.. и поступать наоборот. Признаю, что уже первый взгляд на сего эскулапа приносил пациенту облегчение - тут все хорошо. Хуже могло получиться дальше: поддаться очарованию и вручить ему в руки свою жизнь. Смею заверить, что шанс не получить ее обратно был весьма реален. Эти проникновенные глаза не заглядывали под обложку "Ланцета", мимо них прошли все новинки медицины, начиная с довоенных лет. Да и не нужно им это было. Их обладатель и лорд Декстер вместе ходили в школу, воспитывались в закрытом интернате, учились в университете. Покуда рука его держала стетоскоп, о работе доктор Марстон мог не беспокоиться. Да и сказать по правде, когда дело доходило до лечения состоятельных старух, страдающих ипохондрией, ему не было равных на всех морях.
- Итак, Джон, - прогудел он. За исключением капитана Буллена, ко всем офицерам корабля он обращался только по имени, как строгий классный наставник обращается к способному ученику, за которым тем не менее нужен глаз да глаз. - В чем дело? Красавчик Броунелл захандрил?
- Боюсь, что дело хуже, доктор. Умер.
- Господи боже! Броунелл? Умер? Дай-ка мне посмотреть. Пожалуйста, прибавь свету, Джон. - Он плюхнул на стол свой чемоданчик, выудил оттуда стетоскоп, прослушал Броунелла и там, и тут, пощупал пульс и выпрямился со вздохом. - В расцвете лет, Джон. И довольно давно уже. Здесь жарко, но я бы сказал, что он скончался больше часа назад.
В дверях появился темный силуэт, который ввиду своих размеров мог принадлежать только капитану Буллену. Капитан стоял молча, прислушиваясь.
- Сердечный приступ, доктор? - осмелился предположить я. В полной некомпетентности его обвинить было нельзя, он просто устарел на четверть века.
- Дай-ка мне посмотреть, дай-ка мне посмотреть, - повторил Марстон, повернув голову Броунелла и разглядывая ее в упор. Он вынужден был смотреть в упор. На корабле каждый отлично знал, что при всей проникновенности своих голубых глаз Марстон был близорук, как крот, а очки носить отказывался. - Погляди-ка сюда. Язык, губы, глаза, цвет лица в первую очередь. Тут нет сомнения, никакого сомнения нет. Кровоизлияние в мозг. Крупное. В его-то годы. Сколько ему было, Джон?
- Сорок семь или восемь. Что-то в этом роде.
- Сорок семь. Всего сорок семь, - он покачал головой. - Все моложе и моложе люди уходят. Вот к чему приводят эти постоянные стрессы.
- А эта откинутая рука, доктор, - спросил я, - она ведь тянулась к телефону? Вы думаете...
- К сожалению, это лишь подтверждает мой диагноз. Почувствовал приближение этой пакости, пытался позвать на помощь, но все произошло слишком быстро. Бедный красавчик Броунелл! - он повернулся и заметил стоявшего в дверях Буллена. - А, вот и вы, капитан. Плохие дела, плохие дела.
- Плохие дела, - угрюмо согласился Буллен. - Мисс Бересфорд, вам нельзя здесь находиться. Вы замерзли и дрожите. Сейчас же идите к себе в каюту, - когда капитан Буллен говорил таким тоном, все бересфордовские миллионы переставали что-нибудь значить. - Доктор Марстон позднее даст вам снотворное.
- Возможно, мистер Каррерас будет так любезен, - начал я.
- Конечно, - Каррерас понял меня с полуслова. - Для меня большая честь проводить юную леди до ее каюты, - он с легким поклоном предложил ей руку. Она ухватилась за нее, не скрывая радости, и они удалились.
Спустя пять минут в радиорубке все было приведено в порядок. Питере сел на место покойника, доктор Марстон вернулся к своим миллионершам, светскую болтовню с которыми он регулярно перемежал принятием дозы забористого напитка, капитан отдал мне распоряжения, я сплавил их боцману, и Броунелл, обернутый в холстину, перекочевал в кладовую плотника.
На несколько минут я задержался в радиорубке и, болтая с насмерть перепуганным Питерсом, бегло просмотрел последние радиограммы. Все радиограммы записывались в двух экземплярах, оригинал шел на мостик, копия подшивалась в журнал.
Верхний листок не содержал ничего особо важного, просто предупреждение об ухудшении погоды к юго-востоку от Кубы: то ли намечался циклон, то ли нет. Обычное дело, да и слишком далеко, чтобы нас тревожить. Я поднял блокнот с бланками, лежавший около локтя Питерса.
- Можно я возьму это?
- Берите, - он был все еще слишком расстроен, чтобы хоть поинтересоваться, зачем он мне понадобился. - Тут в столе таких навалом.
