– Котеночек, еще хаз дотхонешься до меня – и я сыгхаю мотивчик на твоих костях.
– Полегче, каланча, – ухмыльнулся леопард. – Знаю, дай тебе шанс, и ты свою угрозу исполнишь. Но не получишь ты шанса, не надейся. Учти, детка, в долгом походе тебе будет куда легче, ежели ты обуздаешь норов и перестанешь глядеть букой на бедного Сашима. А коли нет, так на нашей лоханке цепей навалом. Может, сердце у тебя и железное, зато все остальное – мясо и кости. Хотя мясцо отменное. Подумай, голубка. Корробок подарит тебя мне, если я как следует попрошу.
Тигрица обожгла его взглядом.
– Я не гожусь в подахки, захуби это себе на носу.
Сашим пожал плечами.
– Годишься, не годишься – какая разница? Я положил на тебя глаз, и ты будешь моей. Лучше сразу свыкнись с этой мыслью.
Пленников заперли в зарешеченном кубрике. На прощание Сашим одарил тигрицу похабной улыбкой и вслед за своими дружками поднялся по трапу.
Розарык устало села, выпуская и пряча огромные когти.
– Змея мохнатая! Если бы я могла добхаться до его…
– Не сейчас, Розарык, – предостерег Джон-Том. – Мы должны подождать. Они еще не знают, что я чаропевец. Если бы только мне вернули дуару, позволили сыграть и спеть, у нас появился бы шанс.
– Какой шанс, кореш? – В углу деморализованный Мадж сполз по переборке. – Шанс затащить сюда, как Розарык, какую-нибудь несчастную танцовщицу? Осыпать эту клепаную лохань цветами?
– Я что-нибудь придумаю, – сердито пообещал Джон-Том. – Вот увидишь.
– Как же, босс, увижу! Держи карман! – Выдр перевернулся на бок, словно не заметив, что пол кубрика покрыт гнилой соломой, потемневшей от мочи прежних узников.
– Что ты делаешь?
– Собираюсь покемарить.
– Неужели ты сможешь уснуть?
– Сумею, потому что устал. – Выдр хмуро посмотрел на Джон-Тома. – Устал драться. Устал бояться. А пуще всего устал слушать, какой ты великолепный чаропевец. Если сумеешь выколдовать нас из этого гадючника и перенести поближе к цивилизации, разбуди. А не сумеешь, так, может, мне повезет и я уже никогда не проснусь.
– Нельзя поддаваться унынию, – упрекнул его Яльвар. – Ни в коем случае.
– Слушай, ты, старый бесполезный пердун! Захлопнул бы поддувало, а?
Оскорбленный хорек погрузился в молчание.
Джон-Том приблизился к решетке и схватился за прутья, глубоко утопленные в дереве. В темноте по трюму шастали крошечные хищные ящерки и огромные бесстрашные клопы. Слышно было, как их сородичи снуют наверху по балкам.
Юноша возвратился к Розарык и ласково погладил ее между ушами. В ответ зазвучало усталое подавленное мурлыканье.
– Не волнуйся, Розарык. Я тебя в это втянул, я и вытащу. Может, сам не вернусь домой, но тебя обязательно спасу. Я перед тобой в огромном долгу. Перед всеми вами.
Мадж уже почти уснул и не услышал обещания. Яльвар, смирясь с судьбой, устраивался на соломе в другом углу.
«Обязательно спасу, – размышлял Джон-Том, – вот только жаль, еще не знаю как».

Глава 8

В прошлом понятие «драить палубу» носило невинный оттенок, будучи отголоском детских воспоминаний, романтических историй о деревянных кораблях и железных мореходах. Реальность предложила Джон-Тому нечто совершенно иное.
