Прямо сейчас нам нужны солдаты, которые смогут драться.
— А разве у вас их еще нет? Эти Десантники кажутся вполне дисциплинированными.
— В строю разумеется. Но неужели вы действительно думаете, что КД отпустило бы надежных солдат?
— Может быть и нет, — уступил Брэдфорд. — О,кей. Вы — эксперт. Но где, черт побери, вы берете других рекрутов? Тюремные птахи, ребята, состоящие на учете в полиции. Вы сохраняете их, позволяя в то же время моим прогрессистам убегать!
— Да, сэр! — Фалькенберг дал знак еще по кругу спиртного. — Мистер вице-президент…
— С каких это пор вы стали таким формальным? — спросил Брэдфорд. Улыбка его вернулась.
— Извините, я подумал, вы прибыли сюда проконтролировать меня.
— Нет, конечно же нет. Но я, знаете, должен отвечать перед президентом Будро. И Хамнером. Я сумел добиться, чтобы вашу деятельность перепоручили моему министерству, но это не значит, что я могу сказать Кабинету не соваться.
— Правильно, — согласился Фалькенберг. — Ну, насчет рекрутов. Мы берем то, что можем получить. Тренировка зеленых солдат требует времени и если уличные бойцы держатся крепче, чем ваши партийные силачи, я ничего не могу поделать. Вы можете сказать Кабинету, что когда у нас будут кадры, на которые мы сможем положиться, мы будем обращаться с волонтерами полегче. Мы даже сможем сформировать своего рода неполнодневную милицию. А прямо сейчас есть нужда в людях достаточно крепких для того, чтобы выиграть предстоящий бой. И я не знаю никакого лучшего способа сделать это.
После этого Фалькенберга вызывали во дворец каждую неделю с докладами. Обычно он встречался только с Брэдфордом и Хамнером. Президент Будро ясно дал понять, что он считал военную силу злом, необходимость которого не установлена и только благодаря настояниям Брэдфорда полк продолжали снабжать.
На одном совещании Фалькенберг встретился с шефом рефьюджской полиции Хорганом.
— У Хоргана есть жалобы, полковник, — сообщил Будро.
— Да, сэр? — спросил Фалькенберг.
— Все дело в этих чертовых Десантниках, — сказал Хорган. Он потер подбородок. — Они устраивают в городе дьявольский тарарам по ночам. Мы ни разу не словили ни одного из них, потому что мистер Брэдфорд хочет, чтобы мы спускали это дело на тормозах, но это становится тяжело.
— Что они делают? — спросил Фалькенберг.
— Называйте все, что хотите. Они захватывают пару таверен и никого туда не пускают без своего разрешения, хотя бы. И они каждую ночь затевают драки с уличными бандами. Все это мы могли бы пережить, но они заходят и в другие части города. Их множество. Они пьют всю ночь в кабаках, а потом говорят, что им нечем платить. Если владелец не отстает, они громят все его заведение.
— И исчезают прежде, чем туда добираются ваши патрули, — закончил за него Фалькенберг. — Это старая традиция. Они называют ее «Система Д» — дерябнул и деру. На планирование этих операций у них уходит больше времени и усилий, чем я могу добиться от них в бою. В любом случае, я постараюсь положить конец «Системе Д».
— Это помогло бы. И еще одно. Ваши ребята заходят в самые опасные части города и затевают драки с кем попало, кого только могут найти и с кем связаться.
— И как они действуют? — заинтересовался Фалькенберг.
Хорган усмехнулся, затем поправился под строгим взглядом Будро.
— Очень хорошо. Как я понял, они ни разу не были биты. Но все это вызывает кошмарный эффект среди граждан, полковник! И еще один фокус всех сводит с ума! Они во все часы ночи маршируют по улицам отрядами в пятьдесят человек, играя на волынках! Волынки в ночные часы, полковник, могут быть страшной вещью.
Фалькенберг подумал, что увидел крохотную искорку в левом глазу Хоргана и шеф полиции сдерживал кривую улыбку.
— И я хотел спросить вас, полковник, — вмешался второй вицепрезидент Хамнер. — Это ведь едва ли шотландская часть, почему же у них вообще есть волынки?
— Волынки стандартны во всех частях Кодоминиума, — пожал плечами Фалькенберг. — С тех пор как русские части КД начали принимать казацкие обычаи, полки западного блока нашли себе свои. В конце концов, десантные войска были сформированы из множества старых воинских частей. Иностранный легион, сайландеры. И многие люди любят волынку. Я, признаться, сам люблю.
— Разумеется, но не посреди ночи в моем городе, — сказал Хорган.
Джон открыто улыбнулся шефу полиции.
— Я постараюсь держать волынщиков по ночам в лагере. Я могу себе представить, что они плохи для морального состояния граждан. Но что касается удержания в лагере Десантников, то как мне это сделать? Они нужны нам все, до одного, а они — добровольцы. Они могут сесть на транспортный корабль КД и отчалить, тогда уедут остальные. И мы ничерта не можем с этим поделать.
— До спуска флага Кодоминиума осталось меньше месяца, — с удовлетворением сказал Брэдфорд. Он взглянул на знамя КД на флагштоке снаружи. Орел с красным щитом и черным серпом и молотом на груди; вокруг него красные и синие звезды. Брэдфорд удовлетворенно кивнул. Висеть ему не долго.
Этот флаг мало что значил для народа Хэдли. На Земле его было достаточно, чтобы вызвать беспорядки в националистических городах как в США, так и в Советском Союзе, в то время как в других странах он был символом альянса, не дававшего другим государствам подняться выше второразрядного статуса. Для Земли альянс Кодоминиума предоставлял мир за высокую цену, для многих — за слишком высокую.
Для Фалькенберга он представлял почти тридцатилетнюю службу, кончившуюся военным трибуналом.

