Она отшатывается, словно я подношу ей к лицу паяльную лампу.
– Вы никогда не... Что именно?
– Так, ничего особенного. Бог ты мой, люди, случается, хватят через край, ну и что с того? Тоже мне! Просто я сболтнула лишнего не тем, кому нужно, вот и все.
– Понятно. Со мной это тоже случалось. Когда я спохватываюсь, уже поздно. Мартинес вопросительно смотрит на меня, я качаю в ответ головой и продолжаю дальше.
– Вот о чем мне еще подумалось, госпожа Гомес, – говорю я так, словно эта мысль только что пришла мне в голову. – Мы установили, что в тот вечер машина Ричарда была в ремонтной мастерской. Она вышла из строя. Вы согласны?
– Ну да, она была не на ходу, о'кей. Я тут напутала, я просто забыла, вот и все.
– Ничего страшного. Но тогда меня вот что смущает...
Прежде чем задать следующий вопрос, я поворачиваюсь к присяжным.
– Каким образом подсудимые доставили Ричарда Бартлесса на вершину горы? Не могли же они забраться туда на мотоцикле. Он просто свалился бы с сиденья.
В зале становится тихо.
– Итак, госпожа Гомес?
– Он... ну... они... ну... они украли машину! – выпаливает она.
– Что?
– Я совсем забыла. Они взяли одну из машин со стоянки рядом с мотелем, замкнули провода, чтобы запустить двигатель без ключа зажигания, вот и все. Так и привезли меня с Ричардом в горы.
Я перевожу взгляд на Мартинеса, присяжных, туда, где сидят обвинители. Все они не отрываясь смотрят на нее, не веря своим ушам.
– Госпожа Гомес! – Мартинес чуть не падает из кресла. Сказать, что он взволнован, значит ничего не сказать. – Почему за все время свидетельских показаний вы ни разу не удосужились упомянуть об этом?
– Да я забыла! – опять канючит она. – Они изнасиловали меня, угрожали ножом, связали Ричарда так, что тот не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой, я думала, они и меня собираются убить, память как отшибло. – С ней, того и гляди, случится истерика. – Какая разница, на чем они нас туда привезли? В конце концов, главное, что привезли, а остальное не важно.
– А куда запропастилась эта украденная машина? – спрашиваю я. – Она что, улетела?
Моузби без конца ерзает на стуле. Тут он дал маху, и он это знает.
– Они вернули ее на прежнее место. По-моему, поставили туда же, где она и была.
– Вернули на прежнее место и всего-то? Госпожа Гомес... Надеюсь, вы не сочтете мои слова невежливыми, но разве такое объяснение не кажется вам самой нелепым?
– Я мало что помню! – кричит она. – Просто я видела, как они сначала изуродовали, а потом убили человека! Не обращала я внимания на какую-то чертову машину!
Несмотря на эту вспышку, рассчитанную на сочувствие со стороны, к тому времени, когда я заканчиваю перекрестный допрос и Мартинес объявляет перерыв в судебном заседании до следующего утра, я доволен. Она – штучка еще та, мало того, что врет на людях и не краснеет, к тому же еще алкоголичка и шлюха! Трудновато будет приговорить четырех человек к смертной казни, исходя из показаний такой свидетельницы!
12
День прошел замечательно, ни слова об этом чертовом суде. Мы с Клаудией весь день провели в горах, гуляли, когда хотели, рассматривали полевые цветы, растущие на высокогорье; при виде каждого цветка, поражавшего неповторимой красотой, у Клаудии вырывалось восторженное восклицание, словно никто и никогда не видел, как красивы эти стелющиеся по земле цветы. Мир открывался перед ней новыми гранями. Наловив рыбы, мы тут же ее зажарили и съели, а остатки, завернув, унесли с собой, постаравшись оставить как можно меньше следов своего пребывания. Солнце уже садилось за горизонт, когда мы собрались домой, небо над горами, виднеющимися далеко на западе, окрасилось в багряно-оранжевые тона, лица у нас обгорели, задубели от ветра. Неторопливо следуя по извилистому шоссе, ведущему обратно в город, мы спели одну за другой и «Водителя грузовика», и «Оркестр дядюшки Джона».