Вообразите себя на четвереньках на грубой дощатой палубе. Вы обнажены по пояс, и свирепое солнце покрывает шею волдырями и сдирает кожу со спины. Со лба, живота и из-под мышек ручьями течет пот. Любой мелкий и жесткий пустячок, например, пылинка или кончик вашего собственного волоса, попав в глаз, рождает желание с воплем кинуться за борт. Соленый воздух усугубляет муки, бередя язвы, вызывая зуд и нагноения. В ладони, покрытые мозолями от широких щеток и разъеденные щелоком, то и дело впиваются занозы. Медленно продвигаясь через всю палубу, вы должны заботиться о том, чтобы не оставить за собой ни единого пятнышка, не то какой-нибудь хохочущий пират напомнит о нем, опустив твердую подошву сапога на ваши израненные пальцы.
К полудню Джон-Том уже не считал плен лучшей альтернативой прыжку за борт, к плотоядным рыбам этих широт. Его надежда корчилась в смертных судорогах. Он начисто позабыл о болезни Клотагорба, о необходимости вернуться с лекарством, забыл обо всем, кроме самой неотложной задачи: выжить.
Только к вечеру они отдраили последний квадратный фут главной палубы и были переведены на полуют. Рулевой – старый седой кабан – не обращал на них внимания. Корробок не появлялся, и за это Джон-Том был ему искренне благодарен.
Слева от капитанского насеста был сооружен грубый временный навес. В его жиденькой тени, сгорбившись и вытянув ноги, сидела девушка лет шестнадцати, может быть, чуть старше. Вероятно, когда-то она была миловидна, но сейчас ее длинные белокурые локоны больше напоминали морские водоросли, налипшие на череп с блекло-голубыми глазами. Рост ее не превышал пяти футов. И она была совершенно нагой, если не считать тяжелого стального обруча на шее, от которого к палубе тянулась цепь, дававшая узнице свободу передвижений в радиусе десяти футов, и ни дюймом больше; этой длины как раз хватало для того, чтобы девушка могла добираться до борта и справлять естественные надобности на глазах у всего экипажа. Джон-Тому не составило никакого труда разглядеть ожоги и ссадины, покрывавшие почти все ее тело.
Когда к ней приблизились товарищи по несчастью, она не вымолвила ни слова. Только сидела и смотрела.
Тыльной стороной ладони Джон-Том смахнул пот с губ. Кроме пленников и старого рулевого, на полуюте никого не было, и юноша рискнул прошептать:
– Девушка, кто ты?
Никакого ответа. Только холодный и пристальный взгляд голубых глаз.
– Как тебя зовут?
– Не лезь к ней, приятель, – тихо посоветовал Мадж. – Разве не видишь? От нее почти ничего не осталось. Свихнулась, бедняжка, или уже близка к этому. А может, ей оттяпали язык, чтоб не кричала.
– Ничего подобного, – возразил рулевой, бдительно следя за курсом галеры. – Это Глупость, капитанова куколка. Несколько месяцев назад он снял ее с тонущего корабля. С той поры от нее никакого проку, одни хлопоты. Строптивая, неблагодарная. Сколько ни бился с ней капитан, она как была, так и осталась обузой. Невдомек мне, на что она Корробоку. Скинул бы за борт, вот и вся недолга. Глупостью было ее спасать, глупостью – держать на борту, вот мы и дали ей это прозвище.
– А какое ее настоящее имя?
Под навесом раздался тонкий, едва слышный голос:
– Нет у меня имени. Глупость вполне годится.
– Ты можешь говорить? Тебя еще не сломили?
Она с горечью посмотрела на Джон-Тома.
– Да что ты вообще понимаешь? Я за тобой следила. – У нее скривились губы. – Видела, как брали твое судно и тащили тебя на борт. Ты уже еле дышишь. Тигрицу пока не тронут. Старикашка и двух недель не протянет. Выдр проживет чуть подольше, если возьмется за ум. Ну, а ты, – презрительно глядя на Джон-Тома, продолжала она, – скоро ляпнешь что-нибудь невпопад и лишишься языка. Или с тобой случится кое-что похуже.
– А с тобой что случилось? – Джон-Том сдерживал голос и жестикуляцию, боясь привлечь внимание Сашима или еще кого-нибудь из подручных капитана.
