Что-то, с силой и энергией чугунной бабы копра, ударило мне в левую ногу, опрокинув меня на стойку бара. Я ударился головой о металлический угол стойки, и звук барабанной дроби затих вдали.
Вонь сгоревшего пороха и могильная тишина. Еще до того, как ко мне полностью вернулось сознание, до того, как я открыл глаза, их я уже почувствовал - запах пороха и неземную тишину. С трудом продрал глаза и, уперев руки в пол, стал медленно подтягивать под себя ноги и поднимать голову, пока не сумел прислониться спиной к стойке. Встряхнул головой, чтобы прийти в себя. Но совсем забыл, что, впрочем, вполне понятно, о своей шее. Острая боль мигом прочистила мне голову.
Прежде всего я увидел пассажиров. Все они очень тихо лежали, распростершись на ковре. На какое-то жуткое мгновение мне показалось, что они мертвы, скошены разящими очередями автоматов. Затем заметил, как мистер Гринстрит, муж миссис Харбрайд, приподнял голову и оглядел комнату осторожным и пугливым глазом. Именно глазом, второй он почему-то не открывал. В любое другое время это было бы страшно смешно, но в данный момент мне было совсем не до смеха. Видимо, пассажиры догадались лечь, а еще вернее, инстинкт самосохранения бросил их на пол в тот самый момент, когда загрохотали автоматы, и только теперь они осмелели настолько, что начали поднимать головы. Я заключил, что пролежал без сознания не больше нескольких секунд.
Скосив взгляд вправо, увидел: Каррерас с сыном стоял там же, где и раньше, только Тони Каррерас теперь держал в руке пистолет. Мой пистолет. За ними кучей лежали и сидели пострадавшие: Сердан, подстреленная мною "сиделка" и еще трое.
Томми Вильсон, веселый, беспечный, удачливый Томми Вильсон, был мертв. Не рассказывать ему больше о своих береговых похождениях.
Можно было уверенно сказать, что он мертв, и без близорукого доктора Марстона. Он лежал на спине, простроченный автоматной очередью поперек груди. Должно быть, он принял на себя главный удар из этого шквала огня. А ведь Томми даже не поднимал пистолета!
Рядом с Томми, на боку лежал Арчи Макдональд, лежал совершенно неподвижно, слишком даже неподвижно на мой взгляд. Ко мне он повернулся спиной, и я не видел пулевых отверстий, но мне показалось, что он, так же как и Вильсон, уже расстался с жизнью. Ведь я видел, как капает на ковер кровь у него с шеи.
Капитан Буллен, напротив, сидел. И был к тому же жив, но на его шансы остаться в живых я не поставил бы и гнутого пенса. Он был в полном сознании, на губах застыла натянутая улыбка, белое, как мел, лицо искажено болью. От плеча и до пояса весь его правый бок был залит кровью, так залит, что я даже не мог заметить, где в него вонзились пули. Но ярко-красные пузыри на искривленных губах заметил. Это означало, что у него прострелено легкое.
Потом снова посмотрел на них троих: Буллена, Макдональда и Вильсона. Трех лучших людей трудно было найти, трех лучших товарищей по плаванию найти было невозможно. Они ничего этого не хотели: крови, страданий и смерти. Они хотели только получить возможность спокойно и мирно делать свою работу. Настоящие труженики, глубоко порядочные люди, они не искали насилия, они не думали о насилии, и вот теперь лежали тут, мертвые и умирающие. У Макдональда и Буллена - жены и дети, у Томми Вильсона - невеста в Англии и девушка в каждом порту обеих Америк. Я смотрел на них и не чувствовал ни сожаления, ни горя, ни гнева, ни ярости. Ощущал лишь озноб и какую-то странную непричастность ко всему этому. Я перевел взгляд на Каррерасов и Сердана и произнес про себя клятву. Мое счастье, что ни один из Каррерасов не слышал этой клятвы. Они были умные, предусмотрительные люди и пристрелили бы меня на месте.
Совершенно не чувствуя боли, вспомнил о том чугунном снаряде, что швырнул меня на стойку, и посмотрел на свою ногу. От середины бедра и вниз за колено брюки были залиты кровью так, что на них не оставалось и белого пятнышка. Ковер вокруг ноги пропитался кровью. Ковер этот, как я смутно припомнил, стоил больше десяти тысяч фунтов, а обращались с ним не слишком бережно. Лорд Декстер пришел бы в ярость. Я снова посмотрел на ногу и ощупал мокрую штанину. В ней обнаружил три дырки. Столько же, следовательно, было и у меня в ноге. Я решил, что боль придет позже. Очень много крови, слишком много крови, уж не артерия ли перебита?
- Леди и джентльмены, - говорил Каррерас-старший, и хотя рука наверняка причиняла ему адские мучения, на лице это никак не отражалось. От ярости и злобы, которые душили его так недавно, не осталось и следа. Он снова обрел спокойствие, был вежлив, но решителен, и полностью контролировал положение.
- Я сожалею о случившемся, глубоко сожалею, - он показал рукой на Буллена, Вильсона, Макдональда и меня. - Своим безрассудством капитан Буллен навлек на себя и своих людей расправу, которая совершенно не входила в наши планы. - К этому времени большинство пассажиров уже поднялось. Я видел, как стоящая рядом с отцом Сьюзен Бересфорд смотрит на меня широко раскрыв глаза, как будто не узнавая. - Я также сожалею о том, что нам пришлось так огорчить вас, а вам, мистер и миссис Бересфорд, я приношу свои самые искренние извинения за то, что испортил ваш вечер. Вашу любезность следовало вознаградить не таким образом.
