Аккуратно из магазин Wodolei
После обеда внезапно появились мулы, словно чудом д
оставленные так и не материализовавшимся зятем, и, усевшись на дно фурго
на и поставив почти опорожненный кувшин между колен, Баярд в последний р
аз оглянулся на хижину, на стоявшую в дверях женщину и на поднимавшуюся и
з трубы прямую струйку дыма.
Рваная сбруя бренчала и позвякивала на тощих ребрах мулов. В теплом возд
ухе веяло неуловимой прохладой, которая усилится с наступлением темнот
ы. Дорога шла по светлой равнине. Порою в блестящих зарослях бородачевни
ка или из-за бурых обнаженных лесов раздавался печальный звук ружейного
выстрела; временами навстречу попадались люди на повозках, верхами или
пешком, и кто-нибудь приветственно махал темной рукой негру в застегнут
ой доверху армейской шинели, исподлобья бросая короткий взгляд на сидев
шего рядом с ним белого. «Здорово, с рождеством!» На горизонте, за желтыми
зарослями бородачевника и бурыми верхушками деревьев, уходили в бездон
ное небо голубые холмы. «Здорово».
Они остановились, выпили, и Баярд угостил возницу папиросой. Солнце тепе
рь стояло у них за спиной, в безмятежной бледной синеве не было ни облачка
, ни ветерка, ни птицы. «Дни нынче короткие! Еще четыре мили. Веселей, мулы!»
Сухой стук копыт по расшатанным мосткам, под которыми, журча, переливалс
я и сверкал ручей меж неподвижных ив, упорно не желавших расставаться с з
еленою листвой. Рыжая лента дороги поползла вверх, на фоне неба с обеих ст
орон бастионами встали зубчатые сосны. Фургон поднялся на гребень холма
, и перед ними открылось плато с узором из блестящего бородачевника, темн
ых вспаханных полей, бурых пятен леса и разбросанных тут и там одиноких х
ижин; оно уходило в мерцающую лазурь, а над низкой полосою горизонта стоя
ло густое облака дыма. «Еще две мили». Позади висело солнце, словно медный
шар, привязанный к небу. Путники снова выпили.
Когда они посмотрели вниз, в последнюю долину, где блестящие нити рельсо
в терялись среди деревьев и крыш, солнце уже коснулось горизонта, и возду
х медленно донес до них глухие раскаты далекого взрыва.
Ц Все еще празднуют, Ц сказал негр.
С солнечных холмов они спустились в сиреневые сумерки, в которых украшен
ные венками и бумажными фонариками окна отбрасывали блики на усыпанные
хлопушками ступени. Дети в разноцветных свитерах и куртках носились по у
лицам на сайках, в повозках и на коньках. В полумраке где-то впереди снова
послышался глухой взрыв, и они выехали на площадь, по-воскресному тихую и
тоже усыпанную обрывками бумаги. То же самое всегда бывало и дома Ц мужч
ины и юноши, которых Баярд знал с детства, точно так же проводили рождеств
о: немного выпивали, зажигали фейерверк, наделяли мелочью негритянских м
альчишек, которые, пробегая мимо, поздравляли их с рождеством. А дома Ц ро
ждественское дерево в гостиной, чаша гоголь-моголя возле камина, и вот уж
е Саймон с неуклюжей осторожностью, затаив дыхание, на цыпочках входит в
комнату, где они с Джонни лежат, притворяясь спящими, и, улучив минутку, ко
гда он, забыв об осторожности, наклоняется над их постелью, во все горло кр
ичат: «С рождеством!», а он обиженно ворчит: «Ну вот, опять они меня перехит
рили!
…опять они меня перехитрили. Ц По старинному обычаю, распростране
нному на Юге США, тот, кто первым успел поздравить другого с рождеством, вп
раве требовать в ответ подарок или монетку.
» Но к полудню он утешится, к обеду разразится длинной, добродушной,
бессмысленной речью, а к ночи станет уже совсем hors de combat
Etre hors de combat Ц выйти
из строя (фр.).
, между тем как тетя Дженни будет в ярости бегать по комнатам и, приз
ывая в свидетели самого Юпитера, клясться, что, покуда у нее достанет силы
, она ни за что не позволит превращать свой дом в трактир для бездельников
негров. А когда стемнеет, в каком-нибудь доме начнутся танцы, и там тоже бу
дут остролист, омела и серпантин, и девочки, которых он знал всю жизнь, с но
выми браслетками, веерами и часами, среди веселых огней, музыки и беззабо
тного смеха».
