Джон-Том, которому удачное колдовство частично вернуло уверенность в себе, повторил песню и на всякий случай исполнил «Плыви, плыви, моряк» все тех же «Бичей».
Солнце ласкало, ветер не утихал, и казалось, Снаркен рядом, сразу за горизонтом.
Отложив наконец дуару, Джон-Том проводил Яльвара на камбуз и разъяснил все тонкости обращения с газовой плитой и такой запредельной эзотермией, как консервные ключи и ножи. Прохлопотав до сумерек, он позволил себе первым улечься в койку.
Для того чтобы проснуться от неистовой качки.
– Вставайте, чаропевец! Вставайте!
В крайнем недоумении Джон-Том повернулся на другой бок и уставился в перепуганные глаза хорька:
– Что… В чем дело?
Он опешил, услыхав собственный голос – неестественно густой и замедленный. Кораблик, казалось, совершал сальто-мортале.
– Чаропевец, нам грозит огромная беда! Огромная!
Яльвар исчез, а Джон-Том решил сесть. Это удалось только с третьей попытки. Затем он попробовал встать с койки и обнаружил, что не в силах отличить днища от верхней палубы. Днище нашло его само.
– Да что же это? – донеслось издали.
Он кое-как вскарабкался на ноги.
– Ничего не…
Он дотянулся до рамы нижней койки и попытался выпрямиться.
– А где…
С неимоверным трудом юноше удалось принять стоячее положение. Ноги подкашивались, словно вознамерились идти в ими самими выбранном направлении и не желали исполнять противоречащие указания мозга.
– Что со мной? – простонал он.
В люке появились два лица – одно над другим. Оба расплывались.
– А-а, че-ехт! – протянула Розарык. – Он же пьян! А я, духа, пхоглядела, как он добхался до хмельного.
– И я. – Мадж силился протиснуться между ней и косяком. – Да подвинься же, чертова амазонища!
Он схватил Джон-Тома за плечи и потряс. Юноша отшатнулся.
– Пускай меня прижучат, как коричневую полевку, ежели он не пьян. Эй, шеф, где ты раздобыл бухало?
– Какое еще бухало? – пробасил Джон-Том. – Я не…
Днище чуть не выскочило у него из-под ног.
– Слушайте, какая сволочь качает наш автобус?
Мадж отступил с омерзением на морде.
– Сволочь – это тот, кто надирается в одиночку.
– Оставь его, – велела Розарык, – придется самим управляться.
Они отвернулись.
– Эй, погодите! – завопил Джон-Том. Он шагнул вперед, и шлюп – коварное и подлое, как выяснилось, создание, расчетливо выдернул из-под него днище. Джон-Том налетел на люк и вцепился в него изо всех сил.
«Мадж прав, – дошло до него сквозь тепловатый туман, налипший на глазные яблоки. – Я пьян».
Он до предела напряг рассудок, но не смог вспомнить ничего крепче апельсинового сока, выпитого за ужином. Спев два куплета из «Шлюп «Джон Б.» (чтобы корабль не дематериализовался под ними среди ночи), он отправился почивать. Яльвар не спал и был трезв. Все были как стеклышко, и спать никому не хотелось… Кроме него.
В этот момент юноше отчаянно понадобился иллюминатор. Обнаружив его, он в самое последнее мгновение успел высунуть голову и вылить мутное содержимое желудка в столь же мутный океан. Волна довольно сильно лупила в борт, и Джон-Том, закончив блевать, обнаружил, что успел вымокнуть. Тошнота слегка отступила, но трезвее он не стал.
Кое-как он закрыл иллюминатор, задвинул шпингалет, шатаясь, выбрался на палубу. Едва он ступил на тиковые доски, на него с яростью накинулся ветер. Розарык с мрачной решимостью сжимала штурвал, а Мадж и Яльвар развлекались отнюдь не лучшим образом, пытаясь зарифить грот.
