— Ваш муж не слушал хороших советов. Кое-какие связи с Зиле у него все-таки имелись. — Крауклис коварно вызывал Мильду на откровенность.
— Да, мужчины так и липнут к этим накрашепным! Как мухи на мед. Мой тоже не лучше других, — Мильда сразу разнервничалась, услышав, что Цезарь все-таки был связан с Аустрой.
— Вы не имеете права так говорить! У меня с Зиле не было никаких связей! — рассердился Цауне.
— Спокойно! А почему же вы покрывали ее преступные действия?
— Как это покрывал?
— Она уговаривала вас стать ее сообщником, а вы это скрыли и не доложили директору.
— Да что там докладывать! Зиле была правой рукой директора и делала, что хотела.
— Вот видишь, Цезарь, какой ты1 — опять не утерпела Мильда.
— Это еще не все, мадам. У них с Зиле были даже совместные финансовые операции. Знаете ли вы торговца Вилиса Звейниека? — обратился агент к
Цауне.
— Не знаю, и никогда не знал.
— А почему вы выписали вексель на его имя?
— Я не выписывал. Зиле меня только заставила его жирировать.
— Не прикидывайтесь дурачком, Как она могла вас заставить? Этот вексель подделан!
— Мне это неизвестно.
— Теперь вам придется отвечать, так как первый жирант ручается за подлинность подписи векселедателя. Это ваша подпись?
— Да, моя. Но вексель тогда был только на пятьсот лат...
— А теперь он на тысячу пятьсот. Скажите, кто выписал вексель? Почерк не ваш и не Зиле.
— Не знаю. Зиле только дала мне поставить жиро, а вексель оставила у себя.
— Я и сам вижу, что она его учла. На запирательстве вы далеко не уедете.
— Я не запираюсь. Зиле ручалась, что вексель подлинный. Я говорил ей, что не знаю никакого Звейниека, а она уверяла, что жирантам вовсе не нужнл знать векселедателя. — Голос Цауне дрожал. Мильда стояла остолбеневшая, не в силах выговорить ни слова.
— Как вы поделили деньги, полученные под вексель?
— Мы не делили, Зиле взяла все себе.
— Отлично! А теперь взыщут все с вас, да еще в тюрьме насидитесь.
— Я не буду ни платить, ни сидеть в тюрьме. — Цауне оправдывался только для успокоения Мильды, и сам уже не верил своим словам.
— Вот видишь, Цезарь, что ты натворил! Разве я тебе не говорила, что с этим векселем кончится плохо? Зачем ты мне лгал, что он был только на пятьсот-лат? — Мильда еле сдерживала слезы.
— Я не лгал, Мильдочка. Он и был только на пятьсот.
— Он действительно не получал никаких денег, — обернулась к Крауклису Мильда.
— Откуда вы знаете? Может быть, он утаил их от вас и скрыл истинную сумму, на которую выписан вексель, чтобы иметь деньги, о которых не знает жена. Они, наверное, прокутили их вместе с Зиле! Впрочем, это уж не мое дело. Я должен только арестовать его.
— Арестовать меня? За что? Я же не виновен!
— Так думают все, кого мы арестовываем. Никто еще не сказал, что он виновен и что его надо арестовать. Мы арестовываем только невиновных преступников. Но потом эти невиновные все-таки оказываются виновными. — Крауклис язвительно усмехнулся, укладывая свои бумаги обратно в портфель.
— Поверьте, я вам честно говорю, что я не виновен! — Цауне почти умолял, сознавая серьезность положения.
— Не мое дело верить вам или не верить. Суд разберется, — сухо сказал Крауклис и встал с места. Его раздражало нытье Цауне. — Надеюсь, вы последуете за мной без сопротивления.
— Иду, иду, — покорно простонал Цауне и бросил на Мильду жалобный взгляд, как бы умоляя о помощи.
— Цезарь, что же я буду делать, если ты уйдешь? — В полной растерянности Мильда не находила слов.
— Мильдочка, мы только немного пройдемся. Ты подожди, я скоро вернусь. Если не отпустят, я убегу. С тобой меня никто ие разлучит! — Цауне стоял посреди комнаты, не смея приблизиться к Мильде. Крауклис мгновение с иронией наблюдал за ним, а потом сказал:
— Ну, чему вы тут удивляетесь! Прощайтесь с супругой и пошли. Мне некогда.
Они шагали рядом по сумеречной улице, и в голове у Цауне вертелась мысль, что ему придется одному возвращаться домой. Только бы Мильдочка дождалась его и не уснула. Иначе трудно будет дозвониться в квартиру. Впрочем, он долго не задержится, а сейчас же помчится домой... Но потом его стали одолевать сомнения, и он обратился к Крауклису за подтверждением:
— Скажите, пожалуйста, а я скоро вернусь?
— Так, годика через два-три.
Цауне ничего не ответил. Срок, выраженный в годах, никак не укладывался в его сознании. Мысли вертелись вокруг того, что Мильду спросонья придется подымать с кровати. Этот взрослый ребенок не соображал, куда его ведут.
