- кричала толпа.
Хорезм-шах сел на гнедого коня с малиновым хвостом и сказал еще несколько
слов:
- Цель наша - дать добрый совет, и мы его вам дали. Мы выезжаем в
Самарканд навстречу нечестивым, которые уже спускаются с покрытых снегом
перевалов Тянь-Шаня... Но горе им! Враги встретят себе на погибель
бесстрашные ряды наших отчаянных воинов... Поручаем вас аллаху!
- Да живет Мухаммед-воин! Да здравствует Хорезм-шах, победитель неверных!
- кричала толпа, пропуская шаха и его нарядных телохранителей-кипчаков.- Ты
один наша лучшая защита!
Глава четвертая
ЗАЩИТА ВОИНА-ОСТРИЕ ЕГО МЕЧА
Выехав из Бухары, Хорезм-шах Мухаммед внезапно повернул коня и направил
его не по большой дороге на Самарканд, а на юг, в сторону Келифа. Закутав
лицо шелковой шалью, он ехал молча, то рысью, то вскачь, и вся его свита,
не отставая, следовала за ним. Встречные путники прыгали с дороги в
сторону, в канаву. Они падали ниц и изумленно смотрели на тысячу всадников,
которые мчались, точно гонимые страшным Иблисом.
Напрасно великий визирь указывал сыну падишаха Джглаль эд-Дину, что
государь, вероятно, ошибся дорогой. Джзлаль эд-Дин равнодушно отвечал:
- Какое мне дело! Я следую за отцом, хотя бы падишах захотел прыгнуть в
огненную пасть ада.
- Что это за усадьба? - вдруг спросил Хорезм-шах и остановил взмыленного
гнедого коня. Он указал плетью на стены со скошенными башенками, за
которыми подымалсл ряд стройных высоких тополей.
- Это охотничья усадьба Тимур-Мелик-хана. Она славится старым садом и
редким зверинцем диких животных.
- Я хочу осмотреть все это! - сказал Мухаммед,- А почему я не вижу здесь
храброго Тимур-Мелика?
- В тот же день, как он получил повеление стать во главе гарнизона
Ходжента, он туда ускакал.
- Упрямый! Я не приказывал ему торопиться. Теперь мне скучно без него...
Охранная сотня помчалась вперед приготовить прием, Мухаммед, сдерживая
разгоряченного коня, шагом направился к усадьбе. Тяжелые ворота раскрылись.
Слуги бегали по двору. Гремя ключами, они открывали двери, выходившие на
длинную террасу. Рабы тащили мешки с ячменем и охапки сухого сена. Джигиты
помчались в ближайшее селение и вернулись, держа поперек седел отобранных
баранов. Походные повара развели костры и стали готовить обед.
Шах поднялся по приставной лесенке в легкую беседку у ограды сада. За ним
поднялись Джелаль эд-Дин и старый дворецкий усадьбы.
Из беседки был виден сад, еще обнаженный, без листьев. Несколько диких
коз лежали на лужайке, греясь на солнце, и около них стоял настороже
длиннорогий горный козел.
- Там дальше, в глубине сада, имеются две семьи кабанов с поросятами,-
объяснил дворецкий.- А в клетке содержатся два очень свирепых леопарда,
недавно привезенных с гор. Мой доблестный господин Тимур-Мелик любит
смотреть из этой беседки, как леопарды гоняются за кабаками и козами, и сам
иногда спускается в сад для охоты. Он может наповал убить зверя стрелою,
заранее сказав, в какое место попадет.
- Ступай! - сказал сурово шах.
Он остался вдвоем с сыном и заговорил вполголоса.
- Я встревожен. Гонцы прибыли сразу с трех сторон. Черные тучи
надвигаются отовсюду.
- На то и война! - заметил равнодушно Джелаль эд-Дин.
- Первый гонец донес, что рыжий тигр Чингиз-хан овладел Отраром, схватил
Инальчик Каир-хана и, чтобы насытиться местью, приказал залить
расплавленным серебром ему глаза и уши. Теперь Чингиз-хан двинулся сюда и
ищет меня.
- Пусть придет! Его мы и ждем.
- Ты даже в грозу ужасных бедствий остаешься беспечен!
- У нас столько войска, что незачем отчаиваться.
- Второй гонец прибыл с юга. Уверяет, что видел разъезды татар.
- Какой-нибудь небольшой отряд. Теперь, ранней весной, большое войско
полегло бы на засыпанных снегом перевалах.
- Но, спустившись с гор, татарский отряд отрежет нам путь отступления в
сторону Индии.
- А зачем нам туда отступать?
- Есть еще донесение. Монгольские разъезды уже замечены в песках
Кзыл-Куыа.
- В пески направлен заслоном отряд туркмен в десять тысяч коней.
- Эти туркмены не удержат монголов.
- Если это так, то Чингиз-хан может показаться перед воротами Бухары в
ближайшие дни. Будем готовиться к этому.
- Может быть, краснобородый зверь уже подкрадывается к Бухаре, его отряды
рыщут кругом, отыскивая нас. Нужно скорее уходить отсюда!..- бормотал
Мухаммед и озирался, точно ожидая нападения из кустов сада.