Осталось еще две недели. Затем губернатор Кодоминиума отбудет восвояси и Хэдли официально станет независимой.
Вице-президент Брэдфорд навестил лагерь поговорить с рекрутами.
Он рассказал им о ценности верности правительству и о наградах, которые они все получат, как только Прогрессивная партия официально придет к власти. Лучшая оплата, больше свободы и возможность продвижения в увеличившейся армии, премиальные и легкая служба. Его речь была полна обещаний и Брэдфорд ею очень гордился.
Когда он кончил, Фалькенберг отвел вице-президента в отдельную комнату офицерской кают-компании и захлопнул дверь.
— Черт вас побери, н и к о г д а не делайте предложений моим солдатам без моего разрешения. — Лицо Джона Фалькенберга было белым от гнева.
— Я буду делать со своей армией, что мне угодно, полковник, — надменно ответил Брэдфорд. Улыбочка на его лице была совершенно лишена тепла. — Не рявкайте на меня, полковник Фалькенберг. Без моего влияния Будро вмиг бы вас уволил.
Затем его настроение изменилось и Брэдфорд достал из кармана фляжку бренди.
— Вот, полковник, давайте выпьем, — его улыбка была заменена чем— то более искренним, — мы должны работать вместе, Джон. Слишком много надо сделать. Сожалею, в будущем я буду советоваться с вами, но разве вы не думаете, что солдатам следовало бы узнать меня. Я же скоро буду президентом. — Он посмотрел на Фалькенберга, ища поддержки.
— Да, сэр. — Джон взял фляжку и поднял в тосте. — За нового президента Хэдли. Мне не следовало бы на вас рявкать, но не делайте предложений солдатам, не показавшим себя в бою. Если вы дадите людям причину думать, что они хороши, когда они плохи, то у вас никогда не будет армии, стоящей того, что ей платят.
— Но ведь они хорошо действовали на тренировке. Вы сами говорили.
— Разумеется, но не говорите этого им. Гоняйте их до тех пор, пока им будет нечего больше выдавать и дайте им понять, что это лишь елееле удовлетворительно. Тогда в один прекрасный день они выдадут больше, чем по их мнению у них за душой. Вот в тот день можете предлагать награды, только к тому времени вам уже не понадобиться это.
С неохотой соглашаясь, Брэдфорд кивнул.
— Если вы так говорите, тогда ладно. Но я бы подумал, что…
— Слушайте, — предложил Фалькенберг.
За окном промаршировали рекруты. Они пели и слова песни доносились в открытое окно.

Когда ты просадишь последний свой грош
На баб и в канаве проснешься,
Тогда на вербовочный пункт ты пойдешь
В десантники ты наймешься.
И скажешь сержанту, что ты молодец,
Что крупно ему повезло,
А он заплачет и спросит, подлец,
Кому причинил он зло.
За что, мол, он так обижен судьбой,
Отчего неудача такая,
Что прут на вербовочный пункт гурьбой
Дураки без конца и края.
И если уж крупно тебе повезет,
Он примет тебя в войска,
Паршивым солдатом тебя обзовет
Кормить тебя станет с ножа.