Словом, денек выдался такой, что хоть запечатывай его в бутылку и храни до скончания века.
Мы вместе переворачиваем страницы «йерлинга». Ее светло-каштановая головка, еще мокрая после купания, покоится у меня на плече. Читая, я смотрю на ее лицо; какие тонкие черты! Дочь вся в меня, плоть от плоти моей. Я скорее умру, чем отпущу ее. Я умру, если буду вынужден отпустить ее. Я уже медленно, плавно продвигаюсь навстречу смерти. Но в эту минуту не помню себя от счастья. Если бы только минута длилась вечно.
Я дочитываю главу. Она подвигается поближе ко мне, не желая ложиться спать, расставаться со мной.
– Можно мне побыть у тебя еще чуть-чуть? – умоляющим тоном спрашивает она. – Ну хоть четверть часика!
– Поздно уже, ангел мой. День у нас с тобой выдался тяжелый. Когда ты все время на солнце, оно забирает у тебя энергию, причем так, что ты даже этого не замечаешь. Мне хочется, чтобы ты как можно больше отдыхала. – Ее мать заранее сказала, что дочь, того и гляди, простудится, а раз так, ей нужно побольше спать.
– Ну пожалуйста!
– Конечно, оставайся.
Я рассказываю ей сказку, которую рассказываю уже много лет, – о маленькой девочке, которая случайно натыкается на потайную дверь, ведущую в другой мир, и на доброго сторожа, который служит ей проводником. Волшебный мир! Даже когда в нем темно и жутко, ты знаешь наверняка, что надежда притаилась прямо за углом и в конце концов все будет хорошо.
Спать она отправляется во вторую спальню, там ее комната. Там у нее кое-что из одежды, игрушки, картинки, книжки. Их не очень много, в доме, где я жил раньше, у нее была комната, достойная принцессы. Нынешнее мое жилище носит более временный характер, мне не хочется тут особенно задерживаться. Но может статься, что этот дом станет последним, где мы с ней были вместе, если не иметь в виду встреч по выходным и летних отпусков, которые я буду проводить с ней. Она прижимает к себе старого мишку, губы у нее слегка вытягиваются в трубочку, напоминая то время, когда она вот так же сосала большой палец. Она была тогда совсем маленькой. Кажется, с тех пор прошла целая вечность.
Я осушаю бокал сильно разбавленного виски, просматриваю кое-какие бумаги. На душе у меня слишком муторно, чтобы по-настоящему сесть за работу, я хорошо вымотался и знаю, что пройдет по меньшей мере еще неделя, прежде чем мы начнем вызывать своих свидетелей. Знаю и то, каких свидетелей собирается выставить обвинение, и даже то, что они скажут.
Клаудия сейчас видит сны, и я могу только догадываться, о чем они. Я чувствую, что нужно что-то делать.
Через двор живет девчонка, которая раньше сидела с моей дочерью, когда я задерживался. Жалкое создание, фигурой там и не пахнет, нездоровый цвет лица, к тому же характер, как у тряпки. Словом, крошка явно не из тех, что в субботу вечерком гуляет с подругами по аллее.