Джелаль эд-Дин молчал.
- Отчего же ты не отвечаешь?
- Ты считаешь меня безумцем. Что сказать?
- Я приказываю тебе говорить.
- Тогда я скажу, а ты можешь меня помиловать или снести голову. Если
проклятый Чингиз-хан идет сюда, то наши войска должны не прятаться за
высокими стенами городов, а искать его. Я бы выгнал в поле всех кипчакских
ханов, храбрых, когда нужно сдирать кожу с покорных поселян, но трепетных,
как листья, в этот суровый час войны. Я бы им запретил под угрозой смерти
входить в ворота городов. Защита воина - острие его меча и бодрый конь.
Рыжий тигр идет сюда? Тем лучше. Значит, мы уже знаем его путь. Надо
повернуть коней и идти по его следам, кусать его пятки, становиться
преградой на его пути, нападать со всех сторон, избивать его верблюдов и
вырывать с мясом клочья его рыжей шкуры. Какая польза от того, что в
Самарканде за стенами укрылось сто тысяч всадников? Они только жрут
баранов, а их благородные кони исходят силою...
- Ты осуждаешь приказы твоего отца? Я давно это заметил. Ты ждешь моей
гибели.
Джелаль эд-Дин опустил глаза, и голос его звучал грустью:
- Это не так. Я не оставлю тебя в трудные часы, когда потрясается
вселенная. Но я клянусь памятью любимого тобой Искендера, я безумец, что
так покорно и нерешительно поступаю. К чему все твое огромное войско, если
оно не стоит боевым лагерем, если оно не готово броситься на врага по
указанию твоей руки! К чему высокие стены, если за ними прячутся не жены и
дети наши, а вооруженные силачи, укрывшиеся под одеялами трясущихся женщин!
Ты можешь казнить меня, но сделай, как я говорю. Отец, поедем в Самарканд и
двинемся...
- Только в Иран или в Индию!..
- Нет! Нам остались на выбор только два решения: мужество борьбы или
позорная смерть в изгнании. Мы с войском выйдем в открытое поле, чтобы
схватиться с татарами... Мы будем стремительны, как удар молнии, и
неуловимы, как ночные тени... Ты прославишься как великий полководец!.. Не
медли, дзйствуй!
- Ты не полководец,- сказал величественно шах, подняв палец, украшенный
алмазным перстнем,- ты храбрый джигит, ты можешь быть начальником даже
нескольких тысяч джигитов, которые, как безумные, налетают на врага... А я
не могу поступать, как храбрый, но безумный джигит. Я должен все продумать,
все предусмотреть. Я решил иначе. Я с тобой отправлюсь в Келиф, где буду
охранять переправу через реку Джейхун.
- А нашу родную страну бросишь? Тогда народ будет прав, посылая проклятия
всему роду Хорезм-шахов за то, что мы умели только сдирать с него подати, а
в день опасности бросили его на растерзание татар!
- В Иране я соберу огромное свежее войско.
- Нет, падишах! Теперь надо действовать теми силами, которые у тебя в
руках. Поздно обучать другое войско, когда твое остается без вождя,
укрывшись за стенами. Войско готовят двадцать лет для того, чтобы одержать
победу в один день. Едем в Самарканд! Я буду драться простым джигитом рядом
с тобой!..
- Нет, нет! Приказываю тебе отправляться в Балх и собирать там новое
войско. Счастье покинуло меня...
- Счастье? - воскликнул с яростью Джелаль эд-Дин.- Что такое счастье?
Разве счастье может покинуть смелого? Нельзя убегать от счастья! Надо
гнаться за ним, нагонять его, хватать за волосы и подгибать под свое
колено... Вот как добиваются счастья!..
- Довольно! Ты навсегда останешься взбалмошным джигитом! Ты не сможешь
спасти от крушения великий Хорезм...
Хорезм-шах торопливо спустился с беседки и, задыхаясь, быстро направился
к террасе дома, где были разостланы ковры с обильным достарханом. Там,
совершив молитву, шах приступил к еде, расспрашивая о дорогах, переправах,
и, не докончив обеда, приказал подавать лошадей.
Глава пятая
НЕУКРОТИМЫЙ ТИМУР-МЕЛИК
В Отраре Чингиз-хан оставил сыновей Угедэя и Джагатая с частью войска и
сказал им:
- Вы будете осаждать город Отрар, пока не захватите живьем начальника
Инальчик Каир-хана. Приволоките его ко мне на цепи. Я сам назначу дерзкому
небывалую казнь.
Старшему сыну Джучи он приказал взять города Дженд и Енгикент. Остальные
части своего войска каган направил в разные стороны.
Алак-нойона с пятью тысячами всадников Чингиз-хан послал к городу
Бенакету, где стоял отряд кипчаков. После трех дней осады жители выслали
стариков и просили пощады. Алак-нойон приказал, чтобы все мужчины вышли из
города и построились в поле - отдельно воины, отдельно ремесленники и
прочий народ. Когда воины сложили в указанном месте свое оружие и отошли,
монголы всех их перебили булавами, мечами и стрелами. А из остальных
пленных монголы выделили самых сильных юношей, разделили их по тысячам,
сотням и десяткам, поставили над ними своих начальников и погнали дальше,
как скотину, чтобы они ломали стены осаждаемых городов и первыми шли на
приступ.