На углу стояло несколько человек, и когда фургон проезжал мимо, они внеза
пно бросились врассыпную, в сумерках блеснуло желтое пламя, и громкий вз
рыв ленивыми раскатами прокатился меж молчаливых стен. Мулы дернули и ус
корили шаг, и фургон, дребезжа, покатился быстрее. Из освещенных дверей, ув
ешанных фонариками и венками, настойчиво зазвучали мягкие голоса, и дети
, неохотно отвечая на зов, печально росли по домам. Наконец показалась ста
нция; возле нее стоял автобус и несколько автомобилей. Баярд слез, и негр п
одал ему мешок.
Ц Премного благодарен, Ц сказал ему Баярд. Ц Прощай.
Ц Прощайте, белый человек.
В зале ожидания горела докрасна раскаленная печка, вокруг толпились вес
елые люди в лоснящихся меховых шубах и в пальто, но заходить ему не хотело
сь. Прислонив мешок к стене, он зашагал по платформе, стараясь согреться. В
доль путей с обеих сторон ровным светом горели зеленые огни стрелок; на з
ападе, над самыми верхушками деревьев, словно электрическая лампочка в с
теклянной стене, мерцала вечерняя звезда. Он шагал взад-вперед, заглядыв
ая сквозь светившиеся красноватым светом окна в зал ожидания для белых,
где в праздничном воодушевлении беззвучно жестикулировали веселые люд
и в шубах и в пальто, и в зал ожидания для негров, где пассажиры, тихонько пе
реговариваясь, терпеливо сидели в тусклом свете вокруг печки. Повернув т
уда, он вдруг услышал, как в темном углу возле двери кто-то застенчиво и ро
бко проговорил: «С рождеством, хозяин». Не останавливаясь, он вытащил из к
армана монету. На площади снова раздался глухой взрыв фейерверка, в небо
дугою взмыла ракета; мгновенье провисев в воздухе, она раскрылась, словн
о кулак, беззвучно растопырив бледнеющие золотые пальцы в спокойной син
еве небес.
Наконец подошел поезд, со скрежетом остановились вагоны с ярко освещенн
ыми окнами, Баярд взял свой мешок и среди веселой ватаги, которая громко п
рощалась, посылая приветы и поручения отсутствующим, поднялся в вагон. Н
ебритый, в исцарапанных сапогах, в грязных военных брюках, в потрепанной
дымчатой твидовой куртке и измятой фетровой шляпе, он нашел свободное ме
сто и поставил под ноги кувшин.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
1
«…А поскольку сущность весны Ц это одиночество, легкая грусть и чувство
некоторого разочарования, я полагаю, что очищение переживается значите
льно острее, если для большей полноты ко всему этому добавить еще и извес
тную долю ностальгии. Когда я дома, мне всегда приходят на память яблони, и
ли зеленые лужайки, или цвет моря где-нибудь в далеких краях, и я предаюсь
грусти оттого, что не могу находиться везде одновременно, и еще оттого, чт
о в одной весне нельзя изведать все вместе, сразу, как уста всех женщин мир
а у Байрона
…как уста всех женщин мира у Байрона. Ц Имеется в виду 27-я стро
фа шестой песни «Дон Жуана»:
Люблю я женщин и всегда любил
И до сих пор об этом не жалею.
Один тиран когда-то говорил:
«Имей весь мир одну большую шею,
Я с маху б эту шею разрубил!»
Мое желанье проще и нежнее:
Поцеловать (наивная мечта!)
Весь милый женский род в одни уста.
(Перевод Т. Гнедич)
. Но теперь я, кажется, обрел цельность и сосредоточился на одном впо
лне определенном предмете, что, очевидно, свидетельствует в мою пользу».