К ней всегда можно заглянуть, если я возвращаюсь домой до полуночи. Никаких проблем, просто смена образа, я даю себе торжественное обещание не пить ничего крепче бокала вина или банки пива. Потолкаюсь часок-другой среди взрослых, послав дела к черту, погляжу на перезрелых дамочек, на их сиськи, задницы, длинные ножки. И ничего больше, голое созерцание, сейчас даже с подвернувшейся на ночь телкой, которую вижу в первый и последний раз, толком переспать и то не смогу. Я вернусь домой один, помастурбирую, если не смогу уснуть, закрою глаза и буду думать о Мэри-Лу. Как думал уже не раз. Какого черта я занялся самокопанием? Стоит только оказаться вне зала суда, отстраниться от процесса, поглощающего все мои силы, как я превращаюсь в комок обнаженных нервов. У меня и в помине нет того, что принято называть точкой опоры, я не хочу оставаться наедине с собой, предпочитаю уйти от одиночества с помощью случайных встреч со знакомыми, а еще лучше, с незнакомыми людьми. Вот и говори после этого о тех, кто готов умереть от жалости к себе! Жалость, того и гляди, самого меня захлестнет с головой. К тому же это так приятно.
13
От моего кабинета до бара «Ла Фонда» рукой подать. Меня там знают даже по имени. Если добавить к этому мою нынешнюю известность, то я стал знаменитостью, а до того, сколько у меня денег, никому сегодня вечером дела нет. Надо бы воспользоваться случаем и опрокинуть пару бутылочек «Шиваз», однако я остаюсь верен себе и потягиваю «Шардонне», которым хозяева угощают меня за свой счет.
Похоже, здесь собралась добрая половина адвокатов города, все они хотят поговорить, обменяться соображениями, обсудить сплетни. Я – герой местного масштаба. Стоит человеку покрутиться рядом, и от моей славы, глядишь, и ему что-нибудь да перепадет!
– Привет, старик! – За моей спиной как из-под земли бесшумно, словно индеец, вырос Энди. Он пришел вместе с женой Хэрриэт, с которой познакомился, когда учился в Колумбийском университете.
– Здравствуй, Уилл! – говорит она, подставляя мне щеку для поцелуя. Я еле-еле касаюсь ее губами. Она – женщина что надо, такая ни за что не подведет. Энди всегда принимал правильные решения.
– Привет, Хэрриэт! Ты отлично выглядишь. – Высокого роста, с аристократической внешностью, прекрасного сложения. Ни дать ни взять фотомодель из каталога «Твидс».
– Решил по-холостяцки скоротать вечерок? – спрашивает Энди.
– Дай, думаю, загляну на часок! А уик-энд проведу вместе с Клаудией.
Передо мной бокал вина, но я не могу его поднять. Энди видит, что к чему, но благоразумно воздерживается от комментариев. У него виски со льдом. Он допивает то, что еще оставалось в его бокале, подает знак бармену, чтобы тот принес еще один, показывая пальцем на меня.
– Нет, спасибо. Постараюсь хотя бы один вечер обойтись без выпивки.
– Один так один, – улыбается он. – Хотя при таком стрессе, как у тебя, одним можно и не ограничиваться.
Ну вот, допрыгался! Теперь этот сукин сын уже позволяет себе покровительственный тон. Бедняга Уилл, несчастный пропойца, другого такого среди адвокатов не сыщешь, у него не хватило силы воли даже на то, чтобы сдержать слово, данное компаньону по фирме!
– Энди говорил, что ты отлично ведешь это дело, – говорит Хэрриэт.
– Поживем – увидим, – скромно отвечаю я.
– Это на самом деле так, – вступает Энди. – Если кто и может вытащить этих болванов из петли, то только ты, старик! – Я получаю дружеский шлепок по спине. Он уже пропустил несколько стаканчиков и порядком навеселе.
– Они невиновны, Энди.
– Ну и что? – огрызается он. – Думаешь, кому-то есть до этого дело? Я понимаю, Уилл, ты хочешь предстать перед присяжными во всем блеске, но даже если тебе удастся доказать, что на момент убийства рокеры были в каком-нибудь монастыре в Берлингтоне (штат Виргиния), разве это что-нибудь изменит? Посмотри вокруг себя, старик, разве не чувствуешь, откуда ветер дует?
– Я и слышать об этом не хочу!
– Такова реальность, сынок.
