У Гарри было два набора ключей, запасная связка должна быть где-то в доме. Я направляюсь к лестнице, но тут меня пронзает неожиданная мысль, и я сворачиваю на кухню, подхожу к старому шкафу, занимающему почти всю стену, и шарю рукой по внутренней стороне правой дверки. Второй ключ для ящика с оружием на своем обычном месте – он висит на крючке на задней стенке шкафа.
Опять звонит телефон. Я неохотно останавливаюсь в дверном проеме, не зная, брать трубку или нет. Когда звонки прекращаются, подхожу к телефону и включаю автоответчик.
Большой стол в холле, в стиле эпохи короля Якова (за который Гарри, по-моему, сильно переплатил) выглядит очень аккуратно. Стопка политических и спортивных журналов лежит рядом с вазой, полной белых роз, подаренных нашим соседом. Всевозможные головные уборы, которые Гарри все время оставлял на столе, убраны, скорее всего, в шкаф с одеждой. На серебряном подносе лежит колода карт и множество рекламных проспектов.
Иногда Гарри оставлял ключи здесь, хотя в основном он держал их в своей гардеробной. Однако, когда я поднимаюсь наверх и заглядываю в стоящую на комоде фарфоровую вазу, куда он обычно с громким звоном бросал ключи, я нахожу там лишь несколько монет.
В спальне опять звонит телефон. Сама не зная зачем, я медленно иду к аппарату. Автоответчик срабатывает с четвертого звонка.
В верхнем правом ящике комода лежат аккуратно сложенные носовые платки, галстуки и запонки из кожаного футляра, небрежно брошенного у зеркала. Отодвинув носовые платки, я осматриваю ящик. Хотя я тысячи раз открывала его, чтобы положить туда чистое белье, сейчас я чувствую себя неловко, подобно вору. Мне вдруг начинает казаться, что Гарри где-то поблизости, что он отошел на несколько минут и в любой момент может войти и поинтересоваться, чем я тут занимаюсь. Старое чувство вины или новое? В омуте раскаяния их трудно отличить друг от друга.
Здесь ключей тоже нет.
Снизу распахивается входная дверь, и кто-то легко бежит по холлу. Сердце екает, и я задвигаю ящик.
– Мам! – кричит Джош. – Мам!
– Я здесь, наверху! – Отвечаю, переведя дыхание.
Машинально выдвигаю левый ящик и быстро просматриваю его содержимое. Носки разложены в соответствии с цветом и толщиной – наследие армейской жизни Гарри. И вот прямо передо мной, на самом виду лежат ключи.
– Мам, – появляется запыхавшийся Джош. – Мы разожгли костер! Уже разгорается и тепло так… А еще мы наловили уйму окуней. Их так сложно ловить, но мы поймали пять рыбин! Целых пять! – с восторгом выдыхает он.
Я делаю вид, что поражена, а между тем кладу ключи в карман.
– Костер еще не совсем готов, он должен немного прогореть.
– Вам что-нибудь нужно? Хлеб или еще что-то? – спрашиваю я, направляясь к лестнице.
– Да нет, не нужно!
– Совсем ничего?
– У Ричарда все с собой! – Джош обгоняет меня, садится на перила и съезжает вниз.
– А как насчет кетчупа?
Он доезжает до конца перил и спрыгивает на пол.
– Мм… Я думаю, тоже не нужен. – В его голосе чувствуется неуверенность. Кетчуп – это слабость Джоша. Я удивленно приподнимаю брови. – Нет, не нужен, – наконец решительно говорит он.
Я с пониманием киваю: кетчуп не "подходит для обеда на природе. Направляясь на кухню, спрашиваю:
– Ну тогда кока-колы?
– У нас есть лимонад.
– Похоже, у вас есть все, что нужно. – Прислонившись к кухонному столу, я внимательно смотрю на сына с чувством внезапно охватившей меня радости. Мне хочется дотронуться до него, погладить, но он сейчас чувствует себя взрослым мужчиной, так что вряд ли откликнется на столь откровенное проявление чувств.