Перо Хореса остановилось, сам оп вперил взор в страницу, испещренную его
почти совершенно неразборчивыми каракулями, а изысканные слова, которы
е он только что написал, все еще звучали в его мозгу, причудливо и немного
грустно, между тем как он сам покинул свой письменный стол, и комнату, и го
род, и всю ту грубую, крикливую новую обстановку, в которую забросила его с
удьба, и его неуемная фантастическая ущербность уже опять беспрепятств
енно витала в пустынных запредельных далях, соединив там воедино все сво
и несовместимые элементы. На толстых плетях, увивавших карнизы веранды,
уже, наверно, набухают сиреневые бутоны, и он без всякого усилия ясно увид
ел знакомую лужайку под виргинскими можжевельниками, сверкающую белым
и и желтыми звездами нарциссов и жонкилей, между которыми в ожидании сво
ей очереди зацвести стоят высокие гладиолусы.
Но тело его оставалось недвижимым, и рука с остановившимся пером замерла
на исписанном листе. Бумага лежала на желтой полированной поверхности е
го нового письменного стола. Стул, на котором он сидел, тоже был новый, как
и вся комната с ее мертвенно-белыми стенами и панелями под дуб. Целый день
в ней палило солнце, не умеряемое никакими шторами. Ранней весною это был
о даже приятно, как, например, сейчас, когда солнечные лучи вливались в ком
нату через выходившее на запад окно, освещая письменный стол, на котором
цвел белый гиацинт в глазурованном глиняном горшке. Задумчиво глядя в ок
но на толевую крышу, как губка, впитывавшую и излучавшую зной, за которой,
прислонясь к кирпичной стене, стояла кучка усыпанных жалкими цветками а
дамовых деревьев, Хорес со страхом думал о ясных летних днях, когда солнц
е будет раскалять крышу прямо у него над головой, и вспоминал темный затх
лый кабинет в своем доме, где всегда тянуло ветерком, где сомкнутыми ряда
ми стояли нетронутые пыльные книги, которые даже в самые знойные дни, каз
алось, излучали прохладу и покой. И, думая обо всем этом, он снова отвлекся
от той вульгарной новой обстановки, в которой пребывало его тело.
Перо опять задвигалось по бумаге.
«Вероятно, для множества людей, которые ютятся в темных норах, как кроты, и
ли живут, как совы, не нуждаясь даже в пламени свечи, сила духа Ц в конечно
м счете всего лишь жалкая имитация чего-то действительно ценного. Но не д
ля тех, кто носит мир в себе, подобно пламени свечи, несущему свет. Я всегда
был во власти слов, но мне кажется, что, слегка обманув собственную трусос
ть, я могу даже придать ей некоторую уверенность. Полагаю, что ты, как всег
да, не сможешь прочитать это письмо, а если даже ты его прочтешь, оно тебе н
ичего не скажет. Но все равно ты выполнишь свое предназначенье, о целомуд
ренная дева тишины»
…о целомудренная дева тишины. Ц строфа стихот
ворение английского поэта-романтика Джона Китса (1795-1821) «Ода греческой ваз
е» (1820).
.
«Ты была счастливее в своей клетке, правда?» Ц подумал Хорес, читая напис
анные им слова, в которых он, как обычно, перемывал косточки одной женщины
в доме другой. В комнату внезапно ворвался легкий ветерок; он принес с соб
ой чуть сладковатый запах белой акации; бумага на столе зашевелилась, он
встрепенулся и, как человек, внезапно пробудившийся от сна, посмотрел на
часы, сунул их на место и стал быстро писать дальше:
«Мы очень довольны, что маленькая Белл с нами. Ей здесь нравится; в соседне
м доме целая орава белобрысых девчушек с косичками мал мала меньше, пере
д которыми маленькая Белл, по правде говоря, немножко задирает мое, она им
покровительствует, как, впрочем, ей и надлежит по праву старшинства. Когд
а в доме есть дети, вое выглядит совершенно иначе. Очень жаль, что они не пр
едусмотрены в квартирах, которые сдаются внаем. Особенно такие, как мале
нькая Белл Ц серьезная, лучезарная, как-то удивительно рано и быстро раз
вившаяся. Но ведь ты ее почти не знаешь. Мы оба очень довольны, что она с нам
и. Я думаю, что Гарри…» Перо остановилось, и, не выпуская его из поднятой ру
ки в поисках слов, которые так редко от него ускользали, Хорес вдруг понял
, что говорить неправду о других можно, легко и быстро импровизируя, тогда
как неправда, сказанная о самом себе, требует и осмотрительности и тщате
льного выбора выражений. Потом он снова посмотрел на часы, вычеркнул пос
леднюю фразу, добавил: «Белл шлет тебе привет, о Безмятежная», промокнул п
исьмо, сложил его, быстро сунул в конверт, надписал адрес, наклеил марку, в
стал и взял шляпу. Если побежать бегом, можно еще успеть к четырехчасовом
у.