– Сегодня суббота, дело близится к вечеру, Энди. Давай на пару часиков пошлем эту реальность к чертовой матери, ладно?
– Ладно, черт бы тебя побрал! Может, старик, у тебя что и выгорит. Я видел тебя в деле. Тягаться с тобой здесь некому. – Подняв бокал, он показывает, что пьет за мое здоровье. Мы чокаемся. Черт бы побрал это белое вино!
– Будь осторожен.
– Ты тоже.
– Еще увидимся.
– Бывай.
Они уходят. Он что-то нашептывает ей на ухо. Она оборачивается и смотрит на меня. Я улыбаюсь. Задело.
Ну, еще одну и пора сматываться отсюда. Не знаю, зачем я пришел, но делать мне здесь нечего.
И тут из обеденного зала выходит Мэри-Лу. С ней какой-то мужчина. Мы с ним знакомы, это один из старших компаньонов в фирме, где она работает, он женат и вдвое старше нее. Я тут же ловлю себя на том, что помимо своей воли ревную ее, хотя, может, между ними и ничего нет. Налицо эгоизм чистой воды, раз уж она не принадлежит мне, то я хочу, чтобы она не принадлежала никому. Даже если речь идет о любви сугубо платонической, хотя я никогда не верил, что она есть на самом деле. Если женщина тебя привлекает, ты хочешь обладать ею, пусть даже она лучшая подруга твоей жены или ее сестра, если ты хочешь ее, значит, так оно и есть. Какая уж тут мораль, если в дело вмешивается твой собственный член!
Наверное, они поужинали в ресторане и остановились у стойки бара, чтобы пропустить стаканчик. Они садятся у противоположной стены. Судя по одежде, она вспомнила, что прежде всего она женщина, а уж потом адвокат. Падающий свет придает ей еще больше очарования, она выглядит просто потрясающе, на редкость соблазнительно.
Я не хочу, чтобы она меня увидела. То, что я вижу, мне не по душе. Я невольно начинаю думать о ней плохо. Черт, я ревную!
Конечно, она меня увидела. Секунду пристально смотрит на меня, потом, извинившись, встает и подходит.
– А ты что здесь делаешь?
– Я и не знал, что требуется разрешение. – Я изображаю на лице подобие улыбки, но весь сам не свой от волнения.
– Я не об этом. Почему ты один?
– Несовершеннолетних сюда не пускают. – Я рассказываю ей о Клаудии, о своей краткой отлучке. – Вообще говоря, – заканчиваю я, бросая взгляд на часы, – мне уже пора.
– Я с тобой. – Ее ладонь ложится на мою руку, случайным этот жест не назовешь.
– Что?
– Я поеду с тобой. Я на машине.
– Нет.
– Почему? – Ее рука снова ложится на мою.
– Во-первых, потому, что ты пришла сюда с другим.
– О Боже, но он же адвокат! – Как будто среди адвокатов одни евнухи. – Он работает в той же фирме, что и я.
– Старший партнер. Старший партнер, у которого есть семья, – добавляю я, не в силах устоять перед искушением подкусить ее.
Но она не попадается на удочку.
– Поехали, ладно? Я даже не буду приставать к тебе, обещаю. Просто поговорим. Мне нужно поговорить с тобой, Уилл, правда.
Вернувшись через зал к своему спутнику, она что-то объясняет ему, тот бросает на меня взгляд, потом кивает. Ничего не поделаешь, дела. Взяв сумочку и шаль, она снова подходит ко мне.
– Что ты ему сказала?
– Сказала, что мы едем домой.
– О Боже!
– Шутка, Уилл, шутка! Сказала, что нам нужно срочно обсудить кое-какие вопросы. Он все понимает, каждый из нас через это прошел. – Она знает, что я все равно не верю. – Уилл, это был дружеский ужин, не более того. Его жена уехала за город, и он скучает. К тому же он не в моем вкусе. – Она смотрит на меня в упор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70