- Удивлен? А ты знаешь, что у тебя разбита коленная чашечка, и ты пойдешь по-настоящему не раньше, чем через несколько недель? - По-настоящему он никогда не пойдет.
- Да, неудобно получается. Доктор Марстон тут мне излагал насчет этого Каррераса и его планов. Парень, видно, рехнулся.
- Похоже на то. Но рехнулся он или нет, что его может остановить?
- Возможно, погода. На улице свежо.
- Погода его не остановит. При его идиотской целеустремленности. Но я попытаюсь это сделать сам.
- Ты? - во время разговора Макдональд повысил голос, но сейчас вдруг перешел на шепот. - Ты? С раздробленной костью? Да как ты сможешь...
- Она не раздроблена, - я рассказал ему о своем обмане. - Мне кажется, я смогу заставить работать ногу, если не придется слишком много лазать.
- Понятно. А что за план, сэр?
Я изложил свой план. Он решил, что я чокнулся, как и Каррерас, и принялся было меня отговаривать, но вынужден был согласиться, что это единственный выход, и даже внес свои уточнения. Мы как раз вполголоса обсуждали их, когда распахнулась дверь, охранник ввел в лазарет Сьюзен Бересфорд и вышел, захлопнув дверь за собою.
- Где вы были весь день? - спросил я тоном прокурора.
- Я видела пушки, - она была бледна и, кажется, совсем позабыла свой гнев на меня за сотрудничество с Каррерасом. - Большую он поставил на корме, а поменьше - на носу. Они сейчас накрыты брезентом. А весь день я провела с мамой, папой и всеми остальными.
- Как там наши пассажиры? - полюбопытствовал я. - Бесятся, что их умыкнули, или наоборот в восторге от этого приключения? Подумать только: такой аттракцион на борту "Кампари" - и бесплатно, будет о чем вспоминать до конца дней своих. Я уверен, что большинство из них испытывает большое облегчение в связи с тем, что Каррерас не требует выкупа.
- Большинство из них вовсе не испытывает никакого облегчения, - возразила Сьюзен. - Они так страдают от морской болезни, что им уже все равно, жить или умирать. Да я и сама ощущаю нечто подобное.
- Привыкните, - бодро успокоил ее я. - Скоро все привыкнете. Я хочу, чтобы вы кое-что для меня сделали.
- Что, Джон? - непривычная покорность в голосе, вызванная, естественно, усталостью, обращение по имени - все это не могло не заинтересовать боцмана, но когда я бросил на него взгляд, он невозмутимо рассматривал перед собой переборку, на которой абсолютно нечего было рассматривать.
- Получите разрешение сходить к себе в каюту. Скажите, что идете за одеялами, очень замерзли вчера ночью. Суньте между одеял вечерний костюм вашего отца. Только не летний, а темный. Ради всего святого, удостоверьтесь, что за вами не следят. У вас есть темные платья?
- Темные платья? - она вздрогнула. - Почему...
- Бога ради, - раздраженно прошептал я. Снаружи доносились голоса. Отвечайте же!
- Черное платье для коктейля.
- Принесите и его. Она серьезно посмотрела на меня.
- Не могли бы вы все же объяснить мне...
Распахнулась дверь, и вошел Тони Каррерас, ловко сохраняя равновесие на качающейся палубе. Под мышкой он прятал от дождя сложенную карту.
- Добрый вечер, - голос его звучал достаточно бодро, но выглядел он весьма бледно. - Картер, вам задание от отца. Вот координаты "Тикондероги" сегодня в 8.00 и 16.00. Нанесите их на карту и посмотрите, держится ли она предписанного ей курса.
- "Тикондерога" - это, следовательно, название корабля, который мы должны перехватить?
- Еще какие вопросы?
- Но... но координаты, - озадаченно промолвил я, - какого черта они вам известны? Уж не скажете же вы, что сама "Тикондерога" передает вам свои координаты? Неужели радисты на этом корабле...
- Мой отец думает обо всем, - спокойно прервал меня Тони Каррерас. Практически обо всем. Я уже говорил вам, что он выдающийся человек. Мы ведь собираемся попросить "Тикондерогу" остановиться и разгрузиться. Вы как думаете, нам будет очень приятно, если они станут отбивать 8051 в эфир, когда мы дадим предупредительный выстрел перед их носом? С радистами "Тикондероги" произошел небольшой несчастный случай перед отходом судна из Англии, и их пришлось заменить на, скажем, более подходящих людей.
- Небольшой несчастный случай? - задумчиво повторила Сьюзен. Несмотря на то, что она была бледна, как мел, от морской болезни и от волнения, я видел ясно, что она не боится Каррераса. - Что за несчастный случай?