2
В январе мисс Дженни получила от Баярда открытку из Тампико
Тампико Ц
портовый город в Мексике.
, месяц спустя пришла телеграмма из Мехико-сити с просьбой выслать
ему туда денег. И это было последним признаком, что он собирается провест
и в каком-либо месте столько времени, сколько нужно для получения вестей
из дому; хотя иногда в присущей ему мрачной и грубой манере он яркими аляп
оватыми открытками извещал их о том, где побывал. В апреле получилась отк
рытка из Рио, затем последовал долгий промежуток, в течение которого мож
но было подумать, что он окончательно исчез; и мисс Дженни с Нарциссой спо
койно провели это время дома, сосредоточив все свои помыслы на будущем м
ладенце, коего мисс Дженни уже заранее окрестила Джоном.
Мисс Дженни считала, что старый Баярд надсмеялся над ними, что он изменил
своим предкам и романтическому ореолу фамильного рока, скончавшись, как
она выразилась, по сути дела, «шиворот-навыворот». И так как из-за этого он
впал у нее в немилость, а молодой Баярд пребывал в нетях, находясь, так ска
зать, между небом и землей, она стала все чаще и чаще говорить о Джоне. Вско
ре после смерти старого Баярда, внезапно охваченная желанием рыться во в
севозможной рухляди Ц она называла это зимней уборкой, Ц она нашла сре
ди реликвий матери близнецов миниатюрный портрет Джона, сделанный одни
м нью-орлеанским художником, когда мальчикам было восемь лет. Мисс Дженн
и вспомнила, что в то время были сделаны портреты обоих братьев, и ей казал
ось, что после смерти их матери она спрятала их вместе. Однако второй порт
рет так и не нашелся. Поэтому она предоставила Саймону приводить в поряд
ок учиненный ею разгром, а сама понесла портрет вниз, в кабинет, где сидела
Нарцисса, и обе принялись его рассматривать.
Даже в этом раннем возрасте волосы у него были густого рыжевато-коричне
вого оттенка и притом довольно длинные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
оставленные так и не материализовавшимся зятем, и, усевшись на дно фурго
на и поставив почти опорожненный кувшин между колен, Баярд в последний р
аз оглянулся на хижину, на стоявшую в дверях женщину и на поднимавшуюся и
з трубы прямую струйку дыма.
Рваная сбруя бренчала и позвякивала на тощих ребрах мулов. В теплом возд
ухе веяло неуловимой прохладой, которая усилится с наступлением темнот
ы. Дорога шла по светлой равнине. Порою в блестящих зарослях бородачевни
ка или из-за бурых обнаженных лесов раздавался печальный звук ружейного
выстрела; временами навстречу попадались люди на повозках, верхами или
пешком, и кто-нибудь приветственно махал темной рукой негру в застегнут
ой доверху армейской шинели, исподлобья бросая короткий взгляд на сидев
шего рядом с ним белого. «Здорово, с рождеством!» На горизонте, за желтыми
зарослями бородачевника и бурыми верхушками деревьев, уходили в бездон
ное небо голубые холмы. «Здорово».
Они остановились, выпили, и Баярд угостил возницу папиросой. Солнце тепе
рь стояло у них за спиной, в безмятежной бледной синеве не было ни облачка
, ни ветерка, ни птицы. «Дни нынче короткие! Еще четыре мили. Веселей, мулы!»
Сухой стук копыт по расшатанным мосткам, под которыми, журча, переливалс
я и сверкал ручей меж неподвижных ив, упорно не желавших расставаться с з
еленою листвой. Рыжая лента дороги поползла вверх, на фоне неба с обеих ст
орон бастионами встали зубчатые сосны. Фургон поднялся на гребень холма
, и перед ними открылось плато с узором из блестящего бородачевника, темн
ых вспаханных полей, бурых пятен леса и разбросанных тут и там одиноких х
ижин; оно уходило в мерцающую лазурь, а над низкой полосою горизонта стоя
ло густое облака дыма. «Еще две мили». Позади висело солнце, словно медный
шар, привязанный к небу. Путники снова выпили.