Я вышел, погулял некоторое время туда-сюда по палубе и направился в каюту капитана, куда мне велено было прийти по завершении своих дел. Капитан сидел за столом в кресле, а на диванчике пристроились Каммингс и старший механик. Присутствие Макилроя, короткого, толстого ирландца, прической и выражением лица смахивавшего на веселого забулдыгу-монаха, означало, что капитан очень озабочен и собрал военный совет. Способности Макилроя не ограничивались машинами возвратно-поступательного действия. За пухлым, вечно смеющимся лицом скрывался ум, наверно самый проницательный на "Кампари". Тут я учитываю и мистера Джулиуса Бересфорда, который наверняка обладал достаточно проницательным умом, чтобы сколотить свои три сотни миллионов или сколько там у него было.
- Садитесь, мистер, садитесь, - проворчал Буллен. "Мистер" не означал, что я в черных списках, просто еще одно свидетельство озабоченности капитана. - Никаких пока следов Бенсона?
- Совершенно никаких.
- Чертов рейс! - Буллен махнул рукой на поднос с бутылкой виски и стаканами. - Угощайтесь, мистер, - непривычная щедрость и либеральность - лишнее доказательство, как он озабочен.
- Благодарю, сэр, - я угостился от души - когда еще такой случай представится? - и спросил: - Что мы будем делать с Броунеллом?
- Какого черта вы это спрашиваете? Что мы будем делать с Броунеллом? У него нет родственников, уведомлять некого, никаких разрешений испрашивать не нужно. В главную контору сообщили. Погребение в море, на рассвете, пока не поднялись и не пронюхали пассажиры. Чтобы не испортить им их проклятый рейс.
- Не лучше ли доставить его в Нассау, сэр?
- Нассау? - он уставился на меня поверх своего стакана, потом осторожно поставил его на стол. - Разве из-за того, что один парень отдал концы, мы все теперь должны с ума посходить?
- Нассау или любая другая британская территория. Или Майами. Любое место, где компетентные власти, полицейские то бишь, смогут разобраться в деле.
- В каком деле, Джонни? - осведомился Макилрой, склонив на бок круглую, как мяч, голову.
- Вот именно, в каком деле? - тон Буллена был совершенно иной, нежели у Макилроя. - Просто потому, что поисковая партия до сих пор не нашла Бенсона, вы...
- Я распустил поисковую партию, сэр. Буллен откинулся назад на своем кресле, упершись о стол ладонями выпрямившихся рук.
- Вы распустили поисковую партию, - ласково сказал он. - А кто, черт возьми, дал вам право делать что-нибудь подобное?
- Никто, сэр. Но я...
- Зачем ты это сделал, Джонни? - снова вмешался Макилрой очень спокойно.
- Потому что мы никогда уже не увидим Бенсона. Живым то есть. Потому что он мертв. Убит.
Секунд десять никто ничего не говорил. Холодный воздух с необычно громким шумом вырывался из решетки кондиционера. Наконец, капитан спросил охрипшим голосом:
- Бенсон убит? Что вы хотите сказать этим "убит"?
- Хочу сказать, что его прикончили.
- Прикончили? Прикончили? - Макилрой беспокойно заерзал на своем диванчике. - Ты его видел? У тебя есть доказательства? Откуда ты можешь знать, что его прикончили?
- Я его не видел. И у меня нет никаких доказательств. Ни малейшей улики, - я взглянул на Каммингса, который не спускал с меня глаз, сцепив неожиданно побелевшие пальцы, и вспомнил, что Бенсон уже двадцать лет был его лучшим другом. - Но у меня имеются доказательства, что Броунелл был убит сегодня вечером. И я могу связать эти два убийства.
На этот раз молчание тянулось еще дольше.
- Вы сошли с ума, - в конце концов с искренней убежденностью сказал Буллен. - Теперь, видите ли, и Броунелл тоже убит. Вы сошли с ума, мистер, помешались в своем сыщицком рвении. Вы слышали, что сказал доктор Марстон? Крупное кровоизлияние в мозг. Конечно, он не более чем врач с сорокалетним стажем. Откуда ему знать...
- Может, вы дадите мне все-таки закончить, сэр? - прервал я, словно соревнуясь с ним в грубости. - Знаю, что он врач. Также знаю, что у него неважно со зрением. А у меня все в порядке. Я заметил то, что он упустил: грязное пятно на воротничке рубашки Броунелла. Разве на этом корабле кто-нибудь хоть раз видел Броунелла с грязным воротничком? Красавчиком Броунеллом его ведь не так просто прозвали. Кто-то со страшной силой стукнул его чем-то тяжелым сзади по шее. Кроме того, я увидел небольшой синяк у него под левым ухом. Когда его доставили в кладовую, мы вместе с боцманом там его осмотрели и обнаружили точно такую же ссадину под правым ухом и песчинки под воротничком. Кто-то оглушил его мешком с песком, а потом, пока он был без сознания, пережал сонные артерии, и он умер. Пойдите и убедитесь сами.
- Чур, не я, - пробормотал Макилрой. Видно было, что даже ему изменило привычное самообладание. - Чур, не я. Я этому верю, полностью. Все это очень просто проверить. Верю, но все же не могу смириться.
- Что за чертовщина, старший? - Буллен сжал кулаки. - Ведь доктор сказал, что...
