Она разрыдалась еще больше и в истерике разорвала фотографию на мелкие кусочки, швырнула их в огонь. Яркое пламя быстро накинулось на бумагу и в миг превратило ее в черный пепел.
Тогда Питер принадлежал ей: все было просто и прекрасно. Они не думали о том, что будет завтра – только чувства и желания руководили ими. Если бы она могла предположить, что будет завтра… Но уже ничего нельзя исправить: все потеряно, все исчезло навсегда. Пламя сожрало фотографию, которая была последним напоминанием былой любви.
Волосы у Джастины растрепались, от слез глаза опухли и покраснели, лицо покрылось пятнами, губы нервно дрожали… Если бы в этот момент кто-нибудь увидел Джастину, то принял бы ее за сумасшедшую: ее всю трясло, она судорожно хватала ртом воздух. Джастине показалось, что она теряет рассудок. Опомнившись, она вскочила и побежала в спальню: ведь скоро должен вернуться Лион, не дай Бог, он увидит ее такой. Нет, нет, он не должен ни о чем догадываться. Она нервно рылась в шкафчике, где лежали лекарства. Налив стакан холодной воды, она быстро проглотила таблетки. Это была большая доза снотворного.
Лион вернулся домой не очень поздно. Везде горел свет, в камине пылал огонь. Служанка была у себя, за целый день хозяйка ни разу не позвала ее. Он нашел Джастину в спальне. Она крепко спала, укутавшись одеялом. Лион поужинал один и долго смотрел телевизор. Потом он вернулся в спальню – Джастина лежала все в той же позе. Тут он увидел, что она спала одетой, потому что от жары она сбросила с себя одеяло.
Ничего не понимая, он бережно раздел ее, стараясь не разбудить. Обычно Джастина спала чутко, но на этот раз даже не шелохнулась. Все это ему показалось странным. Лион так и не понял в чем дело: либо жена выпила лишнего, хотя это было на нее непохоже, либо заболела.
В душе у Джастины было полное смятение. Мысли лихорадочно роились в голове, но это была не логическая цепь размышлений. Образы хаотически возникали без всякого порядка и системы, как слайды на экране замирали на мгновения неподвижными картинками для того, чтобы через какое-то время смениться другими. Теперь Джастина ясно осознала, что потихоньку, сходит с ума. Что делать, она не представляла. Все знакомые сторонились ее. Лион был мрачный и почти все время молчал, лишь изредка произнося короткие отрывистые фразы.
Дети не могли пока еще понять смятения, которое царило в душе их приемной матери, но интуитивно чувствуя, что произошло что-то ужасное, они снова замкнулись в себе и избегали встреч и разговоров с Джастиной. Единственным человеком, который не скрывал своей жалости к Джастине, была служанка, но и это не приносило радости. Ее повышенное внимание и опека почему-то лишь раздражали Джастину и выводили из себя…
Образовался замкнутый круг. Такая изоляция медленно, но верно сводила Джастину с ума и в то же время ее тяжелое нервное состояние способствовало все большей ее изоляции. Необходимо было что-нибудь предпринять. Джастина догадывалась, что примерно в таком же положении находится и Питер. Слепая ярость, граничащая с ненавистью по отношению к нему сменилась чувством жалости и понимания. А через некоторое время чувства, которые никуда не исчезли, а лишь насильно были спрятаны Джастиной в глубине души, прорвались наружу. Ее разум, ослабленный последними событиями, уже не мог сдерживать их. И они выплеснулись как хаотический водопад через прорвавшуюся плотину.
Джастина действовала как заведенная. Она немного привела себя в порядок – долго заниматься макияжем у нее теперь не хватало терпения – и побежала в гараж. Служанка лишь успела заметить, как поднялись тяжелые металлические двери гаража, освобождая проезд, оттуда с ревом вырвалась машина и, развернувшись посреди двора, умчалась прочь. За рулем сидела с растрепанными волосами Джастина. Горничная лишь всплеснула руками: «Боже, и куда это она в таком состоянии? Еще врежется…»
Джастина на огромной скорости ехала по шоссе. Вела она машину нервно, а поэтому два раза чуть не попала в аварию. Ей мигали фарами встречные машины, сигналили те, кого она обгоняла. Но Джастина ничего не слышала и не видела.
Она подъехала к мотелю и резко затормозила. Стремительно выскочив из машины, Джастина вошла в стеклянную дверь. За стойкой сидел все тот же противный парень. Он удивленно посмотрел на вошедшую.
– Хелло, – Джастина махнула рукой. – Вы меня помните?
Парень не мог так быстро забыть ее лицо.
К ним, конечно, приезжало много парочек. Небольшой мотель, как и другие подобные заведения, был обычным местом тайных свиданий. И хотя парень работал здесь недолго, он уже успел повидать немало влюбленных. Он знал чуть ли не все сердечные тайны почтенных жителей Оксфорда.
