Первый из незнакомцев перепрыгнул через перила, упруго, по-кошачьи приземлился на ноги и с черной сумкой в руках метнулся к выходу. Второй вытащил из рукава нож. Престо с большой ловкостью выполнил выпад, пронзил человеку в черном ладонь, а когда тот выронил нож, нанес ему удар в челюсть. Незнакомец отлетел, ударился затылком о балюстраду и упал без чувств.
Иннес вылетел за дверь спустя миг после человека с сумкой, но его уже нигде не было видно; решив, что разделяться сейчас было бы неразумно, он вернулся в помещение и запер дверь.
Поднявшись наверх, Престо обнаружил на покрытом ковром полу третьего человека в черном, валявшегося со сломанной шеей. С клинком наготове он подкрался к полуоткрытому проходу, где продолжала гореть лампа, которую они видели снаружи.
Иннес, сжав кулаки, осторожно переступил через неподвижное тело, но успел сделать лишь два шага вверх по лестнице, когда упавший грабитель вскочил и бросился наутек. Младший Дойл перемахнул через перила и в прыжке обрушился прямо на спину беглеца, отшвырнув его к стене. Его противник, коренастый и мускулистый, бешено завертелся, стараясь сбросить всадника, как лошадь на родео. Однако Иннес сжал шею неприятеля мощным захватом и закричал, призывая на помощь.
– Держись! – отозвался Престо.
Человек в черном пятился назад, ударяя Иннеса о стену, пока они не ввалились через открытую дверь в молитвенный зал, где рухнули на пол в центральном проходе. Коренастый противник оказался сверху. Под тяжестью его тела у Иннеса перехватило дыхание, и пока он, приподнявшись на четвереньки, пытался набрать воздуха, а Престо спешил ему на выручку, фигура в черном уже исчезла в глубине помещения, откуда донесся звон разбитого стекла.
– За ним! – выдохнул Иннес, жестом указывая направление.
Престо, включив фонарь, бросился в погоню; он забежал в хранилище, осторожно прокрался мимо ковчега, где хранилась Тора, направил свет на колыхавшуюся занавеску и вонзил в нее свою рапиру. После чего отдернул занавеску в сторону и обнаружил за ней разбитое окно, в которое и выскочил человек в черном.
К возвращению Престо Иннес уже сидел, почти выровняв дыхание.
– А вы ловко умеете управляться с этой штуковиной, – заметил Иннес, кивнув на трость-клинок Престо.
– Три года подряд был чемпионом Оксфорда по фехтованию. Правда, никогда раньше никого ею не пронзал. Намеренно, я хочу сказать.
Они быстро взбежали по лестнице в освещенную лампой комнату.
Тело ребе Брахмана мирно лежало в кресле у стола, навалившись на столешницу, как будто за работой старика сморила усталость и он решил отдохнуть. Горевшая лампа освещала его открытые глаза, белый пергамент его кожи.
Джек, когда вошли остальные, стоял напротив, изучая письменный стол.
– Сбежали?
– Двое из них, – сказал Престо.
– Не без повреждений, – добавил Иннес, остро чувствуя свои.
– Предполагаю, это ваша работа, – сказал Престо, плавно опустив клинок в трость. – Тот, что в холле.
Джек кивнул.
– Надо же! – восхитился Иннес. – Свернуть шею голыми руками! Блестящая работа.
– Никудышная, – холодно возразил Джек. – Не собирался его убивать. От мертвеца нет никакого толку.
Иннес только сейчас заметил Брахмана.
– Господи, он тоже умер?
– Вижу, дар к дедуктивному мышлению сильно развит во всем вашем семействе.
– Они убили его? – спросил Иннес, слишком ошеломленный, чтобы заметить насмешку.
– Смертельная инъекция, – ответил Джек, указав на красную метку на руке раввина. – Тот же метод они использовали, чтобы убить Руперта Зейлига на борту «Эльбы».
– Бедный старик, – вздохнул Престо, искренне опечалившись. – Двенадцать внуков, так, кажется, он говорил.
– Артур склоняется к мысли о том, что Зейлига они просто до смерти напугали, – сказал Иннес.
– Артур ошибся, – раздраженно отреагировал Джек. – Эта инъекция создает впечатление сердечного приступа, и именно в этом они и хотели убедить нас. Идите осмотрите того, что в холле. И будьте начеку: вдруг нападавшие вернутся. А мне тут есть чем заняться.
– Если не будет возражений, я немного задержусь, чтобы почтить ушедшего, – отрывисто произнес Престо. – Он был хорошим человеком и того заслуживает.
Джек уставился на него. Иннес тоже, дивясь этой его внезапной вспышке.
– И еще: никому не приходит в голову, что, не задержись мы, чтобы дать Джеку возможность забрать этот чертов саквояж, Брахман мог остаться жив?
Джек, побагровев, уставился в пол. Иннеса поразило столь пылкое негодование, хотя он готов был признать, что гнев в данном случае оправдан. Престо бережно закрыл ребе Брахману глаза, опустил на миг взгляд, беззвучно прочел молитву, перекрестился и вышел из комнаты. Иннес направился было за ним, но Джек неожиданно попросил его остаться.