– Так что же? – спрашиваю его. – Что тебе нужно?
– А! – восклицает Джош, видимо, вспомнив, зачем приходил. – Хватит и на тебя. Я хочу сказать, если ты захочешь.
– Большое спасибо. Но, по-моему, будет лучше, если вы съедите все сами.
– Там слишком много. – Джош переминается с ноги на ногу.
Я задумчиво поджимаю губы.
– Вы сами-то хотите, чтобы я пришла?
– Конечно! – Он с упреком смотрит на меня, но затем отводит взгляд в сторону. Я чувствую, что здесь что-то не так. – Ричард сказал… – он делает паузу, раздумывая, продолжать или нет. Наконец, нахмурившись, договаривает фразу: – Попросить тебя повежливее, чтобы ты обязательно пришла.
– А… – молвлю я и понимающе киваю. – В таком случае… – Я соглашаюсь присоединиться к ним, и причиной тому не сами слова Джоша, а мое желание восстановить его расположение ко мне, которое я, похоже, частично утратила.
Я обещаю Джошу подойти минут через двадцать. В этот момент раздается телефонный звонок. Я смотрю на часы: пять минут второго. Выключаю автоответчик, надеясь, что это Кэти, и слышу голос Джека. Решив не снимать трубку, я оборачиваюсь и вижу, что Джош уже исчез.
Еще минут пять я сижу у стойки на кухне со второй чашкой кофе. Представляю себе, как Кэти выходит из столовой и идет в спальный корпус. Стараюсь не думать о выражении лица дочери, потому что сейчас могу представить ее лишь грустной и потерянной.
Трубку подняла девочка постарше, и мне долго приходится ждать, пока она отыщет Кэти.
– Мам? – в ее голосе воодушевление. Она говорит, что все в порядке, что относятся к ней здесь хорошо, с расспросами не пристают – в общем, пока все терпимо.
Я слышу нотки фальшивой бодрости и понимаю, что она думает в первую очередь обо мне, но тем не менее с радостью различаю в ее голосе признаки душевного спокойствия.
– Я так за тебя рада, дорогая, – говорю я. – Это просто замечательно. Но ведь ты обязательно мне позвонишь, если захочешь поговорить, да?
– Конечно, мам. Не беспокойся, пожалуйста.
– Хорошо, обещаю, – смеюсь я. – Ну, расскажи обо всем поподробнее.
Она рассказывает об изменениях в составе учителей, и о том, что девочке, которая ей нравилась, пришлось покинуть школу, так как родители не могли больше оплачивать ее обучение. Я говорю, что очень сожалею о ее подруге. Затем непринужденно размышляю вслух о том, что мы будем делать в следующую субботу, когда она приедет домой на выходные.
– Мам, я не совсем уверена… – нерешительно начинает Кэти.
– Насчет чего, дорогая?
– Что приеду домой… – шепотом говорит она.
– А, понимаю, – отвечаю я после небольшой паузы.
– Мам, ты знаешь, что я ужасно хочу тебя увидеть, но… – Она говорит так тихо, что ее почти не слышно.
Я не хочу ее подгонять, но наконец спрашиваю:
– Что такое, дорогая?
– Просто у меня… – Опять молчание. – Мне столько нужно сделать, – вздыхает она и на мгновение опять замолкает. – Сейчас я не могу приехать.
Невидящим взглядом я смотрю на стену прямо перед собой.
– Я все понимаю, дорогая.
– Просто мне это было бы не по силам.
– Да, дорогая, – говорю я. – Тогда, может, действительно не нужно приезжать. – В глазах у меня щиплет.
– Ты не обиделась, мама?
– Да нет, что ты! – Я опять смеюсь, чтобы убедить ее, что говорю правду. – Но я не смогу вовсе не видеться с тобой.
– Конечно, нет.