– Послушай, какое тебе дело?
– Есть дело. И тебе должно быть до нас дело, потому что мы хотим бежать с этого корабля.
Если рулевой и подслушивал, он ничем себя не выдал. Девушка визгливо рассмеялась.
– Почему ты решил, что я спятила? – Она посмотрела на Розарык. – Этот парень сам того, правда?
Розарык не ответила, лишь ожесточеннее стала тереть палубу.
– И ты убежишь с нами, – продолжал Джон-Том. – Я не могу оставить тебя здесь.
– Отчего же? Я тебя не знаю, ты – меня. Ты мне не хозяин. – Она сплюнула на палубу. – Пустой разговор, никуда вы не денетесь…
– Что с тобой случилось? – мягко и настойчиво повторил он.
Видимо, его слова все-таки чуточку разморозили девичье сердце. Глупость отвернулась.
– Плыла с родными из Йорсты к островам Дурла на торговом пакетботе и сдуру напоролась на этих ублюдков. Отца убили вместе со всеми самцами, а после прикончили мамашу. Сестренка была слишком маленькая, и пираты решили, что проку в ней нет, а потому бросили за борт. Короче говоря, всех убили, кроме меня. Почему-то я приглянулась этому жуткому чучелу, которое пираты называют своим капитаном, не к ночи он будь помянут. Может, он надеется продать меня в рабство. – Глупость пожала плечами. – Но я стараюсь, чтобы со мной у них были одни хлопоты. За это команда и наградила меня кличкой.
– Последнее время хлопот с тобой поменьше, – многозначительно пробормотал рулевой.
– А ты не пыталась бежать? – спросил юноша.
– Куда отсюда убежишь? Да, пыталась. Уж лучше утонуть или достаться акулам, чем жить в этом аду. Потому-то меня и посадили на цепь. Я всего один раз попробовала… Знаешь, побои – вовсе не самое страшное… Да ты и сам скоро в этом убедишься.
Опасливо косясь на рулевого, Джон-Том едва слышно прошептал:
– И не собираюсь. Мы удерем отсюда. Хочешь с нами?
– Нет. – Девушка посмотрела ему в глаза. – Нет уж, уволь. С меня хватит.
– Потому-то я и хочу забрать тебя.
Она отвернулась.
– Я что-нибудь не то сказал?
– Кореш, прикуси язык. – Мадж легонько толкнул его в бок. – Тута капитан, чтоб ему сгнить в собственном дерьме.
– Ну, как идем, Пьюлевайн? – осведомился Корробок у рулевого.
– Точнехонько по курсу, капитан.
Снова сосредоточившись на чистке палубы, Джон-Том услышал приближающийся стук капитанской деревяшки.
– А чем занимаются в это чудесное утро наши молодцы-уборщики? Надо полагать, в работе они достойны тех отчаянных рубак, которых мы едва уговорили погостить на нашей лохани?
– Нет, капитан. – Рулевой позволил себе утробный смешок. – Сразу видать, работнички из них неважнецкие. Да и чего еще можно было ожидать от таких тюфяков?
– Это славно. – Корробок обошел вокруг Джон-Тома и остановился между ним и навесом Глупости. Затем повернулся к человеку здоровым глазом.
– Хар, ну а теперь, стало быть, каждый из нас знает свое местечко в мироздании?
– Да, капитан, – с готовностью подтвердил Джон-Том.
– Хар, вот это подходящий ответ. Следи за своим тоном, дружок, и ты еще поживешь и послужишь. – Корробок бросил взгляд под навес, и Джон-Том похолодел при виде выражения лица девушки. Глупость попятилась в тень.
– Что, полюбезничал с малышкой?
Отрицать было сложно, поскольку беседа целиком прошла на глазах у рулевого.
– Одно-два словечка, господин. Совершенно безобидных.
– Хар, ну, еще бы. Малютка – смышленая особь, но, боюсь, у нее не слишком товарный вид. Следствие строптивости.