Сначала он считал, что эта пара ничем не отличается от других, но потом от его пытливого взгляда не ускользнуло что-то особенное, некая трагичность… Он ничего не знал о Джастине и Питере, но чувствовал, что эта связь не кончится добром, слишком уж глубокой была их страсть, это невозможно было не заметить… Дежуря за стойкой, он приобрел кое-какой опыт в сердечных делах: ему достаточно было лишь несколько раз взглянуть в глаза клиентов, и он уже знал – любовь это или легкий флирт.
– Я вас помню, конечно, миссис. Здравствуйте, – любезно ответил парень, обращаясь к Джастине.
Она посмотрела на стенд за его спиной. Ключ от их домика висел на своем месте.
– Седьмой номер? – спросил парень. Джастина кивнула.
– Я хотела бы снять его на месяц.
Про себя молодой человек отметил, что с момента их последней встречи, эта пожилая миссис сильно изменилась. Под глазами появились отеки, исхудавшее лицо казалось бледнее обычного, куда-то исчез живой блеск глаз. Она выглядела несчастной и изможденной…
– О, это невозможно, – ответил парень. – Мы сдаем только на сутки, – он помолчал и добавил. – Очень сожалею. Джастина кивнула.
– Понимаю… – ее голос прозвучал еле слышно, казалось, ей не хватает сил, чтобы говорить громче. – Извините меня, до свидания…
Она повернулась и поспешно вышла. Возле входа она посторонилась, пропуская вперед двух молодых людей. Весело разговаривая, они спешили сдать ключ. Счастливые и довольные, они прошли мимо нее. Он что-то шептал ей на ухо, а она заразительно смеялась. Они были еще совсем молоды. Джастина с завистью посмотрела им вслед.
Дорогу назад она не помнила.
Подъезжая к дому, Джастина еще издали увидела, что возле соседского дома с колоннами стоит грузовой фургон и во дворе суетятся какие-то люди в одинаковых сине-голубых комбинезонах. Джастина притормозила, бросила машину посреди улицы и направилась к дому Питера. Когда она подошла, возле фургона никого уже не было. Тогда Джастина поднялась по ступенькам и вошла внутрь дома. Рабочие возились вокруг рояля, пытаясь поудобнее подцепить его на широкие, перекинутые через плечи, лямки. Не обращая на нее никакого внимания, они громко переругивались.
– Ну и тяжелый, черт. Я даже предположить себе не мог. Да, мы явно продешевили.
– Да уж, надо было требовать двойную цену. Наконец один из них заметил Джастину.
– Что вам угодно, миссис? – спросил он.
– А где хозяева? – не осознавая для чего это ей нужно, спросила она.
– Они уже уехали. В доме никого нет.
– Куда уехали?
– Извините, миссис, а с кем я имею честь беседовать?
– Я – Джастина Хартгейм, живу по соседству.
– А-а, – протянул рабочий, – неужели они вам ничего не сказали? Они сняли дом в деревне.
– В деревне? – удивилась Джастина.
– Извините, миссис, я занят: нам надо скорее погрузить этот чертов рояль.
– Я попью воды, – Джастина произнесла эти слова как можно небрежней, но на нее уже никто не обращал внимания.
В доме все оставалось как прежде. Либо Питер и Ольвия не успели забрать все вещи, либо они решили лишь на время, пока не утихнут страсти, уехать и скрыться в деревенской глуши.
Джастина зашла на кухню и для вида взяла стакан и налила в него воду, но за ней никто не собирался следить. Тогда она быстро вышла и проскользнула по коридору. Приоткрыв дверь, она заглянула в мастерскую Ольвии – ни одной картины не было на месте.
– Действительно уехали, – пробормотала Джастина.
Еще не понимая зачем она это делает, Джастина вышла в холл и, не торопясь, поднялась на второй этаж. Снова пройдя по неосвещенному коридору, она заглянула в спальню. Здесь спал ее возлюбленный со своей женой. Джастина обвела взглядом комнату: белая мебель, светлые обои и шторы. Ничего особенного.
Решение уехать Ольвия и Питер видимо приняли так поспешно, что даже не успели или не захотели навести порядок. На полу валялось постельное белье, ночная рубашка, халат, пижама… Как после бурной любовной ночи. Сердце у Джастины заныло. Она поняла, что была в этом доме лишней, здесь шла своя жизнь и никто не собирался менять ее. Именно поэтому Питер и Ольвия решили уехать, а точнее сказать, убежать от мрачных воспоминаний.
– Что вы там делаете, миссис? – услышала она настороженный голос одного из рабочих.
– Так, ничего, – стараясь казаться как можно беспечней, ответила Джастина, спускаясь вниз. – А вы не подскажете, куда именно уехали хозяева? – с безразличным видом спросила она.
Рабочий, подозрительно посмотрев на нее, буркнул:
– Прошу прощения, миссис, но нам запретили кому бы то ни было об этом говорить.