Сдав арестанта в полицейский участок, Крауклис принялся приводить в порядок протоколы допросов и прочие материалы. Он не сомневался в том, что Цезаря Цауне можно угробить окончательно. Этот человек не умеет постоять за себя, и его можно впутать во что угодно. Жалеть нечего — уж не такой он безвинный агнец. А вот узнать бы, кто тот мужчина, что провожал Зиле на поезд? Еще раз внимательно всмотревшись в фотографию Аустры, Крауклис убедился, что это и есть женщина, виденная им вчера вечером на вокзале, когда она разговаривала с каким-то мужчиной и передавала ему пакетик. Получив пакетик, провожатый тотчас ушел. О чем они говорили, Крауклис ие слыхал, так как наблюдал за ними издалека. Но волнение Аустры бросилось ему в глаза, и он несколько раз прошелся мимо ее вагона. Не заметив больше ничего подозрительного, Крауклис подумал, что это, на-
верно, какая-нибудь покинутая невеста едет рассеяться, а в отданном ею пакетике находятся любовные письма, когда-то сводившие ее с ума. Теперь-то ясно, что неизвестный был сообщником Зиле. Кто он? Крауклис злился на себя, что не запомнил мужчину, обратив все внимание на женщину. Теперь это бесполезно — она уже за границей. А от ее провожатого можно было бы получить хорошее отступное. Их разговор был не слишком нежным, и можно предположить, что остающийся требовал себе львиную долю добычи. «Все-таки я нападу на его след, если только он не какой-нибудь приезжий гастролер! — решил Крауклис. — Розыски надо вести без шума и осторожно. Может быть, он окажется понятливым парнем и мы обойдемся без протокола. Пакетик пополам, и мир между нами!»
Оставшись одна в пустой прихожей, Мильда долго прислушивалась к удалявшимся шагам. Когда хлопнула дверь внизу и вокруг воцарилась тишина, Мильда вздрогнула и поспешила в комнату. Нет, Цезаря не было и здесь! Куда он ушел и когда вернется? Только б не задержался долго, не то завтра на службе у него будет болеть голова. Он совсем не заботится.о своем здоровье! Цеплис ведь не простит ему ни малейшего упущения. Вот Аустре, той все прощалось. Зато она теперь как ни в чем не бывало разъезжает по заграницам. Чего ей не жить, женщине легкого поведения! Дни и ночи проводит в довольстве и веселье. А мы, не такие, как она, мы несем на своих плечах все житейские тяготы. Даже мужей эти женщины у нас отнимают, а потом удирают за границу. Ищи, свищи! Где-то она сейчас развлекается с миллионами Цеплиса и векселями Цезаря в кармане? А Цезаря таскают из-за нее по участкам и беспокоят по ночам. Легко ли ему, отработав целый день, торчать в полиции и отвечать на всякие глупые вопросы? Он не подделывал вексель и не получал по нему денег! За это я ручаюсь! Почему люди этого не понимают? Они заявляют, что он уплатит по векселю Аустры да еще отсидит в тюрьме за подлог. Это же смешно! Так может говорить только человек, который совсем не знает Цезаря. Никого нельзя заставить платить чужие долги и отвечать за
них. Столько-то справедливости еще осталось на свете! Немного успокоив себя, Мильда принялась терпеливо ждать возвращения мужа. Но время ползло невыносимо медленно, и ею овладела усталость. Веки все тяжелели, пока не сомкнулись совсем, и Мильда так и уснула, сидя на стуле.
Когда она проснулась, на дворе был уже день. Все тело одеревенело, и Мильда долго не могла сообразить, где она находится. Электрические лампочки, словно утомленные, тускло мерцали при дневном свете. Всю ночь они неусыпно освещали тяжелый сон Мильды. Она вскочила на ноги. Как бы Цезарь не опоздал на работу! Что это я так заспалась? Но тут она сразу вспомнила вчерашний вечер, и у нее замерло сердце: «Неужели Цезарь не вернулся? Значит, его действительно посадили в тюрьму? Что теперь делать, где его искать? Он будет в отчаянии. Я должна быть с ним, успокоить его! Нельзя оставлять его одного во власти этих коварных людей. Он как ребенок, его нужно всегда оберегать, чтобы с ним не случилось чего-нибудь плохого. Я его разыщу и вырву из когтей этих разбойников! Я должна сейчас же идти спасать его, не медля ни минуты. И так уж я слишком долго проспала. Ах, как я могла спокойно спать, пока он там мучился и, может быть, ни на мгновение не сомкнул глаз?»
И Мильда, быстро накинув пальто, выбежала на улицу разыскивать мужа. Выйдя вместе с Цеплисом из конторы, Бриедис увя- зался провожать его до дому. Было много наболевших вопросов, о которых ему хотелось переговорить с директором. Оба они проголодались и по пути завернули в «Дух пробуждения». После трех-четырех рюмок Бриедис разговорился и принялся было комментиро- вать сегодняшние события. Но Цеплис резко оборвал его:
— Тут нечего рассусоливать! Уголовный розыск выяснит все и найдет виновных. — Цеплису не хотелось ни говорить, ни думать об этой неприятной исто-
рии. Надо подождать, пока все утрясется. Даже Берте не стоит рассказывать. Собственно, Бриедис тоже хотел потолковать о других вещах и использовал эту тему лишь как вступление. Резкое замечание Цеплиса выбило его из колеи. Но Бриедис был не из тех, кто при первой же неудаче бросает ружье в кусты. Он подождал, пока директор закусит и выпьет еще несколько рюмок — авось тогда у него развяжется язык. Так оно и вышло: Цеплис заговорил сам, и Бриедису оставалось лишь воспользоваться его словоохотливостью.