– Зачем?
– Нужно.
Иннес медленно кивнул, заложил руки за спину – так обычно делал, размышляя, Артур – и неторопливо подошел к столу со стороны Джека.
– Нес ли кто-то из тех беглецов что-нибудь в руках? – осведомился Джек.
– У одного была черная сумка, – сказал Иннес и спохватился. – Так это…
– Поддельная Зогар, – подтвердил Джек его догадку. – Они показали книгу ему, чтобы узнать мнение специалиста. Значит, у них были сомнения относительно ее подлинности.
– Маловероятно, чтобы ребе пошел им навстречу. Наверняка он отказался; я хочу сказать, зачем еще было им его убивать?
– Ну, они могли это сделать, услышав внизу наши шаги… но нет, думаю, он ничего им не сказал.
Джек подошел поближе к телу.
– Брахман работал за этим столом, когда услышал, что они вошли; есть свежие чернильные отметины на его ладони, чернильница оставлена открытой. На какую мысль это наводит?
Иннес призадумался.
– Ну, он, как и было замечено, работал….
– Нет, – оборвал Джек, досадливо закрыв глаза. – Что это говорит о состоянии его стола?
Иннес оглядел место происшествия, нервничая, как студент на итоговых экзаменах.
– Здесь не видно бумаг. Возможно, он что-то спрятал.
– В такое место, которое даже эти профессиональные воры не смогли легко найти. Где оно может находиться?
Молодой человек, нахмурившись, медленно обвел взглядом комнату, задумчиво кивая, прежде чем признался:
– Не имею ни малейшего понятия.
– Будем исходить из того, что в распоряжении ребе с того момента, как он услышал чужие шаги, и до появления этих людей в комнате было в лучшем случае десять секунд.
– Значит, где-то под рукой, в самом столе?
– Там я уже искал. Тщательно.
– Неплотная половица? Под ковром?
– А не слишком ли это очевидно? – буркнул Джек, скрестив руки на груди.
«Он меня испытывает. Артур рассказывал, что это особенный человек».
Он изучил стол, заглянул в отделения для бумаг, пытаясь представить себе, куда сунул бы их в крайней спешке. Внимательно рассмотрел чернильницу. Поднял пресс-папье, нашел сбоку щель.
– Ага!
– Нет, я туда смотрел, пусто, – сказал Джек.
Иннес отступил назад, для лучшего обзора подбоченился и… локтем сбил со стола лампу. Упав на пол, она разбилась вдребезги, маленькие язычки пламени принялись расползаться по лужице пролившегося масла. После того как их затоптали, комната погрузилась во тьму.
– Прошу прощения.
Джек включил портативный фонарь, осветивший разбитые осколки на полу.
– Вот дело и сделано.
– Я же извинился…
– Я не про свет. Я про найденные бумаги.
Иннес посмотрел вниз и действительно увидел бумаги среди осколков лампы.
– Ну, этого следовало ожидать! – воскликнул Иннес, обрадовавшийся тому, что оправдал доверие. – Я имею в виду, лампа прямо под рукой. Секунда – и все спрятано.
Джек поднял бумаги, поднес к свету и стал их изучать.
На одном листке был напечатан список участников парламента религий. Другой листок содержал написанные от руки заметки.
– Все в порядке? – спросил Престо, вернувшись.
– В полном, – ответил Иннес, безуспешно пытаясь разобрать текст записки через плечо Джека.
– Почему вы стоите в темноте?
– Я уронил лампу. Нечаянно сбил ее на пол.
– У этого человека в холле клеймо на внутренней стороне левой руки: кружок, пронзенный тремя линиями. А что это вы там раздобыли? – спросил Престо, подойдя поближе.
– Ответ, который искали. Увы, ценой жизни Брахмана.
– Я хочу узнать ваше мнение о моем друге Джеке, – осторожно начал Дойл.
Ходящая Одиноко долго смотрела на него. Потом кивнула.
– Он очень болен.
– Можно мне узнать, в чем дело?
Женщина понимала озабоченность этого человека состоянием своего друга и не хотела расстраивать его без нужды. А потому ответила с оглядкой, тщательно подбирая слова:
– Я вижу в нем болезнь. Это как инородное тело или… тень здесь. – Она указала на свой левый бок. – В нем она очень сильна.
Они сидели перед камином в апартаментах Дойла в «Палмер-хаузе». Индианка устроилась, скрестив ноги, на полу, поближе к огню, Дойл – в кресле, смакуя бренди. Выбившийся из сил Лайонел Штерн прилег и заснул. На столике между ними стоял ларец с книгой Зогар.
– Вы говорите как доктор, мисс Уильямс, – заметил Дойл.
– Меня обучал мой дед, он имел могучий дар целителя. Но наше врачевание сильно отличается от вашего.
– В каком смысле?
– Мы считаем, что болезнь приходит извне и входит в тело; она может прятаться там долгое время и расти, прежде чем даст о себе знать.
