К тому же подкопится и деньжонок. Так рассуждал Цауне, добросовестно выполняя все задания Цеплиса. Нередко директор-распорядитель возил его с собою без всякой нужды, и не раз после этого Цезарю приходилось засиживаться в конторе до поздней ночи, чтобы успеть занести все в книги. Если он иной раз пытался указать на это патрону, тот сейчас же отвечал:
— Ничего, ничего. Вам, как бухгалтеру, надо все видеть, всюду бывать, войти в курс всего дела., Зато потом будет легче работать. Да и вообще двигаться здоровее, чем сидеть на месте!
Цеплис был по-своему прав, и тут нечего было возразить. Однако и сидеть на месте приходилось не мало. Цауне добирался до бухгалтерских книг, лишь когда Цеплис тоже сидел в конторе или когда тот вечером уезжал домой. Цауне не роптал, понимая, что такое большое жалование платят не за красивые глаза. Его следовало заработать. Жаль только, что не оставалось времени даже свести Мильду в кино, посидеть с ней на Бастионной горке иди в сквере перед Оперой, где сейчас все цветет и щебечет, — но на это нет времени. Хоть бы только Мильда это поняла и не начала бы от скуки флиртовать с другими! В такие мгновения в сердце Цауне поднималась досада на Цеплиса и на его предприятие.
Покончив с самыми неотложными подготовительными работами, Цеплис однажды пригласил к себе на ужин представителей наиболее солидных ежедневных газет. Как ни странно, Цауне он на сей раз не взял с собой, а велел ему заготовить некоторые вы-
писки из бухгалтерских книг. Правда, ужин происходил у Цеплиса в доме, где Цауне никогда не бывал. Молодой человек очень обрадовался свободному' вечеру. Он быстро закончил работу и прямо из конторы отправился к Мильде Меднис, проживавшей в самом конце Мариинской улицы. Этот вечер они проведут под тенистой зеленью лип, и если у Мильды будет хорошее настроение, он осмелится и сделает ей предложение. Нужна же, наконец, ясность в их отношениях, ибо догадки и полунамеки нельзя с уверенностью принимать за истину. Так размышлял бухгалтер Цауне, шагая по Мариинской улице со шляпой в руке.
В маленьком деревянном доме, где Мильда снимала комнатку у портнихи Заттис, Цезарь Цауне был почти своим человеком. Во времена обучения на курсах и безработицы он бывал здесь довольно часто. Иссохшая и состарившаяся, девица Заттис считала его Мильдиным постоянным кавалером, а потому не могла надивиться, что последнее время он совсем не показывается. Мильда пыталась оправдывать Цезаря, говоря, что ему недосуг и что он загружен работой, но Заттис не хотела этому верить, ибо недосуг и завал работы — не преграда для пылкой любви. Если мужчина бросает женщину, виновата только она сама.
— Смотри, Мильдочка, как бы твой ухажорчик совсем не охладел к тебе. — При этих словах Заттис имела обыкновение испускать многозначительный вздох, что всегда доводило Мильду до слез.
Цауне весело подергал ручку, подвешенную к длинной заржавевшей проволоке, и прислушался. Звонок прозвучал будто сквозь тряпку. Через мгновение в замке заворочался ключ и в дверях выросла портниха Заттис, подобная засохшей хворостине, на которой уже никогда не распустятся листья.
— Господин Цауне! — с радостным изумлением воскликнула она. — Вот уж нежданный гость! Ах ты, несчастье! Что ж теперь делать?
— Да что случилось? — испугался Цауне.
— Да что туг случится? Мильдочки нету дома! Попусту прогулялись. Я уж ей говорила,, смотри, не уходи надолго. У меня было такое предчувствие, что
сегодня что-то должно случиться. Вы ведь оба для меня все равно что свои люди. Заходите-ка, я хочу вас побранить. — И портниха ввела его в маленькую комнатку, где даже воздух пропах ситцем. Веселое настроение у Цауне испарилось, сменившись грустью. Все представилось ему теперь в мрачном свете
— Нехорошо это, совсем покинули Мильдочку. Ее молодое сердечко может обидеться и станет искать забвения с другими повесами. Весной-то они так и ходят, так и ходят! Девичьи сердечки очень чувствительны и капризны. Как это можно так долго не наведываться к девушке! — добродушно упрекала Цезаря портниха.
— Я ужасно завален работой, — оправдывался он.
— Всю работу все равно не переделаете! И не разбогатеете, потому что при больших доходах и расходы станут еще больше. Лучше берегите свою Мильдочку, ведь второй такой на свете не сыскать. Потерять легко, да не так-то легко найти! — Портниха вздохнула при последних словах, и было ясно, что она почерпнула их из своих собственных переживаний-.
— Надо ведь заработать на хлеб, да и отложить латик-друтой на осень, когда мы с Мильдочкой, может быть... — Цауне осекся, устыдившись своей откровенности. Портниха со счастливой улыбкой добавила:
— Где уж вам, молодым, откладывать денежки. Все равно разойдутся на папиросы, на кино да на сласти. До осени еще далеко, а чтобы заработать на хлеб, вовсе не надо так убиваться.