– Давай тогда сходим куда-нибудь? В это смешное кафе, где подают булочки с кремом? Или пообедаем вместе в воскресенье. Может быть, с Молли? Она так рада будет нас повидать… – Я понимаю, что заболталась и замолкаю.
– Было бы здорово, мам.
Я улыбаюсь в трубку, как будто дочь может каким-то образом увидеть мою улыбку.
– Кэти, ты ведь обещаешь, что если хотя бы…
– Конечно, мама, обещаю.
– Просто я должна быть уверена, что у тебя все в порядке.
– У меня все в порядке.
Мы немного молчим, и Кэти говорит:
– Я люблю тебя, мамочка.
– Я тоже люблю тебя, дорогая.
Я говорю ей, что теперь у меня будет работать автоответчик и объясняю, что если она захочет срочно соединиться со мной, то должна звонить по номеру, которым Гарри пользовался для деловых звонков. Я уже начинаю диктовать ей цифры, но Кэти отвечает, что знает его наизусть. Перед тем, как положить трубку, я еще раз говорю, что люблю ее.
Похоже, на пиршество я опаздываю. Побросав в корзину солнечные очки, бутылку вина, салфетки, фрукты и, машинально, кетчуп, выхожу из дома через боковую дверь.
На небе нет и намека на вчерашнее яркое солнце. Жара спала. Облака тяжело нависают над головой. Со стороны реки дует ветер. Видимо, Америка меня немного изнежила, потому что меня сразу же пробирает дрожь. Но я решаю не возвращаться за теплыми вещами, а ускорить шаг.
Через некоторое время замечаю впереди дымок над верхушками деревьев. В моем воображении возникает картина: мужчина и мальчик склонились над костром. И неожиданно я вспоминаю, как вскоре после нашего переезда в этот дом Гарри однажды устраивал для Джоша возле пирса костер, где они жарили сосиски. В последующие годы они часто вели разговоры о том, чтобы повторить тот замечательный пикник, но из-за занятости Гарри политикой и бизнесом так и не смогли этого сделать. Джошу приходилось довольствоваться весьма прозаическими угощениями в виде жареного на углях мяса, которое я аккуратно готовила на решетке дома.
Рядом со старым поваленным деревом на небольшой полянке я вижу две фигуры, склонившиеся над огнем. Даже на расстоянии понимаю, что они разложили замечательный костер. Кострище тщательно обложено булыжниками, из земли торчат два аккуратных колышка-рогатки, а на них покоится длинный прут с нанизанной на него рыбой. Картинка ну прямо из учебника скаутов!
Морланд оборачивается, как будто ожидал увидеть меня именно в эту секунду. Он поднимается на ноги и идет по направлению ко мне. В потертых джинсах и старом свитере он выглядит более стройным, чем в костюме, и ниже ростом, хотя в нем, должно быть, не меньше 180 сантиметров. У меня самой 177, поэтому в отличие от многих женщин я достаточно точно определяю рост мужчин.
Мы обмениваемся рукопожатиями. У него открытая улыбка и прямой взгляд.
– Вы нашли утром записку? – спрашивает у меня Морланд и протягивает руку, чтобы взять корзинку.
– О, да. – Мы идем в сторону костра. – Я была поражена. Это самое длинное послание из тех, что я когда-либо получала от Джоша.
Губы Ричарда растягиваются в улыбке. Видимо, он понял, что его участие в написании записки не является для меня секретом.
– Даже если я что-то и подсказал, то чисто машинально.
– В любом случае я вам очень признательна за хлопоты.
– Да что вы, какие хлопоты? – По выражению его лица видно, что говорит он это искренне. – Мне было приятно. Джош отличный парень. А выбраться лишний раз на реку – это всегда замечательно.
– Вы часто рыбачите?