– Очень интересно… – горько усмехнулась Джастина и пошла прочь.
Она поставила свою машину в гараж и поднялась в холл. Там был полумрак, но ей сразу же бросилась в глаза одна необычная вещь. Джастина пригляделась и почувствовала, как у нее перехватило дыхание, а в глазах все помутилось. Прямо перед ней на противоположной стене висела картина, которую Ольвия в тот роковой вечер подарила Лиону: грозное море, скала, разрезающая прибой, и двое, мужчина и женщина, обнявшись на этой скале…
– «Неужели это Лион приказал ее повесить?» – Джастина задыхалась. – «Он это сделал специально. Это – укор мне. О, боже, какой он безжалостный. Я просто сойду с ума!» – и уже не контролируя себя, Джастина подбежала, сорвала картину со стены и отшвырнула ее.
Все последующие дни Джастина пила успокоительные лекарства, а на ночь – снотворное. И хотя спала она теперь много, но большое количество лекарств, которые она принимала, не улучшили ее состояние, а скорее наоборот обострили его. У нее было такое ощущение, будто внутри натягивается стальная струна, отчего с каждым днем в ее теле росло и росло напряжение, и Джастину теперь не покидало чувство, что вскоре струна эта может лопнуть. К чему приведет разрыв, она не могла даже представить.
Сидеть на месте Джастина больше не могла: ей постоянно нужно было что-то делать. Вскоре она стала каждое утро уезжать куда-то на машине и возвращалась лишь поздно вечером. Она никому не говорила, куда ездит, никто ее об этом не спрашивал. Джастина и сама не знала, зачем она это делает: каждый день она колесила по деревням близ Оксфорда и расспрашивала их жителей про приезжую пару, описывая Питера и Ольвию. Поиски ее ни к чему не привели. Эти безрезультатные поездки настолько утомили Джастину, что она уже с трудом управляла автомобилем. Тогда она вынуждена была их прекратить. Но сидеть целыми днями дома для нее было невозможно, и поэтому она снова стала ходить в студенческий театр. Наконец она осознала, что для нее это было единственным занятием, которое позволяло хоть как-то развеяться и отвлечься от тяжелых мыслей.
Студенты сразу заметили, в каком тяжелом душевном и физическом состоянии находится их наставница, но из деликатности они не стали приставать к ней с расспросами. Тем более, что Джастина преобразилась: она стала ласковой и внимательной к ним, очень серьезно относилась к их мнениям и пожеланиям. Она наблюдала за игрой каждого из них, и от нее не ускользали ни ошибки, ни удачи молодых актеров. Ей теперь легко удавалось найти подход к каждому своему питомцу, указать ему на ошибки, слабые места и приободрить, похвалить за то, что у него получалось особенно удачно.
Молодые люди были ей очень благодарны за такое отношение и с воодушевлением взялись за постановку очередного спектакля. Джастина теперь участвовала в обсуждении всех мелочей: от деталей костюмов до концепции декораций и расположения актеров на сцене. Она больше не воспринимала в штыки максималистские предложения молодых людей, а спокойно и аргументировано высказывала свое мнение. Очень часто это помогало находить компромиссы, и спектакль обещал быть просто великолепным.
Все были настолько увлечены работой, что вопрос посещаемости вообще не стоял – на время репетиций все откладывали свои дела, даже встречи с друзьями и свидания. Наоборот, все чаще и чаще девушки стали приводить на репетиции своих парней, а ребята – своих любимых.
Теперь в темном зале сидели одинокие зрители, дожидаясь окончания репетиции. Раньше Джастина не любила подобных вещей и всегда ругалась: когда она стояла перед сценой, ей было очень неприятно ощущать у себя на затылке чей-либо взгляд. Но теперь она относилась к этому вполне спокойно, даже благосклонно.
В этот раз начало репетиции затягивалось, так как непонятно почему отсутствовал Роджер Сол – исполнитель одной из главных ролей. Но семеро одного не ждут, и было решено начинать работу без него и заняться прогонкой сцен, в которых не было его выхода.
Ребята играли с воодушевлением, но Джастина заметила у одного из актеров небольшую ошибку и, не желая прерывать всех остальных, тихо поднялась на сцену и сделал ему замечание. Он поблагодарил наставницу, пообещав исправиться. Стараясь не привлекать к себе внимания, Джастина на цыпочках отошла в сторону и спряталась за кулисы. Здесь она невольно подслушала разговор двух молодых парней, которые, не замечая Джастину, стояли рядом с ней, отделенные лишь полосой тяжелой плотной материи.
– А где Роджер? – спросил один.
– А ты что, не знаешь? – усмехнулся другой.
– О чем?
– Ему сейчас не до театра и вообще ни до чего.
– А что такое?
– Да Роджера Линда достала, она его скоро до психушки доведет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42