Только теперь Цауне спохватился, что пришел к Мильде с пустыми руками. Но ведь он не думал оставаться здесь, а хотел захватить Миль'ду с собой. Можно было бы сходить в кафе или в кондитерскую. Пора уже показать себя и дать Мильде почувствовать, что он получает большое жалование. Иначе она подумает, что он просто уклоняется от встреч.
Заттис все время трещала про житейские обстоятельства и про молодых людей, легкомысленных в сердечных делах и часто меняющих чистое золото на блестящие побрякушки. Всем нравятся только накрашенные губки, а подлинной красоты душевной не ишет никто. Поэтому самым прекрасным душам всегда
приходится жить одиноко. Цауне некоторое время внимательно слушал рассуждения портнихи. Но потом эта болтовня ему надоела, и он уже не слышал ничего. Мысли его занимала лишь Мильда, которая все не возвращалась. Куда же она пошла и где задержалась так долго? Цезарю надоело сидеть тут и слушать болтовню старой девы. Захотелось побыть на улице, пережить в одиночестве сегодняшнюю неудачу. Он оставил Мильде записку, в которой просил ее, сразу, как вернется, зайти к нему на квартиру. Как ни отговаривала портниха, Цауне все же распрощался и пошел домой. Всё против него, всюду неудачи и неудачи. Неужели действительно причиной тому было хорошее место и непонятное внимание Цеплиса?
По дороге домой Цауне накупил сластей, апельсинов и закусок, радуясь, что отвязался от болтливой портнихи и что сможет в уединении своей комнатки провести с Мильдой приятный вечер. Они попьют чаю, покушают сластей и апельсинов и, может быть, откроют друг другу свое сердце. Тогда не придется больше терзаться в неведении. Может быть, как раз хорошо, что Мильды не оказалось дома. Иначе старая дева замучила бы их своей болтовней. И Цауне наслаждался, размышляя, как хорошо им будет вдвоем.
Но дома его ожидал новый сюрприз. Еще в дверях прислуга сообщила, что в комнате имеется для него очень спешное письмо, на которое надо сейчас же ответить. Цауне влетел в комнату, бросил покупки на стол и, вскрыв дрожащими от волнения руками маленький фиолетовый конверт, прочел:
«Уважаемый господин Цауне! Сегодня у нас небольшой званый вечер. Муж в спешке забыл пригласить Вас. Исправляя его ошибку, я прошу Вас сейчас же поспешить к нам. Они все тут рассуждают только о кирпичах и глинах, а мне скучно. Мы сможем побеседовать о дебете и кредите. Поэтому я надеюсь, что Вы сейчас же придете.
С уважением Берта Цеплис».Цауне как бы упал с облаков. Неужели Цеплие действительно забыл его пригласить? Но раз госпожа Цеплие так пишет, значит нечего сомневаться. Это ведь она выхлопотала Цезарю место, а он даже ещё не успел ее поблагодарить. Теперь будет такая возможность. Надо идти сейчас же, подобное приглашение равносильно служебному приказанию.
Цезарь швырнул письмо госпожи Цеплие на стол и выскочил за дверь. Нельзя было медлить ни минуты— он ведь так долго отсутствовал, а письмо госпожи Цеплие наверняка было принесено уже давно. Дверь тяжело захлопнулась, когда Цауне выскочил на улицу и чуть не бегом отправился к Цеплису на званый вечер.
А спустя полчаса у его двери позвонила среднего роста девушка, смущенная и взволнованная, с розовыми щеками и светлыми волосами, в поношенном летнем пальто, светлых чулках и сильно стоптанных черных туфельках. Это и была Мильда Меднис с самого конца Мариинской улицы, где она проживала в деревянном домике у портнихи Заттис. Вернувшись с прогулки, Мильда очень жалела, что Цезарь не застал ее дома. После окончания курсов машинописи девушка оказалась безработной и искала службу. Однако надежды получить работу, не было. Когда Цезаря приняли вдруг на такое хорошее место, Мильда облегченна вздохнула, надеясь, что Цезарь устроит и ее на службу в новом акционерном обществе «Цеплие». Хорошо бы поговорить с ним и узнать, может ли она на что-нибудь надеяться. .. Заттис как следует выбранила Мильду за то, что она где-то шатается и не бывает дома, когда пришел гость. Что теперь подумает о ней господин Цауне?, Разве ему не обидно понапрасну таскаться такую даль!
Что. это она там говорит? А сколько раз Мильда искала его понапрасну и никогда не роптала. Один-единственный раз не застав ее дома, не подумает же Цезарь сразу о ней плохо. Мильда хотела все это высказать, но только покраснела и промолчала. Когда
портниха на минутку перестала стрекотать, Мильда тихонько вставила:
— А господин Цауне ничего не передавал?