— Знаете, господин директор, с этими кирпичами мы скоро совсем сядем в галошу. Они так трескаются и крошатся, что даже дотронуться страшно! Наверно. глина плохая, — Бриедис говорил угодливо-сладким голоском.
— Лучшей глины нет во всем мире. Вы просто не умеете работать! Я отдам всех вас под суд за умышленную порчу материала! Почему первые партии кирпича были хорошего качества? — Цеплис побагровел от волнения. Ему очень не нравилось, что и Бриедис уже заметил непригодность глины. Нужно его запугать, чтобы не растрезвонил об этом всему свету.
— Да какое там качество, если они крошились еще при погрузке на пароход?
— Я получил из-за границы много благодарственных писем.
— Значит, они никогда не видели настоящего кирпича, если благодарят за рассыпчатый творог!
— Вы там работаете, как сыровары, если из первоклассной глины у вас получается рассыпчатый творог вместо кирпичей!
— Мы работаем на совесть. Но из песка и извести никто кирпичей не сделает. Мы же не древние египтяне.
— Да, если б у нас получались такие кирпичи, как египтяне делали из соломы, мы могли бы этим гордиться!
— Вот и я то же самое говорю. Но у нас ничего не получается. Я даже боюсь ставить из них трубы на дома для рабочих. Обрушатся, и тогда всему конец.
— Значит, вы строите дома без труб?
— Нет, привозим кирпич с соседнего завода. Я объясняю рабочим, что нам невыгодно складывать трубы и печи из нашего кирпича, потому что он весь идет на экспорт. На него за границей такой большой спрос, что мы не успеваем всех удовлетворить. Надо во-всю работать, чтобы не потерять рынок!
— И они верят?
— Пока еще верят. Но надолго ли! Мы должны срочно найти какой-нибудь выход.
— Какой же тут может быть выход?
— Готовый кирпич нужно заложить в Латвийском банке. У вас там знакомства и связи, значит, это будет нетрудно. Они даже не выедут для осмотра продукции.
— Что же банк будет делать с таким кирпичом?
— Это уж не наша забота. Пускай строят из него сейфы для ценностей! Мы должны только ухитриться заложить его и получить деньги на руки.
— Не если этот кирпич не годится на трубы, как же из него строить банковские сейфы?
— Это тоже не наша забота. Впрочем, действуйте по своему усмотрению. Мое дело маленькое. Я, только хотел заметить вам, что ждать больше нельзя. Труху банк уже не примет.
— Опять все завопят о панаме, об обмане банка...
— Задача банка — поощрять частную инициативу и помогать предпринимателям в тяжелые минуты. Из-за каких-нибудь тридцати-сорока миллионов государство не разорится, но акционерное общество «Цеплис» может лопнуть. Ну, а на эти вопли не стоит обращать внимания. Вопить будут те, которые не получали денег из Латвийского банка. Остальным придется держать язык за зубами. Потолкуйте только с Дзилюпетисом, Лейманом или Заринем, и все будет в порядке. Эти воротилы все могут. Эх, мне бы ихнюю власть. Заиграли бы у меня денежки — только пь?ль столбом! — воскликнул увлекшийся Бриедис. — Если Латвийское государство не помогает латышам стать состоятельными, то такая Латвия нам не нужна! Это я всегда говорил, скажу и сейчас. Просто смешно—иметь свое государство и не достать в государственном банке денег! За что мы платим налоги? Нынче же не какие-
нибудь русские или немецкие времена! Поверьте мне, и тогда можно было жить, если умеешь подмазать вовремя и в нужном месте. Пусть сейм издает законы, а мы, строители жизни, требуем денег и кредитов. Иначе на кой черт нам платить налоги!
— Ваш совет стоит обдумать, — глубокомысленно произнес Цеплис.
— А как же? Потолкуйте только с банковскими заправилами, и все будет в порядке. Приличный ужин и несколько бутылок шампанского — без этого, конечно, не обойтись. Да на такое дело нечего и жалеть. Рука руку моет, и обе белы живут. Свои люди, сочтемся. — Бриедис был в восторге от того, что ему удалось убедить Цеплиса. За такой совет директор должен заранее отпустить ему все грехи, которые найдут в работе Бриедиса ревизоры; о том, чего они не найдут, и вовсе не стоит говорить.
— Завтра же поинтересуюсь. — Эта мысль все больше и больше захватывала Цеплиса.
— Правильно! Не можем же мы допустить, чтобы вместе с кирпичами рассыпались в труху такие деньжищи!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54