– Каким образом? Я сам доктор, – промолвил Дойл, неподдельно заинтересованный и решивший, что, рассказав побольше о себе, сможет заручиться ответным доверием. – Точнее сказать, меня обучали на доктора. Правда, по моему разумению, врачевание действительно требует некоего особого внутреннего таланта, каковым сам я, увы, похвастаться не вправе. На поприще медицины я работал старательно и добросовестно, но все-таки эта стезя не для меня.
– Значит, вместо этого вы стали писать книги.
– Нужно же чем-то зарабатывать на хлеб. А вы, значит, среди своих считаетесь лекарем?
И снова Ходящая Одиноко ответила не сразу, хотя, в целом не доверяя белым, к этому белому человеку почему-то отнеслась иначе. Разумеется, он, как и все они, понятия не имел относительно сущности ее умений, но отнесся к ее словам с непривычным уважением. Кроме того, он, опять же в отличие от большинства белых, обладая несомненными силами, похоже, не испытывал потребности ими похваляться. Интересно, много ли таких людей в его стране? До сего случая англичан ей встречать не доводилось.
– Да, – прозвучал наконец ответ.
– И что, болезнь моего друга видна так ясно?
– Более того, его жизни угрожает опасность.
Дойл выпрямился в кресле: ее слова он воспринял вполне серьезно.
– Стало быть, это физический недуг.
– Сейчас болезнью поражен его дух, но однажды проникнет в его тело. Скоро.
– А можно его исцелить, пока этого не произошло?
– Трудно сказать: мне нужно получше к нему присмотреться.
– Но все-таки это возможно?
– Мне не хотелось бы говорить сейчас.
– А каким способом можно излечить такую болезнь?
– Убрав ее из больного.
– Но как это делается?
– У нас принято, чтобы лекарь изгонял недуг из тела больного, принимая его в свое тело.
– Создается впечатление, что это может представлять опасность для самого лекаря.
– Да.
Дойл внимательно смотрел на нее – серьезная, искренняя, доброжелательная женщина. Невольно вспомнились хвастливые, самодовольные разглагольствования Рузвельта, считавшего индейцев тормозом на пути прогресса. Его даже передернуло при мысли о тех дурацких клише, по которым судят другие народы, хотя и сам он, наверное, бывал в плену стереотипов. Но взглянуть хоть на эту Мэри – да, она совсем другая, и внешне и внутренне, но это не основание, чтобы бояться ее или презирать. И он, несмотря на полученное им традиционное медицинское образование, искренне поверил, что она обладает силой исцелять.
– А что нужно делать с болезнью дальше, после того как она изгнана из больного?
– Я посылаю ее куда-нибудь в воздух, воду или землю. Иногда в огонь. Это зависит от того, какая болезнь.
Дойл припомнил рассказы Джека про энагуа в Бразилии.
– А травы, корни и все такое – они используются у вас, чтобы составлять снадобья?
– Да, – сказала она, удивившись, что он знает это. – Иногда.
– А что вызывает болезнь такого типа, раз мы признаем, что она приходит извне?
– Когда мир вокруг нездоров, он порождает больше болезней. Они выходят из мира и входят в людей.
– А как становится больным мир?
– Люди сделали его таким, – простодушно ответила она. – Когда болезнь входит в них, она лишь возвращается туда, откуда пришла.
– Выходит, до появления человека мир был здоровым?
– Я бы сказала так: он пребывал в равновесии.
– Выходит, если человек заболевает, – доверительно глядя на нее, продолжил свои расспросы Дойл, – это лишь отражение того, что уже находится у него внутри?
– В большинстве случаев это так.
– Мисс Уильяме, я прошу сказать мне откровенно: есть ли шанс вылечить моего друга?
– Трудно сказать. Начать с того, что я не знаю, хочет ли этого он сам.
– Как это?
– Иногда человек настолько сживается с болезнью, что она кажется ему реальнее его самого.
– Это то, что случилось с моим другом?
– Думаю, что да.
– Значит, его нельзя исцелить. Никто не может.
– Нет, если эта привязанность так сильна. Нельзя, пока он сам не решит, чего он хочет. А он слишком любит смерть.
«А ведь она, несомненно, видит его насквозь, – констатировал Дойл, допивая свой бренди. – Да, пожалуй, Джека можно диагностировать как безумца с точки зрения канонов любой медицины. Остается лишь посмотреть, способна ли хоть какая-то медицина вернуть ему здоровье».
Резкий стук в дверь заставил их встрепенуться. Артур осторожно приоткрыл ее.
– Послушайте, Дойл, нам нужно поговорить, – заявил с порога Пепперман, судя по смертоносному выхлопу, основательно принявший на грудь.
– Прошу прощения, майор, придется подождать до утра…
Но не успел Дойл отреагировать, как Пепперман вставил гигантский сапог в щель, отжал дверь пошире и шагнул внутрь, где обнаружил Ходящую Одиноко у камина и Лайонела Штерна на кушетке.
– Я так и знал! – воскликнул импресарио, указав пальцем на женщину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60