Бегом, арш! — Песня оборвалась, когда солдаты бросились бежать через центральный плац.
Брэдфорд отвернулся от окна.
— Такого рода вещи очень хороши даже для каторжиков, полковник. Но я настаиваю на сохранении также преданных мне людей. В будущем вы не станете увольнять прогрессистов без моего одобрения. Это понятно?
Фалькенберг кивнул. Он уже давно видел, что это надвигалось.
— В таком случае, сэр, может лучше будет сформировать отдельный батальон. Я сведу всех ваших людей в четвертый батальон и отдам их под начало назначенных вами офицеров. Это будет удовлетворительно?
— Если вы присмотрите за их тренировкой, да.
— Разумеется.
— Хорошо. — Улыбка Брэдфорда расширилась, но предназначена она была не для Фалькенберга. — Я также думаю, что вы будете консультироваться со мной насчет любых продвижений по службе в этом батальоне. Вы, конечно, согласны с этим?
— Да, сэр. Могут возникнуть некоторые проблемы с нахождением местных для заполнения мест старших младкомов. У вас есть потенциальные мониторы и капралы, но у них нет опыта, чтобы быть сержантами и центурионами.
— Я уверен, что вы найдете средства, — осторожно ответил Брэдфорд. — У меня есть некоторые довольно э… особые задачи для Четвертого батальона, полковник. Я бы предпочел, чтобы он был целиком укомплектован подобранными мною партийными активистами. Ваши люди должны быть там только для наблюдения за тренировкой, но не как командиры.
— Вы согласны с этим?
— Да, сэр.
Улыбка Брэдфорда, когда он покинул лагерь, была искренней.

День за днем солдаты потели под палящим солнцем. Подавление беспорядков, штыковой бой, использование доспехов в обороне и нападение на людей в доспехах, более сложные упражнения. Были форсированные марши под безжалостным управлением майора Сэвиджа, резкие крики сержантов и центурионов, капитан Амос Фаст с его крошечным стеком и язвительными насмешками.
И все же число покидавших полк было меньше, чем раньше и попрежнему был приток рекрутов от ночных экскурсий Десантников. Офицеры, набиравшие рекрутов могли даже проявлять разборчивость, хотя они редко когда это делали. Десантные войска, подобно Легиону до них, принимали всех тех, кто был готов драться. А все офицеры Фалькенберг были Десантниками.
Каждую ночь группы Десантников проскальзывали мимо часовых выпить и закусить и покуролесить с батраками соседних ранчо. Они играли в карты и орали в местных тавернах, мало обращая внимания на своих офицеров. Было много жалоб и протесты Брэдфорда становились все сильней.
Фалькенберг давал всегда один и тот же ответ: «Они всегда возвращаются обратно и они не обязаны оставаться здесь. Как вы мне предлагаете соблюдать дисциплину? Поркой?»
Полицейская армия имела определенный раскол в личном составе, с рекрутами обращались жестче, чем с ветеранами. В то же время Четвертый батальон становился больше с каждым днем.

Глава ВОСЬМАЯ

Джордж Хамнер старался каждый вечер быть дома к ужину, чего бы это ни стоило в смысле ночной работы позже. Он считал, что обязан сделать для семьи хотя бы это.
Его обнесенная стенами усадьба была сразу за пределами дворцового округа. Она была построена его дедом на деньги, одолженные у «Америкэн Экспресс». Старик гордился, что расплатился за каждый цент прежде положенного. Это был большой удобный дом, хитроумно комбинировавший местные материалы и импортированную роскошь и Джордж всегда был рад сюда вернуться.
Дома он чувствовал, что был хозяином чего-то, что, по-крайней мере, один предмет находился у него под контролем. Это было единственное место в Рефьюдже, где он мог испытывать подобное чувство.
Меньше, чем через неделю отчалил губернатор Кодоминиума. Независимость была близка и полагалось считать, это временем надежд, но Джордж Хамнер испытывал только страх. Официально проблемы общественного порядка были не его. Он занимался Министерством Технологии, но брешь в законе и порядке нельзя было игнорировать. Уже половина Рефьюджа была недоступна для правительства.
Были районы, куда полиция заходила целыми отделениями или не заходила вовсе, а бригады ремонтников приходилось охранять или же они не могли войти.
Сейчас-то Джордж сопровождали Десантники Кодоминиума, но что же будет, когда они уедут?
Джордж сидел в обитом панелями кабинете и смотрел на удлинявшиеся тени в роще за окном. Они создавали пляшущие узоры среди деревьев и на аккуратно подстриженных лужайках. Наружные стены портили вид проходившего ниже скоростного канала и Хамнер проклинал их.
Почему мы должны иметь стены? Стены и дюжины охранников, чтобы патрулировать вдоль них. Я еще помню, как сидел в этой комнате с отцом, мне было не больше шести и мы могли смотреть на лодки в канале. А позже у нас были такие большие мечты насчет Хэдли. Дед рассказывал почему он покинул Землю, что мы могли бы сделать здесь. Свобода и изобилие. У нас был рай и Господи, Господи, что же мы с ним сделали!
Он проработал час, но мало что сделал. Не было никаких решений, только вереницы проблем, ведших обратно в замкнутый круг. Разрешить одну — и все станет на свои места, но ни одна не была разрешима без решения других. И все же, если бы у нас было несколько лет, подумал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33