В пути к ним примкнули другие монгольские и союзные отряды, так что у
Алак-нойона собралось около восьмидесяти тысяч воинов. Они подошли к городу
Ходженту, омываемому быстрой и многоводной рекой Сейхуном. Жители города
возложили свои надежды на неприступность старинных высоких стен и
отказались сдаться.
Начальником войск города только что был назначен Тимур-Мелик, искусный в
военном деле, известный смелостью. упорством и прямотой. Он успел соорудить
высокую крепость на острове посреди Сейхуна в том месте, где река
расходится на два протока, и сложил там запасы оружия и еды.
Когда прибыли монголы и пригнали захваченных пленных, тогда под ударами
плетей и мечей мусульмане полезли штурмовать стены Ходжента. Жители его, не
желая драться с братьями своего народа, решили прекратить защиту.
Тимур-Мелик с тысячью отважных джигитов переплыл реку, захватив все суда,
и укрепился ка острове. А жители Ходжента выслали к монголам знатных лиц с
мольбой о пощаде и отворили ворота. Монголы немедленно разграбили город.
Монголы обстреливали крепость на острове из метательных машин, но камни и
стрелы до укреплений не долетали. Тогда монголы выгнали из Ходжента всех
юношей и, присоединив к ним пленных из Бенакета и других селений, собрали
на обоих берегах реки около пятидесяти тысяч человек. Разделив их на
десятки и сотни, монголы гоняли их за три фарсаха (около 21 км) к ближайшей
горе и заставляли таскать оттуда камни, чтобы загородить плотиной реку.
Тимур-Мелик тем временем изготовил двенадцать плотов, закрытых сверху для
защиты от огня мокрыми войлоками с глиной. По сторонам были оставлены
прорези для стрельбы. Ежедневно на рассвете он направлял в каждую сторону
реки по шести плотов, и воины его отчаянно бились с монголами, а
монгольские стрелы с горючим составом их плотам не вредили.
По ночам Тимур-Мелик устраивал вылазки, внезапно нападал на спящих
монголов, так что монгольское войско постоянно находилось в тревоге.
Китайские инженеры, сопровождавшие монголов, построили новые, более
мощные дальнобойные машины. Катапульты, выбрасывавшие камни и большие
стрелы, начали наносить сильный урон воинам Тимур-Мелика. Видя, что дело
его становится безнадежным, Тимур-Мелик в темную ночь, приготовив семьдесят
судов и плотов, сложил на них пожитки и посадил воинов. Внезапно на всех
судах запылали костры и факелы, и огненным потоком они понеслись вниз по
реке, увлекаемые ее бурным течением.
Монгольское войско погналось за ними по обоим берегам Тимур-Мелик
направлял лодки и плоты туда, где показывались монголы. Стрельбой из луков
он отгонял их и направлял суда дальше. Приплыв к Бенакету и одним ударом
перервав цепь, протянутую монголами через реку, суда и плоты пронеслись
мимо.
Опасаясь, нет ли еще на реке более сильных преград, Тимур-Мелик, заметив
близ Бар-Халыгкента большие табуны, пристал к берегу и, посадив воинов на
коней, поскакал в степь; монголы его преследовали. Воинам Тимур-Мелика
приходилось останавливаться, сражаться, отгонять монголов и затем снова
пробиваться вперед.
Никто не хотел сдаваться, и только немногие спаслись, проскользнув ночью
между монгольскими лагерями. Тимур-Мелик остался с несколькими воинами, но
продолжал отбиваться, направляясь все дальше в степь, надеясь на силу
своего коня.
Когда последние спутники Тимур-Мелика были убиты, а в колчане его
осталось всего три стрелы, за ним гнались уже только три монгола. Стрелой
он попал в глаз одному монголу и бросился на остальных. Те повернули коней
и ускакали.
Тимур-Мелик с двумя стрелами в колчане добрался до колодца в песках, где
стояли туркмены из отряда Кара-Кончара. Они дали свежего коня, и на нем
Тимур-Мелик доехал до Хорезма, где опять занялся приготовлениями к
дальнейшей войне с Чингиз-ханом.
Глава шестая
МОНГОЛЫ ИДУТ ЧЕРЕЗ ПЕСКИ
Это проклятый народ ездит так быстро, что
никто не поверит, если сам не увидит.
(Клавиго. XV е.)
В ту пору, когда в Отраре дымились развалины сожженных зданий и упрямый
Инальчик-хан, засев в крепостной цитадели, упорно отбивался от взбиравшихся
на стены монголов, Чингиз-хан, развернув девятихвостое белое знамя,
приказал своим отрядам быть готовыми к выступлению.
Чингиз-хан призвал сыновей и главных военачальников. Все сидели кольцом
на большом войлоке. Каждый уже получил приказ, в какую сторону и на какой
город ему двинуться, но никто не осмелился спросить у грозного владыки, в
какую сторону помчится его белое знамя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23