Когда они посмотрели вниз, в последнюю долину, где блестящие нити рельсо
в терялись среди деревьев и крыш, солнце уже коснулось горизонта, и возду
х медленно донес до них глухие раскаты далекого взрыва.
Ц Все еще празднуют, Ц сказал негр.
С солнечных холмов они спустились в сиреневые сумерки, в которых украшен
ные венками и бумажными фонариками окна отбрасывали блики на усыпанные
хлопушками ступени. Дети в разноцветных свитерах и куртках носились по у
лицам на сайках, в повозках и на коньках. В полумраке где-то впереди снова
послышался глухой взрыв, и они выехали на площадь, по-воскресному тихую и
тоже усыпанную обрывками бумаги. То же самое всегда бывало и дома Ц мужч
ины и юноши, которых Баярд знал с детства, точно так же проводили рождеств
о: немного выпивали, зажигали фейерверк, наделяли мелочью негритянских м
альчишек, которые, пробегая мимо, поздравляли их с рождеством. А дома Ц ро
ждественское дерево в гостиной, чаша гоголь-моголя возле камина, и вот уж
е Саймон с неуклюжей осторожностью, затаив дыхание, на цыпочках входит в
комнату, где они с Джонни лежат, притворяясь спящими, и, улучив минутку, ко
гда он, забыв об осторожности, наклоняется над их постелью, во все горло кр
ичат: «С рождеством!», а он обиженно ворчит: «Ну вот, опять они меня перехит
рили!
…опять они меня перехитрили. Ц По старинному обычаю, распростране
нному на Юге США, тот, кто первым успел поздравить другого с рождеством, вп
раве требовать в ответ подарок или монетку.
» Но к полудню он утешится, к обеду разразится длинной, добродушной,
бессмысленной речью, а к ночи станет уже совсем hors de combat
Etre hors de combat Ц выйти
из строя (фр.).
, между тем как тетя Дженни будет в ярости бегать по комнатам и, приз
ывая в свидетели самого Юпитера, клясться, что, покуда у нее достанет силы
, она ни за что не позволит превращать свой дом в трактир для бездельников
негров. А когда стемнеет, в каком-нибудь доме начнутся танцы, и там тоже бу
дут остролист, омела и серпантин, и девочки, которых он знал всю жизнь, с но
выми браслетками, веерами и часами, среди веселых огней, музыки и беззабо
тного смеха».
На углу стояло несколько человек, и когда фургон проезжал мимо, они внеза
пно бросились врассыпную, в сумерках блеснуло желтое пламя, и громкий вз
рыв ленивыми раскатами прокатился меж молчаливых стен. Мулы дернули и ус
корили шаг, и фургон, дребезжа, покатился быстрее. Из освещенных дверей, ув
ешанных фонариками и венками, настойчиво зазвучали мягкие голоса, и дети
, неохотно отвечая на зов, печально росли по домам. Наконец показалась ста
нция; возле нее стоял автобус и несколько автомобилей. Баярд слез, и негр п
одал ему мешок.
Ц Премного благодарен, Ц сказал ему Баярд. Ц Прощай.
Ц Прощайте, белый человек.
В зале ожидания горела докрасна раскаленная печка, вокруг толпились вес
елые люди в лоснящихся меховых шубах и в пальто, но заходить ему не хотело
сь. Прислонив мешок к стене, он зашагал по платформе, стараясь согреться. В
доль путей с обеих сторон ровным светом горели зеленые огни стрелок; на з
ападе, над самыми верхушками деревьев, словно электрическая лампочка в с
теклянной стене, мерцала вечерняя звезда. Он шагал взад-вперед, заглядыв
ая сквозь светившиеся красноватым светом окна в зал ожидания для белых,
где в праздничном воодушевлении беззвучно жестикулировали веселые люд
и в шубах и в пальто, и в зал ожидания для негров, где пассажиры, тихонько пе
реговариваясь, терпеливо сидели в тусклом свете вокруг печки. Повернув т
уда, он вдруг услышал, как в темном углу возле двери кто-то застенчиво и ро
бко проговорил: «С рождеством, хозяин». Не останавливаясь, он вытащил из к
армана монету. На площади снова раздался глухой взрыв фейерверка, в небо
дугою взмыла ракета; мгновенье провисев в воздухе, она раскрылась, словн
о кулак, беззвучно растопырив бледнеющие золотые пальцы в спокойной син
еве небес.