Джон-Том промолчал и налег на щетку, как на рубанок.
– Старайся, мальчик, старайся. Драй хорошенько, а как все будет сделано, мы, глядишь, и позволим тебе поразвлечь нас. – К хохоту капитана присоединился рулевой. – Хоть и не совсем так, как ты думаешь. Вместе с малюткой.
– Хоть распните, я не лягу под этого перетрусившего хлыща! – возмутилась девушка.
Корробок недобро покосился на свою пленницу.
– Глупость, да ты, никак, возомнила, будто у тебя есть выбор? Счастлив тебя разочаровать. – Он резко взмахнул здоровой ногой. Девушка негромко вскрикнула. На ее бедре появились две одинаковые багровые полоски.
Ногти Джон-Тома впились в деревянную основу щетки.
– Хар, вот так-то. Надеюсь, я больше не услышу возражений.
Глупость вжалась в тень и захныкала, зажимая царапины на ноге.
– Малютка, ты мне уже изрядно поднадоела. Как только доберемся до суши, я от тебя отделаюсь, причем выберу покупателя, разделяющего мои вкусы по части развлечений. Может, тебе еще доведется с грустью вспомнить старые добрые деньки, проведенные в обществе Корробока. Хар! – Он повернулся к уборщикам. – Работать, падаль, работать!
Затем капитан обратился к рулевому:
– Когда управятся на палубе, отправь их на нос драить борта. Вывеси в сетках. Если кто и вывалится, это послужит уроком остальным.
– Будет исполнено, капитан, – ответил рулевой.
Корробок распростер ярко-зеленые крылья и спланировал на главную палубу. Пьюлевайн насмешливо посмотрел на Джон-Тома.
– Держите языки за зубами, а норов в узде и, может, проживете еще не меньше года. – Назидание сопровождалось густым утробным хохотом. – Все еще надеетесь убежать?
«Держу пари на твою скотскую задницу, убежим! – Джон-Том накинулся на палубу – больше некуда было излить ярость. – Убежим и заберем с собой эту замордованную девчонку».
И пусть он не отдавал себе в этом отчета, но встреча с Глупостью сделала то, чего не сделало даже его отчаянное положение: вынудила осознать, сколь эгоистично вел он себя последние часы, хандря и кляня судьбу. Оказывается, неприятности не только у него. От Джон-Тома зависят все: Мадж, Яльвар, Розарык, умирающий в дупле Клотагорб, а теперь еще и Глупость.
Да, ему не удалось вернуться в собственный мир. Ну и что с того? Напрасные переживания ни на дюйм не приблизят его к Лос-Анджелесу. К тому же друзьям срочно нужна его помощь.
Мадж мигом уловил перемену в настроении товарища и энергично, как на втором дыхании, заработал щеткой.
– Кореша, вкалывайте и не падайте духом, – шепнул он Яльвару и Розарык. – Заметили, какая рожа у моего пацана? Это неспроста. Может, у него мозги маленько набекрень, зато он часто находит выход там, где его не найдет никто другой.
– О, боги, хоть бы ты не ошибся! – прошептал Яльвар. – Иначе мы воистину обречены.
– Полшанса, – шепнул Мадж. – Все, что ему нужно, это полшанса.
– Он и этого может не получить, – вздохнула Розарык.
В ту ночь, пока его измученные спутники спали как убитые, Джон-Том планировал и просчитывал. Корробок позволит ему спеть, хотя бы из любопытства. Необходимо с исключительной осторожностью выбрать песни, чтобы не вызвать у капитана ни малейших подозрений. В том, что кровожадный попугай будет начеку, юноша не сомневался.
Стало быть, нужны мягкие, ровные, успокаивающие мелодии. Совершенно невинные на слух и вместе с тем очень эффективные. Нужна мощная лирика без малейшего оттенка угрозы.
Лишь составив в уме программу концерта, он позволил себе забыться в тяжком кошмаре.
На следующее утро первый помощник велел пленникам вычистить основание грот-мачты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36