- С любым из нас может такой случиться, мисс Бересфорд, - Тони Каррерас все еще улыбался, но почему-то вдруг потерял свое мальчишеское очарование. Лицо его ничего не выражало, единственное, на что я обратил внимание, были его странно помутневшие глаза. Более чем когда-либо я был уверен, что у молодого Каррераса не все в порядке с глазами, и более чем когда-либо был уверен, что дефект его зрения заключался не в самих глазах, которые лишь выражали некое отклонение от нормы, лежавшее значительно глубже. - Ничего серьезного, уверяю вас. Каждого из них убили не больше одного раза. Один из замены не только радист, но и опытный штурман. Мы не видели причины, почему нам не следует воспользоваться этим фактом, чтобы иметь свежую информацию о положении "Тикондероги". И мы ее имеем - каждый час.
- Ваш отец ничего не оставляет на волю случая, - признал я. - За тем исключением, что он зависит от меня - единственного опытного штурмана на корабле.
- Он не знал, да и как он мог знать, что все остальные офицеры "Кампари" окажутся столь... э-э... безрассудными. Мы, и мой отец и я, питаем отвращение к убийству любого рода. - Опять несомненное впечатление искренности, но я уже начинал понимать, что он действительно искренен, просто критерии того, что считать убийством, а что нет, у нас совершенно несопоставимы. - Мой отец также хороший штурман, но он, к сожалению, слишком сейчас занят. Он у нас единственный моряк-профессионал.
- А остальные разве нет?
- Нет, к сожалению. Но они отлично справляются со своей задачей смотреть, чтобы профессиональные моряки, ваши моряки, делали свое дело как положено.
Это было утешительное известие. Если Каррерас и дальше будет упрямо гнать "Кампари" на такой скорости, практически каждый, кто не является профессиональным моряком, испытает весьма болезненные ощущения. Это могло помочь мне в моих ночных трудах. Я поинтересовался:
- А что случится с нами, когда вы, наконец, погрузите это проклятое золото?
- Свалим вас всех на "Тикондерогу", - лениво ответил он. - Что еще?
- Да? - развеселился я. - Чтобы мы тут же смогли сообщить на все корабли о том, что "Кампари"...
- Сообщайте кому угодно, - безмятежно согласился он. - Думаете, мы сошли с ума? Мы бросим "Кампари" в то же утро: рядом у нас уже будет другой корабль. Поймите, наконец, что Мигель Каррерас ошибок не допускает.
Я промолчал и занялся картами, а Сьюзен попросила разрешения принести одеяла. Он с улыбкой предложил проводить ее, и они вышли вместе. Когда через несколько минут они вернулись, я уже нанес координаты на карту и убедился, что "Тикондерога" идет тем самым курсом. Вручил карту Каррерасу, он поблагодарил меня и ушел.
В восемь часов вечера появился обед. Это, конечно, была лишь бледная тень тех обедов, которыми славился "Кампари". Антуан никогда не блистал, когда стихия восставала против него, и все же обед был вполне приличен. Сьюзен не стала есть. Я подозревал, что ей очень плохо, но она умалчивает об этом. Миллионерская дочка или нет, она не была капризным ребенком и не жалела себя, чего я скорее всего ожидал бы от дочери Бересфордов. Сам я не был голоден, в животе у меня завязался какой-то узел, не имевший ничего общего с качкой. Но опять-таки для того, чтобы набраться сил, я плотно пообедал. Макдональд набивал рот, будто неделю не видал еды. Буллен, привязанный ремнями к кровати, метался в беспокойном сне, продолжая бормотать что-то себе под нос.
В девять часов Марстон спросил:
- Не пора ли выпить кофе, Джон?
- Самое время, - согласился я. Бросилось в глаза, что у доктора дрожат руки. После стольких лет ежевечернего принятия порядочной дозы рома нервы его не годились для таких дел.
Сьюзен принесла пять чашек кофе - по одной за раз - дикая качка "Кампари", удары, от которых все тряслось и дребезжало, исключали возможность нести в руках больше, чем одну чашку. Одну для себя, одну для Макдональда, одну для Марстона, одну для меня и одну для охранника, того же молодца, который стоял на часах и минувшей ночью. Нам четверым - сахар, охраннику - чайную ложку белого порошка из запасов Марстона. Сьюзен отнесла ему чашку.
- Как наш приятель? - осведомился я, когда она вернулась.
- Зеленый, почти как я, - она попыталась улыбнуться, но без особого успеха. - Очень обрадовался.
- Где он там?
- В проходе. Сидит на полу в углу, автомат на коленях.
- Как скоро подействует ваше снадобье, доктор?
- Если он сразу все выпьет, минут через двадцать. И не спрашивайте меня, пожалуйста, сколько времени оно будет действовать. Люди так отличаются друг от друга, что я не имею ни малейшего представления. Может быть, полчаса, а может - и все три. Никакой уверенности тут быть не может.
- Вы сделали все, что смогли. Кроме самого последнего. Снимите повязку и эти проклятые шины, сделайте милость.
Он нервно взглянул на дверь.
- Если кто-нибудь войдет...
- Ну и что тогда? - нетерпеливо прервал его я. - Даже если мы рискнем и проиграем, нам будет не хуже, чем до того. Снимайте!