— Что ему передавать! Человеку же неприятно таскаться такую даль зазря, — буркнула Заттис и лишь через некоторое время добавила невзначай: — Целое послание оставил. Он же неплохой человек.
Мильда выхватила у портнихи записку Цауне и быстро прочла. «Он приглашает меня к себе тотчас же, как вернусь, а старая сорока задерживает своими причитаниями!» Не говоря ни слова, Мильда выбежала на улицу и направилась к Цауне. Она бы поехала на трамвае, чтобы добраться поскорее, но в кармане не было ни сантима. Однако Мильду это не смущало. Она знала, что пешком доберется до Цезаря еще быстрее, чем на трамвае. Шаг ее стал легким, вся усталость исчезла оттого, что она спешила к другу, звавшему и ожидавшему ее.
И вот Мильда Меднис стояла теперь у дверей квартиры, где Цауне снимал комнату, и ждала, пока отворят. В одно и то же время ее охватывали радость и страх, смелость и стыд. Раньше чем попасть в комнату Цезаря, придется опять почувствовать на себе взгляд прислуги. А этот взгляд казался Мильде ужаснее всего на свете. Ужаснее причитаний портнихи Заттис и даже безработицы и нужды. Насколько радостно и легко ей было на улице, настолько мрачно и тягостно стоять тут за дверью, ожидая, пока откроют. Наконец послышались шаркающие шаги и заскрежетал ключ.
— Ой, барышня, ну до чего же вам не повезло! — громко воскликнула прислуга, даже не дав Мильде поздороваться. — А господин Цауне сломя голову полетел куда-то в гости. Он же теперь очень занят, только и знай встречается с важными персонами... Заходите, я вам покажу, какое письмо ему пришло! — И Мильда совершенно машинально последовала за прислугой в комнату Цауне. Прислуга протянула ей надушенное письмо госпожи Цеплие, и каждое слово в нем разило Мильду, как резкий удар кнута. Пока она
читала письмо, прислуга еще раз ощупала покупки Цезаря, все время беспрерывно тараторя:
— Вон сколько гостинцев накупил! Видать, вас ожидал, барышня. Хотел угостить, у него ведь сердце-то доброе. Да как прочел это письмо — и ходу. Видать, уж такая симпатичная* иначе не летел бы. А как же не симпатичная, раз самому хозяину понравилась. Значит, должна нравиться и подчиненному! Нынче уж такие дела, нельзя господам перечить. Вам, барышня, надо бы привязать его покрепче, а то эти мужчины уж до того увертливые!
Для Мильды этого было уже более чем достаточно. Наскоро попрощавшись, она пулей выскочила из комнаты, в беспамятстве сбежала по темной лестнице и пришла в себя только на улице, когда вечерняя свежесть пахнула ей в лицо. Да, да, госпожа Цеплис. .. Теперь Мильда припомнила ее: всегда хорошо одета, надушена. .. Но что же общего у нее с Цезарем? Ах да, ведь она супруга его директора. Почему Цезарь мне о ней никогда не рассказывал? Пригласил в гости, а. сам убежал к госпоже Цеплис. Хоть бы записку оставил, не пришлось бы выслушивать пересуды болтливой служанки. А куда теперь идти? Мильда в нерешительности остановилась на перекрестке. Домой? Там Заттиха.не даст покоя. Посидеть в каком-нибудь кафе не разрешает пустой карман. Побродить по улицам, пока он вернется? Нет, и этого Мильда не хотела. Это было бы унижением, не достойным ее. Совершенно машинально Мильда направилась к Даугаве. Улицы были еще полны народу, слышался громкий говор. Летний вечер дышал запахом зелени после недавнего освежающего дождя. Мильда прошла через Верманский парк, где люди толпились и толклись, как в ступе. Какие-то юнцы заговаривали с нею, преследовали несколько шагов, но, не дождавшись ответа на свои слова, свистели сквозь зубы, отпускали какую-нибудь похабщину и отставали. Мильда шла дальше в тени лип по бульвару Бривибас и чувствовала, что сердце ее понемногу успокаивается. Поднимаясь на Бастионную горку, она уже не плакала, только теплая влага застилала ей глаза. Цезарь ведь не виноват, что ему
навязывается супруга директора! При встрече все выяснится, он мне сам расскажет. Так подумала Мильда, и на душе у нее посветлело.
Пиршество в доме Цеплиса было в полном разгаре. В столовой вокруг стола сидели приглашенные сотрудники газет. Они ели, пили и прославляли коммерческий гений хозяина, открывшего латвийское красное золото. Да, именно красное золото, так как получить за нашу глину доллары и фунты стерлингов — это большое искусство. Продать за границу лен или лес сумеет каждый, но делать золото из глины способен лишь поистине творческий гений, каким без сомнения является господин Цеплис. Каждый оратор обещал превознести его в своей газете и всемерно отметить его заслуги. Лишь на таких людях зиждется возрождение и укрепление нашей промышленности... мощь национальной культуры и национального государства... Цеплис слушал, улыбался и угощал гостей французским коньяком, который попал в Латвию, минуя садок таможни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54