Уже отвернувшись, чтобы уходить, бросил Грувену:
— Приглашаю завтра к завтраку, Грувен Занн. Там и побеседуем.
Грувен сидел в своей палатке и жевал жареную птицу, запивая ячменным вином. Пища высшего качества! Кто он, почетный гость или пленник? Почетный караул у его палатки или тюремные надзиратели?
Роган Бор задал работу своим жрицам. Он наблюдал, как они мечут кости, жгут в костре перья, перебирают четки. Спокойно ждал, спокойно выслушал сообщения.
— Ничего нового, повелитель. Сплошной туман.
— Да, о вождь, но время обнажит истину.
Золотистый лис не возражал.
— Время покажет, верно, но терпеть этого лицемера здесь… Он наверняка затеет заговор за моей спиной. Если он убил Тагеранга, почему он не вызвал меня? Я убил его мать, занял его место. Если бы я был на его месте, он бы уже кормил морских рыб. Ладно. Свободны. Я сам подумаю.
Утренняя заря заползала на небо. Роган Бор сидел перед угольками костра в своей палатке. Он прищурил глаз и уставился в спину часового у палатки. Постовой обернулся и отсалютовал копьем.
— Слушаю, вождь!
— Повар пусть несет завтрак для двоих. Грувена сюда.
Грувен привык спать долго, он еще зевал, появившись в палатке Рогана. Не выказывая презрения к лентяю, вождь кивнул:
— Сядь, Грувен Занн. Ешь и отвечай на мои вопросы. Правду говори.
Грувен принялся за кашу с морскими раковинами, приготовившись врать напропалую.
Роган вообще к еде не прикоснулся.
— Где ты убил Тагеранга? Назови место.
— У старого лагеря.
— Но ты говорил, что голову туда принес. Откуда?
Грувен принялся долго и медленно запивать еду, обдумывая ответ.
— Ну да. У старого лагеря я его выследил. Шел за ним три дня. Убил и вернулся к старому лагерю, посмотреть, может, кто вернулся. Никого там не оказалось, и я выкинул голову.
— Ну-ну. Потом обнаружил наши следы и пошел по ним. А почему не заметил этих следов раньше?
— А, да… — Грувен проклинал себя за ошибку, лихорадочно ища ответ. — Ну, я ведь не кого-нибудь выслеживал, а Тагеранга. Остальное тут забудешь, пожалуй.
— Пожалуй. Ладно, наелись, пошли.
— Куда? — удивился Грувен.
—' В старый лагерь. Голову искать.
Недожеванная пища во рту Грувена как будто превратилась в золу. Он едва нашел в себе силы кивнуть.
Оставив на месте охрану, Роган Бор повел стаю в старый лагерь. Грувен шел под надежной охраной. Точнее, его вели.
34
Прекрасным осенним утром Хорг и Хобен работали в Большом зале. Они ремонтировали окна, разбитые камнями осаждавшей аббатство нечисти. Хорг придерживал стремянку, а брат Хобен вставлял в витраж тщательно подобранный и подрезанный кусок хрусталя и заполнял шов свинцом. Закончив работу, они сложили стремянку и подмели осколки.
Из кухни прискакали Брогл и Фавилла. Они помахали старикам лапами: — Привет! Старик Хорг тоже замахал им лапой.
— Если вы наружу, не хлопайте дверью. Дайте окну осесть.
Белки осторожно закрыли дверь и понеслись в сад.
— Смотри, красота какая! — восторгалась Фавилла. — Золотые и красные листья, желтые груши, розовые яблоки. А вон аббатиса. Мгера, привет!
Мгера стояла возле яблони позднего сорта с несколькими малышами. Она помахала лапой друзьям, а малыши не отрывали глаз от дерева. Только Трей прижал лапу к губам:
— Ш-ш-ш! Мать-настоятельница Мгера велела не прыгать и не топать. Яблоки сами должны падать, когда созреют.
Фавилла и Брогл подошли к группе.
— Это игра? — спросила Фавилла у Фигл. — А нам можно?
Фигл кивнула.
— Кто увидит, как падает яблоко, получит приз.
В этот момент яблоко сорвалось с дерева и упало Броглу на макушку.
— Я увидел, я, я! — завопил ежонок Вегг.
— А я почувствовал, — потер голову Брогл.
Мгера чуть не опрокинула Фавиллу и весьма несолидно для матери-настоятельницы понеслась к дверям аббатства.
— Мама, мама! Падают! Падают! — кричала она на бегу.
За ней, смеясь, крича и толкаясь, побежали малыши.
Первой в кухню ворвалась Мгера. Она с трудом удержала равновесие. Филорн подхватила ее, но их обеих чуть не сшибли с ног ворвавшиеся за Мгерой малыши.
Трей вскарабкался на лапы Мгере, перескочил к Филорн и завопил:
— Филорн, мэм, осенние яблоки падают!
Мгера поддержала Филорн, но Трей по инерции сорвался и плюхнулся головой в пирог.
— Хорош, хорош, — приговаривал брат Бобб, под смех малышни выуживая ежонка из пирога.
Блек и Слек плескались в пруду. Заметив приближение Филорн и Мгеры, они вылезли на берег и вежливо махнули хвостами.
— Осенние яблоки начали падать, я сама видела, — сообщила Мгера. — Что нужно делать?
— Только ждать, — вздохнула Слек. — Мы будем следить со стены, не сомневайся. А ты занимайся своими делами. Как что заметим, сразу дадим вам знать.
— Спасибо, Слек, но мы пойдем на стену с вами.
— Не надо этого делать, — возразила Блек. — Командор вряд ли нас за это похвалит. Стену уж оставь нам.
— Командора я беру на себя, — заверила Мгера. — Мы идем с вами. Мама, скажи Фавилле, чтобы нам туда носили еду, и попроси кротоначальницу прислать одеяла для всех.
Одеяла на крепостную стену принес Гундил. Он вручил Мгере мягкое розовое.
— Хурр, мать-настоятельница, это для тебя. Я уж тут побуду с вами.
— Спасибо, Гундил. Извини, что у меня в последнее время для тебя остается так мало времени.
Гундил потерся головой об ее лапу:
— Хурр-хурр, дела аббатства, понятно, понятно. Ничего, потом легче будет и время найдется.
Мгера хлопнула лапой но одеялу, приглашая крота сесть рядом.
— Вот уже немножко нашлось. Что это у тебя?
Гундил вытащил книжку аббатисы Песенки, завернутую зелеными полосками.
— Хурр, плохо у меня с чтением, мать-аббатиса. А послушать люблю. Кроты любят слушать, когда им читают, хурр.
Мгера сняла полоски с книги.
— Откуда начнем чтение? И перестань называть меня матерью. Мгерой меня зовут, ты ведь не забыл?
— Не-ет, не забыл, — расплылся Гундил в улыбке. — С начала начнем, хурр.
И Мгера прочла первую строку:
— «Я, Песенка, мать-настоятельница аббатства Рэдволл, оставляю эти записки для того, кто займет мой пост после меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34