– Пошевеливайтесь! – Рев тигрицы почти был едва слышен в шуме бури. – А то его обязательно сохвет!
– Да и наплевать, – простонал Джон-Том, прижимая ладони к вискам. – Только давайте не будем орать, хорошо?
– Вы это небесам скажите, чаропевец, – взмолился Яльвар.
– Да, кореш, тебе пора поколдовать, – присоединился к хорьку промокший до нитки Мадж. – Угомони клепаную стихию. Хватит с нас этой чертовой бури, будь она трижды проклята.
– Сделаю все что угодно, – пообещал юноша, – только не шумите.
Он качнулся и свалился бы за борт, если бы в последний момент не ухватился за планшир.
– Я ничего не понимаю! Когда я спать ложился, было так спокойно…
– Ну, а теперь неспокойно, кореш, – перебил Мадж, меряясь силами с тяжелым мокрым парусом.
– А я ни хазу не видала, чтобы такой свихепый ухаган налетал так внезапно, – добавила борющаяся со штурвалом Розарык.
– Слова, – пробормотал Яльвар. – Слова чаропесни! Вы их помните? – Он смотрел на Джон-Тома в упор. – Вы не позабыли слова?
– Но это же просто хоровой рефрен, – простонал Джон-Том. – Просто хоровой рефрен. «В жизни хуже не бывало, разрази нас гром!» – пробормотал он, понизив голос. – Нет, вы не подумайте, что я на это напрашивался.
– Но вы это спели. Духам не под силу отличить текст от подтекста, они все понимают буквально.
– Но в моей жизни бывало хуже. – Отступив на ватных ногах от леера, Джон-Том протестующе крикнул небесам, которые явно собирались разразить их громом: – Куда хуже!
Небеса не удостоили его вниманием.
Несколько часов экипаж «Джона Б.» воевал с волнами. Дважды суденышко едва не затонуло, и спасли его далеко не волшебные усилия помпы, которую Джон-Тому удалось завести, заблевав от натуги все машинное отделение. Зато после можно было не бояться приступов рвоты – желудок очистился полностью. Впрочем, самому желудку так не казалось.
Вскоре после того, как они откачали воду из второго трюма, ветер начал утихать. Через час улеглись и чудовищные волны. Но экипажу полегчало не намного, ибо громы и молнии уступили непроницаемо густому туману. Опершись о леер, Мадж заворчал:
– Кореша, к земле нам сейчас лучше не приближаться.
Он глянул вверх. Там мелькали слабые проблески, но туман даже не думал таять.
– Эй ты, здоровенное желтое педрило! Я знаю, ты там! Почему бы тебе не испарить эту висячую мочу, чтоб мы могли видеть дорогу?
– Слова песни, – буркнул Яльвар.
– Шеф, прикуси язык, а не то я тебе помогу, – зарычал Мадж.
Царило утро. Где-то в вышине висело и, вероятно, посмеивалось солнце. Компас по-прежнему указывал путь, но ветер улегся вместе с бурей, а жалких потуг Джон-Тома было совершенно недостаточно для пробуждения новенького блестящего двигателя.
Заново поставленный парус безвольно свисал с мачты. Шлюп плелся по зеркально гладкому мелководью. Иногда песчаное дно угрожающе поднималось к килю, но сменялось синей пропастью всякий раз, едва у экипажа появлялась надежда на скорую высадку. Розарык, как могла, управлялась со штурвалом, а выдра и хорька нельзя было упрекнуть, по крайней мере, в недостатке зоркости и быстроты реакций.
На склоне дня туман все еще упорно цеплялся за шлюп, и казалось, песня Джон-Тома одновременно дарит им спасение и навлекает гибель. Исчезновение ветра выглядело подозрительно.
Рано или поздно вокруг шлюпа сомкнутся мели, и странникам придется коротать свой недолгий век посреди чужого океана.