Марстон принес стул, уселся поудобнее, просунул лезвие ножниц под повязку, державшую шины, и несколькими быстрыми ловкими движениями вскрыл бинты. Повязка развалилась, обнажив шины, и в этот момент открылась дверь. Тони Каррерас быстро пересек каюту и склонился, осматривая в задумчивости мою конечность. С тех пор, как я его видел, он стал еще бледнее.
- Добрый эскулап трудится и в ночную смену? Какие-то неприятности с вашими пациентами, доктор?
- Неприятности? - хрипло переспросил я. Полуприкрытые глаза, искаженный невыносимой болью взгляд, прикушенная губа, сжатые кулаки, бессильно покоящиеся на одеяле - сцена под названием "Картер в агонии". Я надеялся, что не переигрывал. - Ваш отец сошел с ума, Каррерас? - я совсем закрыл глаза и подавил, но не совсем, готовый вырваться стон, в то время как "Кампари", скатившись с особенно высокой волны в очередной раз уткнулся в набегавшую за ней. Толчок, сопровождавшийся дрожью всего стального тела корабля, был так силен, что чуть не свалил Каррераса с ног. Даже сквозь плотно закрытую дверь, покрывая завывания ветра и шум дождя, звук от удара прозвучал как орудийный выстрел, и весьма недалекий. - Он что, хочет нас всех прикончить? Почему ему, черт возьми, не замедлить ход?
- Мистер Картер очень страдает, - участливо сказал Марстон. Каковы бы ни были его способности во врачебном ремесле, суть дела он схватывал мгновенно, а не поверить обладателю столь чистых, мудрых, голубых глаз и великолепной седой шевелюры было просто невозможно. - Правильнее будет даже сказать - он в агонии. У него, как вы знаете, осложненный перелом бедра. - Чуткими пальцами он прикоснулся к окровавленным бинтам, и Каррерас, естественно, сразу понял, как плохо обстояло дело. - Каждый раз, как корабль резко наклоняется, сломанные концы кости трутся друг о друга. Можете вообразить, что это такое, хотя нет, сомневаюсь, что вы сможете. Я хочу переставить и укрепить шину, чтобы намертво зафиксировать ногу. Одному, да еще в таких условиях, это непосильная работа. Может, вы мне поможете?
Моментально я изменил свое мнение о проницательности Марстона. Он, конечно, хотел рассеять все сомнения, которые могли возникнуть у Каррераса, но хуже способ придумать было трудно. В том смысле, если бы Каррерас предложил свою помощь, уходя, он наткнулся бы на спящего часового.
- Извините, - никакая музыка не сравнилась бы для меня мелодичностью с единственным произнесенным Каррерасом словом. - У меня совсем нет времени. Нужно проверить посты и все такое. Кроме всего прочего, именно для этого сюда прислана мисс Бересфорд. Если уж у вас ничего не выйдет, вгоните ему дозу морфия посолидней. - Через пять секунд его уже не было в каюте. Марстон подмигнул мне.
- Куда как менее любезен, чем раньше. И часто, интересно, намерен он нас развлекать этими явлениями Христа народу?
- Он озабочен, - пояснил я. - Кроме того, он немного напуган и, слава богу, даже больше, чем немного, изнурен морской болезнью. Но при всем при том он еще крепко держится. Сьюзен, сходите заберите у часового его чашку и взгляните, действительно ли Каррерас ушел.
Она возвратилась через пятнадцать секунд.
- Он ушел. На горизонте никого. - Я перекинул ноги через край койки и встал. Спустя мгновение тяжело грохнулся на пол, едва не задев головой стальной угол койки Макдональда. Тому нашлось четыре причины: внезапный резкий крен палубы, окостенелость суставов обеих ног, совершенный паралич левой и острая боль, огнем ожегшая бедро, как только я коснулся ногой палубы.
Вцепившись пальцами в койку боцмана, подтянул к себе ноги и предпринял еще одну попытку. Марстон поддерживал меня под руку, и его помощь оказалась весьма кстати. Она позволила мне упасть на этот раз не на пол, а на собственную койку. Лицо Макдональда оставалось безучастным. Сьюзен готова была расплакаться. По некой непонятной причине это придало мне сил. Я резко распрямился, как складной нож с сильной пружиной, ухватился за спинку койки и сделал шаг.
Ничего хорошего. Я был сделан не из железа. С качкой еще можно кое-как справиться, суставы тоже начали понемногу отходить. Даже страшную слабость в левой ноге я мог до какой-то степени игнорировать. Скачи на одной ножке - и дело с концом. Но боль игнорировать сложно. Я, как и все другие, обладаю нервной системой, по которой распространяется боль, и она у меня работала на пределе. Саму-то боль, пожалуй бы, и стерпел, но каждый раз, когда ставил левую ногу на палубу, от этой варварской пытки у меня дьявольски кружилась голова, я едва не терял сознание. Несколько таких шагов, и действительно упаду в обморок. Я смутно догадывался, что это имеет какое-то отношение к ослабившей меня потере крови.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36