Наконец подошел поезд, со скрежетом остановились вагоны с ярко освещенн
ыми окнами, Баярд взял свой мешок и среди веселой ватаги, которая громко п
рощалась, посылая приветы и поручения отсутствующим, поднялся в вагон. Н
ебритый, в исцарапанных сапогах, в грязных военных брюках, в потрепанной
дымчатой твидовой куртке и измятой фетровой шляпе, он нашел свободное ме
сто и поставил под ноги кувшин.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
1
«…А поскольку сущность весны Ц это одиночество, легкая грусть и чувство
некоторого разочарования, я полагаю, что очищение переживается значите
льно острее, если для большей полноты ко всему этому добавить еще и извес
тную долю ностальгии. Когда я дома, мне всегда приходят на память яблони, и
ли зеленые лужайки, или цвет моря где-нибудь в далеких краях, и я предаюсь
грусти оттого, что не могу находиться везде одновременно, и еще оттого, чт
о в одной весне нельзя изведать все вместе, сразу, как уста всех женщин мир
а у Байрона
…как уста всех женщин мира у Байрона. Ц Имеется в виду 27-я стро
фа шестой песни «Дон Жуана»:
Люблю я женщин и всегда любил
И до сих пор об этом не жалею.
Один тиран когда-то говорил:
«Имей весь мир одну большую шею,
Я с маху б эту шею разрубил!»
Мое желанье проще и нежнее:
Поцеловать (наивная мечта!)
Весь милый женский род в одни уста.
(Перевод Т. Гнедич)
. Но теперь я, кажется, обрел цельность и сосредоточился на одном впо
лне определенном предмете, что, очевидно, свидетельствует в мою пользу».
Перо Хореса остановилось, сам оп вперил взор в страницу, испещренную его
почти совершенно неразборчивыми каракулями, а изысканные слова, которы
е он только что написал, все еще звучали в его мозгу, причудливо и немного
грустно, между тем как он сам покинул свой письменный стол, и комнату, и го
род, и всю ту грубую, крикливую новую обстановку, в которую забросила его с
удьба, и его неуемная фантастическая ущербность уже опять беспрепятств
енно витала в пустынных запредельных далях, соединив там воедино все сво
и несовместимые элементы. На толстых плетях, увивавших карнизы веранды,
уже, наверно, набухают сиреневые бутоны, и он без всякого усилия ясно увид
ел знакомую лужайку под виргинскими можжевельниками, сверкающую белым
и и желтыми звездами нарциссов и жонкилей, между которыми в ожидании сво
ей очереди зацвести стоят высокие гладиолусы.
Но тело его оставалось недвижимым, и рука с остановившимся пером замерла
на исписанном листе. Бумага лежала на желтой полированной поверхности е
го нового письменного стола. Стул, на котором он сидел, тоже был новый, как
и вся комната с ее мертвенно-белыми стенами и панелями под дуб. Целый день
в ней палило солнце, не умеряемое никакими шторами. Ранней весною это был
о даже приятно, как, например, сейчас, когда солнечные лучи вливались в ком
нату через выходившее на запад окно, освещая письменный стол, на котором
цвел белый гиацинт в глазурованном глиняном горшке. Задумчиво глядя в ок
но на толевую крышу, как губка, впитывавшую и излучавшую зной, за которой,
прислонясь к кирпичной стене, стояла кучка усыпанных жалкими цветками а
дамовых деревьев, Хорес со страхом думал о ясных летних днях, когда солнц
е будет раскалять крышу прямо у него над головой, и вспоминал темный затх
лый кабинет в своем доме, где всегда тянуло ветерком, где сомкнутыми ряда
ми стояли нетронутые пыльные книги, которые даже в самые знойные дни, каз
алось, излучали прохладу и покой. И, думая обо всем этом, он снова отвлекся
от той вульгарной новой обстановки, в которой пребывало его тело.
Перо опять задвигалось по бумаге.