Раздражение точило душу каждому, даже Розарык. Их чаропевец, сотворивший этот чудесный кораблик, даже о себе самом не в состоянии позаботиться. Хорошо хоть его больше не рвет. Удивительно, как это он, капли в рот не взявши, вдруг оказался, мягко говоря, навеселе? А перипетии нынешнего дня подействовали на него еще хуже.
Теперь он таскается взад-вперед по палубе и бормочет песенки, такие дурацкие, что никто из спутников просто не в состоянии их расшифровать.
Исключительно из предосторожности Мадж припрятал дуару в укромном местечке. Если чаропевец, будучи как стеклышко, вовлекает тебя в такую передрягу, страшно даже вообразить, на что он способен во хмелю.
– У нас только один шанс, – заявил наконец Яльвар.
– Говори, шеф. – Сидя на баке у левого борта, Мадж не отрывал тревожного взора от коварного мелководья.
– Надо поворотить. Мы не успели отойти далеко от берега, прежде чем начались досадные злоключения. Можно вернуться, высадиться и подождать попутного ветра, который домчит нас до устья Вертихвостки и цивилизованных мест.
– Заманчиво, шеф, да только с ним этот номер не пройдет. – Выдр кивнул в сторону Джон-Тома, пластом лежавшего на палубе и то смеющегося, то икающего в тумане.
– Но разве он не обязан нам уступить? – удивился Яльвар. – У него есть дар, но нет власти над ним.
– Кой в чем ты прав. Я не ахти какой спец по части чаропения, но тута и так все ясно. Он мой друг, и я обещался помочь ему добраться до цели, что бы с ним ни случилось.
«К тому же, – напомнил себе выдр, – если мы воротимся без лекарства, вряд ли можно будет ожидать особой щедрости от Клотагорба». Не в обычаях Маджа было пренебрегать вознаграждением, затратив столько труда.
– Но как же нам быть? – взмолился Яльвар. – Других заклинателей или волшебников среди нас нет. А вывести Джон-Тома из этого странного состояния мы не в силах, ибо оно – следствие его собственного чаропения.
– Может, сам оклемается, – с деланной бодростью произнес Мадж, печально глядя, как Джон-Том переворачивается на живот посреди верхней палубы и снова корчится в рвотных спазмах. – Жалко парня, сразу видать, что похмелюга ему в диковинку. – Словно в подтверждение слов выдра Джон-Том опять перевернулся и свалился с каюты, чуть не улетев за борт. Приняв сидячее положение, он расхохотался. На борту шлюпа «Джон Б.» только ему ситуация казалась забавной.
Мадж сокрушенно покачал головой.
– Ужас как жалко.
– Да, это печально, – согласился Яльвар.
– Это куда печальней, чем ты думаешь, кореш. Вишь, как он мается потрясающим отходняком, которому позавидовал бы самый прожженный алкаш, – а ведь пацану даже не пришлось напиваться. Разве не обидно?
Он глянул за борт – песчаное дно подступило вплотную – и крикнул в сторону кормы:
– Милашка, пару градусов вправо!
– Слышу, слышу. – Судно слегка изменило курс, и дно тотчас исчезло.
– Ниче, выветрится, – бубнил выдр. – Обязательно. Невозможно ходить под кайфом всю жизнь, сколько ни заколдовывай свое брюхо. Никак не возьму в толк, када он успел?
– Когда и все остальное, – объяснил Яльвар. – Разве не помнишь песню?
– «В жизни хуже не бывало, разрази нас гром!» Ты про это?
– Не только. Вспомни: он назначил капитаном тигрицу, потому что среди нас она лучший мореход. Это означает, что он теперь – первый помощник.
– Может, и так, кореш. Я не дока в кораблевождении и морских словечках.
– Он опустился до ранга старпома, – уверенно продолжал Яльвар. – А дальше – как в песне: «Старпом надрался, как свинья».