- Я не врач, - прервал его Макилрой, - но чувствую, что в обоих случаях симптомы практически одни и те же. Старину Марстона не в чем винить, - Буллен проигнорировал эти слова, смерив меня строгим начальственным взглядом.
- Слушайте, мистер, - задумчиво сказал он. - Вы что, переменили мнение? Когда я там был, вы же согласились с доктором Марстоном. Вы даже сами выдвинули предположение о сердечном приступе. Вы не показывали вида...
- Там были мисс Бересфорд и мистер Каррерас. Не хотел, чтобы они что-нибудь заподозрили. Если по кораблю пройдет слух, что мы подозреваем убийство, тогда убийцы окажутся вынужденными срочно принять меры, чтобы нанести нам упреждающий удар. Не знаю уж, что бы там они сделали, но, судя по прежним их действиям, предполагаю, что это нечто чертовски малоприятное.
- Мисс Бересфорд? Мистер Каррерас? - Буллен прекратил сжимать кулаки, но было видно, что в любой момент он может возобновить свое занятие. Мисс Бересфорд вне всяких подозрений. Но Каррерас? И сын его? Только сегодня взошли на борт и при столь необычных обстоятельствах. Тут может быть какая-то связь.
- Нет ее. Я проверял. Каррерасы, и старший и младший, все два часа до того, как мы нашли Броунелла, провели сначала в салоне, а потом в телеграфном салоне. У них железное алиби.
- Кроме того, это было бы уж слишком очевидно, - согласился Макилрой. - Мне кажется, капитан, пришло время нам снять фуражки перед мистером Картером. Пока мы тут рассиживались и били баклуши, он бегал по всему кораблю и, кроме того, работал головой.
- Бенсон, - сказал капитан Буллен, не продемонстрировав желания снять фуражку. - Причем здесь Бенсон? Тут какая связь?
- Вот какая, - я подпихнул к нему лежавший на столе блокнот с бланками радиограмм. - Я проверил последнюю радиограмму, дошедшую до мостика. Обычное сообщение о погоде. Время 20.07. Но позже в этом блокноте было записано еще одно послание, как обычно - через копирку. Текст неразличим, но людям с современным криминалистическим оборудованием прочесть его - детская забава. Различим только отпечаток двух последних цифр. Поглядите сами. Совершенно ясный. Тридцать три. Это означает 20.33. В этот момент пришло сообщение настолько срочное, что Броунелл не стал ждать, как положено, вестового с мостика, а решил сам передать его по телефону. Вот почему он тянулся рукой к трубке, а не потому, что внезапно почувствовал себя плохо. И тут его убили. Кто бы это ни был, ясно, что он должен был убить. Просто оглушить Броунелла и выкрасть радиограмму он не мог, поскольку, придя в себя, тот немедленно передал бы ее содержание на мостик. Следовательно, это было, - добавил я задумчиво, чертовски важное сообщение.
- Бенсон, - нетерпеливо повторил Буллен. - Как насчет Бенсона?
- Бенсон оказался жертвой собственной привычки. Хью тут говорил, как Бенсон непременно выходил покурить на палубу между половиной девятого и без двадцати девять, пока пассажиры обедают. Обычное место его прогулки как раз под радиорубкой. Радиограмма пришла, и Броунелл был убит как раз в течение этих минут. Должно быть, Бенсон услышал или увидел что-то странное и пошел проверить. Возможно, он даже стал свидетелем убийства. Поэтому тоже должен был умереть.
- Но почему? - возмутился Буллен. - Он все еще не верил ни единому моему слову. - Почему, почему, почему? Почему его убили? Почему это сообщение было так отчаянно важно? Вся эта история - бред сумасшедшего. И что, в конце концов, могло быть в этой радиограмме?
- Чтобы выяснить это, нам и надо идти в Нассау, сэр.
Буллен посмотрел на меня, потом на стакан, решил, очевидно, что предпочитает его содержимое мне, вернее тем дурным новостям, что я принес, и в два глотка с ним расправился.
Макилрой к своему не притронулся. Целую минуту, наверно, он крутил его в руках, рассматривал и наконец сказал:
- Ты немногое упустил, Джонни. Но об одном все же не подумал. Сейчас на вахте в радиорубке Питере, не так ли? Откуда тебе известно, что то же сообщение не придет снова? Может быть, оно требовало подтверждения о приеме. Если это так и подтверждения не было, наверняка оно придет еще раз. Где в таком случае гарантия, что с Питерсом обойдутся повежливее?
- Боцман - гарантия, стармех. Он сидит в укромном уголке в десяти ярдах от радиорубки со свайкой в руке и жаждой мести в сердце. Эти дети гор - весьма злопамятный народ. Вы знаете Макдональда. Упокой, господи, душу каждого, кто осмелится появиться невдалеке от радиорубки.
Буллен плеснул себе еще виски, устало улыбнулся и взглянул на широкую коммодорскую нашивку на рукаве своего кителя.
- Мистер Картер, мне сдается, нам пора меняться кителями, - в его устах это было самое глубокое извинение, на которое он мог отважиться. Обычно его не хватало и на это. - Как вам понравится с этой стороны моего стола?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36