«Вероятно, для множества людей, которые ютятся в темных норах, как кроты, и
ли живут, как совы, не нуждаясь даже в пламени свечи, сила духа Ц в конечно
м счете всего лишь жалкая имитация чего-то действительно ценного. Но не д
ля тех, кто носит мир в себе, подобно пламени свечи, несущему свет. Я всегда
был во власти слов, но мне кажется, что, слегка обманув собственную трусос
ть, я могу даже придать ей некоторую уверенность. Полагаю, что ты, как всег
да, не сможешь прочитать это письмо, а если даже ты его прочтешь, оно тебе н
ичего не скажет. Но все равно ты выполнишь свое предназначенье, о целомуд
ренная дева тишины»
…о целомудренная дева тишины. Ц строфа стихот
ворение английского поэта-романтика Джона Китса (1795-1821) «Ода греческой ваз
е» (1820).
.
«Ты была счастливее в своей клетке, правда?» Ц подумал Хорес, читая напис
анные им слова, в которых он, как обычно, перемывал косточки одной женщины
в доме другой. В комнату внезапно ворвался легкий ветерок; он принес с соб
ой чуть сладковатый запах белой акации; бумага на столе зашевелилась, он
встрепенулся и, как человек, внезапно пробудившийся от сна, посмотрел на
часы, сунул их на место и стал быстро писать дальше:
«Мы очень довольны, что маленькая Белл с нами. Ей здесь нравится; в соседне
м доме целая орава белобрысых девчушек с косичками мал мала меньше, пере
д которыми маленькая Белл, по правде говоря, немножко задирает мое, она им
покровительствует, как, впрочем, ей и надлежит по праву старшинства. Когд
а в доме есть дети, вое выглядит совершенно иначе. Очень жаль, что они не пр
едусмотрены в квартирах, которые сдаются внаем. Особенно такие, как мале
нькая Белл Ц серьезная, лучезарная, как-то удивительно рано и быстро раз
вившаяся. Но ведь ты ее почти не знаешь. Мы оба очень довольны, что она с нам
и. Я думаю, что Гарри…» Перо остановилось, и, не выпуская его из поднятой ру
ки в поисках слов, которые так редко от него ускользали, Хорес вдруг понял
, что говорить неправду о других можно, легко и быстро импровизируя, тогда
как неправда, сказанная о самом себе, требует и осмотрительности и тщате
льного выбора выражений. Потом он снова посмотрел на часы, вычеркнул пос
леднюю фразу, добавил: «Белл шлет тебе привет, о Безмятежная», промокнул п
исьмо, сложил его, быстро сунул в конверт, надписал адрес, наклеил марку, в
стал и взял шляпу. Если побежать бегом, можно еще успеть к четырехчасовом
у.
2
В январе мисс Дженни получила от Баярда открытку из Тампико
Тампико Ц
портовый город в Мексике.
, месяц спустя пришла телеграмма из Мехико-сити с просьбой выслать
ему туда денег. И это было последним признаком, что он собирается провест
и в каком-либо месте столько времени, сколько нужно для получения вестей
из дому; хотя иногда в присущей ему мрачной и грубой манере он яркими аляп
оватыми открытками извещал их о том, где побывал. В апреле получилась отк
рытка из Рио, затем последовал долгий промежуток, в течение которого мож
но было подумать, что он окончательно исчез; и мисс Дженни с Нарциссой спо
койно провели это время дома, сосредоточив все свои помыслы на будущем м
ладенце, коего мисс Дженни уже заранее окрестила Джоном.
Мисс Дженни считала, что старый Баярд надсмеялся над ними, что он изменил
своим предкам и романтическому ореолу фамильного рока, скончавшись, как
она выразилась, по сути дела, «шиворот-навыворот». И так как из-за этого он
впал у нее в немилость, а молодой Баярд пребывал в нетях, находясь, так ска
зать, между небом и землей, она стала все чаще и чаще говорить о Джоне. Вско
ре после смерти старого Баярда, внезапно охваченная желанием рыться во в
севозможной рухляди Ц она называла это зимней уборкой, Ц она нашла сре
ди реликвий матери близнецов миниатюрный портрет Джона, сделанный одни
м нью-орлеанским художником, когда мальчикам было восемь лет. Мисс Дженн
и вспомнила, что в то время были сделаны портреты обоих братьев, и ей казал
ось, что после смерти их матери она спрятала их вместе. Однако второй порт
рет так и не нашелся. Поэтому она предоставила Саймону приводить в поряд
ок учиненный ею разгром, а сама понесла портрет вниз, в кабинет, где сидела
Нарцисса, и обе принялись его рассматривать.
Даже в этом раннем возрасте волосы у него были густого рыжевато-коричне
вого оттенка и притом довольно длинные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49