– Ага, теперь припоминаю. – Выдр кивком указал на беспомощного чаропевца, который все еще пребывал во власти непостижимой для остальных истерии. – Выходит, ему самому невдомек, до чего он доколдовался?
– Боюсь, это именно тот случай.
– Слов нет, до чего жалко. Ну, почему он не меня назначил старпомом? Я б такой крутой балдеж перенес в десять раз легче. Ладно, авось очухается.
– Я тоже надеюсь. – Яльвар посмотрел в небо. – Кажется, мы скоро выйдем из этого потустороннего тумана. А там и штиль, возможно, кончится, и нам удастся вернуться.
– Вот что я тебе скажу, чувак… – Чей-то вопль не дал Маджу договорить, застудив кровь в его жилах. Точнее, застудил не сам звук, а его источник. Кричала вода по правому борту.
Вопль повторился.
– Эге-гей! Эй, вы, на шлюпе!
– В чем дело? – Розарык нахмурилась, вглядываясь в туман. – Джон-Том, пхоснись!
Паруса все еще висели, как белье на веревке.
– Что? Проспись? – Джон-Том захохотал и попытался встать.
– Эге-гей, на шлюпе! – раздался другой голос, на сей раз женский.
– Что… Кто это? – Спотыкаясь, Джон-Том обогнул каюту и вытаращился в туман. В этот момент его зрение (как и разум) функционировало далеко не лучшим образом.
В тумане материализовалось второе плавсредство – глиссер со стекловолокнистым корпусом, отливающим перламутром, и подвесным мотором. На виниловых банках восседали трое… Нет, четверо. Две пары. Все – люди, все – нормального роста и телосложения, каждому – за двадцать.
– В чем проблема, «Джон Б.»? – спросил сидевший у мотора юноша. Казалось, он тоже маленько под градусом. Между передними банками стоял походный термос, набитый льдом и алюминиевыми жестянками с пивом.
Джон-Тома зашатало. Это галлюцинации, очередной логический этап распада личности. Он перегнулся через борт и попытался сфокусировать остатки зрения на подозрительной сигарете, переходившей из рук в руки на носу чужой лодки. Вторая парочка поочередно затягивалась из стеклянной трубки.
Мотор глиссера ревел на холостых оборотах. Одна из девиц, свесясь за борт, полоскала в океанской воде темные очки. Возле пивного ледника покоилась корзина для пикников, увенчанная большим початым мешком коржиков – кривых, кожистых, из тех, что вкусом напоминают чистую прожаренную соль. Возле мешка имели место двухфунтовая банка «краснокожего арахиса от Плантера» и несколько тропических фруктов яркой окраски.
Джон-Том взвыл и замотал головой. Появление этого глиссера и этой компании мигом заставило бы его протрезветь, не будь его собственные чары такими стойкими. Самозваному старпому суждено было остаться пьяным. Он нечаянно проглотил вертевшиеся на языке слова и спросил со второй попытки:
– Вы… Вы кто?
– Я Чарли Макреди, – радостно ответил рулевой и окружил себя дымовой завесой. Улыбнувшись от уха до уха, он наклонился вперед и обратился к подружкам: – Бьюсь об заклад, этот парень маленько съехал. Небось крутая была вечеринка.
Джон-Том тотчас вспомнил о своей радужной шапочке из кожи ящерицы, рубашке цвета индиго и остальных предметах одежды. Нормальной одежды – для Клотагорбова мира.
Девушка на носу лодки упорно возилась с солнцезащитными очками. Видимо, до нее не доходило, что промыть следует не стекла, а собственные глаза. Она снова склонилась над водой и едва не полетела за борт. Дружок успел схватить ее за лямку бикини и удержал на палубе, невольно сдавив при этом кое-какие чувствительные части тела. Девушка резко обернулась и занесла кулак, но промазала – благодаря травке, которую четверка увлеченно курила все утро. Почему-то промах вызвал у красотки неудержимое хихиканье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36