– Да так, время от времени…
Джош громко зовет нас, сообщая, что рыба готова. Он приглашает меня занять лучшее (и по сути, единственное) место – на толстой ветке, отходящей от упавшего дерева, и вручает ярко-красную пластиковую тарелку с целой рыбиной и двумя неаккуратно отрезанными ломтями хлеба. В руках у Джоша такая же посуда.
Перехватив мой несколько удивленный взгляд, Морланд говорит:
– Ярковаты, да? Но в моем домике много посуды не заведешь. Это все, что есть из походных вариантов. Или нужно было брать столовый фарфор с китайскими рисунками: драконы и воины.
Джош поднимает голову и смеется. В его голосе я слышу незнакомые нотки.
– Драконы и воины! – Он снова заливается смехом. Морланд тоже улыбается, и мне вдруг кажется, что про драконов и воинов он придумал специально для Джоша.
– Вы снимаете дом у Дартингтонов? – спрашиваю я у Морланда, демонстрируя некоторую осведомленность о нем.
– Сейчас да, но они хотят, чтобы через месяц я съехал. Боюсь, что мое новое жилье будет вдалеке от реки. – Он с некоторым сожалением смотрит на Джоша.
Я заметила, что он тоже взял с собой бутылку вина. Она стоит уже открытая, с неполностью заткнутой пробкой. Рядом – два стакана. Настоящие стеклянные, а не какие-то там пластиковые.
– Давно вы здесь живете? – спрашиваю я.
– Почти все лето. Правда, я несколько раз уезжал в Саудовскую Аравию. Я работаю там по одному проекту. – Морланд наливает вино в стакан и протягивает его мне. – Патрульные катера. Их строят в Ипсуиче.
– Вы судостроитель?
– Что? – Он на секунду задумывается, затем улыбается. – Нет. Раньше я этим занимался, а теперь.. – Он как-то неуверенно пожимает плечами. Теперь я что-то вроде почетного надсмотрщика.
Джош нетерпелив.
– Мам! – Он легонько дотрагивается до моей тарелки, побуждая меня вкусить плод его трудов.
Я соглашаюсь на предложение Морланда разделать мою рыбу. Он работает узким, длинным и, видимо, очень острым ножом, который легко взрезает рыбью тушку, практически ничего не оставляя на костях и позвоночнике. Ловко подцепив образовавшиеся кусочки филе, кладет их на мою тарелку. У меня создается впечатление, что Морланд вообще очень умел в бытовых делах.
Мы сидим вокруг костра, как заправские туристы, и уплетаем рыбу. Я не стесняюсь пользоваться вилкой. Джош, отказываясь от таких изысков, стоит на коленях перед своей тарелкой и тыкает в рыбу коротким ножичком, потом, стараясь сделать это незаметно для меня, берет кусочки руками и отправляет их в рот. Морланд сидит со скрещенными ногами, разделывает свою рыбку и кладет ровные пластинки филе на хлеб, сооружая большой бутерброд.
Мы говорим о рыбной ловле и походах. Обсуждаем способы выживания в лесах или безводной местности. Вернее, эти темы обсуждают Морланд и Джош, а я занимаюсь своей рыбой. Ричард хорошо приноровился к разговору с Джошем: он ставит перед ним наводящие вопросы и незаметно дает подсказки. Результат поразительный: слова, мысли, идеи так и сыплются из Джоша. Таким он бывает нечасто. Время от времени Морланд, улыбаясь, смотрит на меня и легонько подмигивает, как бы давая понять, что меня тоже считают участницей разговора.
У Ричарда грубоватое, с довольно резкими чертами лицо. Густые, коротко постриженные волосы. Если бы их отпустить подлиннее, они бы вились. Глаза темные и широко поставленные. При взгляде на них создается впечатление совсем неожиданное – доброты и дружелюбия. В общем, по лицу Морланда трудно понять его характер.
Интересно все-таки, зачем он взял Джоша и затеял весь этот пикник?
Ричард и Джош начинают говорить о парусном спорте. Я пытаюсь продемонстрировать какой-то интерес, но быстро сдаюсь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55