- Прервите ради бога свой поток красноречия, - вмешался я. Голос напоминал скорее не мой собственный, а карканье простуженной вороны. Окажите помощь капитану Буллену. У него прострелено легкое.
Каррерас оценивающе посмотрел на меня, потом на Буллена, потом снова на меня.
- У вас есть одно неотъемлемое качество, мистер Картер, задумчиво сказал он, наклонившись над моей раненой ногой. - Ранены три раза и судя по всему весьма тяжело, и все же в состоянии заметить такую ничтожную деталь, как кровавый пузырек на губах капитана Буллена. Я донельзя доволен тем, что вы лишены способности действовать. Будь у вашего капитана весь экипаж составлен из людей вроде вас, я от "Кампари" держался бы подальше. Что касается доктора, то он скоро здесь будет. Он оказывает помощь вашему человеку на мостике.
- Джеймисону? Третьему помощнику?
- Мистеру Джеймисону теперь уже никто не поможет, - сухо объяснил Каррерас. - Он, как и капитан Буллен, вообразил себя героем. Как и капитан Буллен, поплатился за свою глупость. У рулевого задело руку шальной пулей, - он повернулся к пассажирам. - О собственной безопасности вам беспокоиться не следует. "Кампари" отныне целиком у меня в руках и впредь останется. Вы, однако, в мои планы не входите и будете через два-три дня пересажены на другой корабль. До тех пор вы будете жить, спать и питаться в этой комнате. Я не могу позволить себе приставить часового к каждой каюте. Матрасы и одеяла вам принесут. Если вы будете сотрудничать, то сможете прожить с относительным комфортом. Бояться, во всяком случае, вам больше нечего.
- В чем смысл этого дикого преступления, Каррерас? - голос Бересфорда дрожал. - Эти головорезы, эти убийцы. Кто они? Зачем они здесь? Откуда они появились? Что вы собираетесь делать? Вы сошли с ума! Неужели вы не понимаете, что из этого дела вам не выпутаться?
- Пусть эта мысль служит вам утешением. А, доктор, вот и вы! - он протянул перевязанную носовым платком руку. - Посмотрите, пожалуйста.
- Пошли вы к черту с вашей рукой, - с горечью порекомендовал ему доктор Марстон. Старина выглядел совсем неважно. Как видно, зрелище убитых и умирающих сильно подействовало ему на нервы, но ответил он молодцом. Тут есть люди и с более тяжелыми ранениями. Я должен...
- Вы должны лишь понять, что отныне я, и только я, отдаю приказания на "Кампари", - прервал его Каррерас. - Мою руку. И сейчас же. А, Хуан! - это уже к высокому, худому, смуглому человеку, который только что вошел со сложенной картой в руках. - Отдай ее мистеру Картеру. Да, да, вот этому. Мистер Картер, капитан Буллен сказал, а я, кстати, знал об этом уже давно, что мы направляемся в Нассау и будем там меньше, чем через четыре часа. Проложите-ка курс так, чтобы мы обошли Нассау с востока, потом между островами Большой Абако и Эльютера и дальше на норд-норд-вест в Северную Атлантику. А то я что-то подрастерял свои штурманские навыки. Отметьте примерно времена смены курса.
Я взял карту, карандаш, штурманскую линейку и положил карту на колени. Каррерас недоуменно на меня посмотрел.
- Так что, мы обойдемся без высказываний типа "прокладывайте ваш чертов курс сами"?
- Какой смысл? - устало спросил я. Вы же можете выстроить в ряд всех пассажиров и, не моргнув глазом, стрелять по одному, если я откажусь сотрудничать.
- Приятно иметь дело с человеком, так чутко улавливающим очевидное, улыбнулся Каррерас. - Только вы явно преувеличиваете мою свирепость. Позднее, мистер Картер, когда любезный доктор окажет вам помощь, я помещу вас на мостике. Чрезвычайно печально, но вы - единственный оставшийся в нашем распоряжении офицер.
- Вам придется поместить на мостик кого-нибудь другого, - возразил я. - У меня раздроблена берцовая кость.
- Что? - он пристально посмотрел на меня.
- Чувствую, как внутри ноги трутся осколки, - я скорчил гримасу, чтобы до него доходчивей дошло, как трутся осколки кости. - Доктор Марстон может подтвердить.
- Хорошо, мы подумаем, как это можно устроить по-другому, - неожиданно легко согласился Каррерас. Доктор Марстон принялся за его руку, и он поморщился. - Что, указательный палец придется удалять?
- Не думаю. Небольшая операция под местным наркозом, и я думаю, что спасу его. - Каррерас и не подозревал о грозившей ему опасности. Наиболее вероятным исходом затеянной Марстоном операции была потеря всей руки. - Но ее надо делать в лазарете.
- Тогда пора нам перейти в лазарет. Тони, проверь машинное отделение, радар, посмотри, как охраняют свободных от вахты. Потом отнеси карту на мостик и следи, чтобы рулевой вовремя изменял курс. Убедись, что оператор радара под наблюдением и докладывает о любой замеченной мелочи. Наш друг мистер Картер вполне способен проложить курс таким образом, что мы на всех парах врежемся в самую середину острова Эльютера. Пусть двое отведут мистера Сердана в его каюту. Доктор Марстон, можно этих людей перенести в лазарет без риска для их жизней?
- Не знаю, - Марстон закончил временную перевязку руки Каррераса и подошел к Буллену. - Как вы себя чувствуете, капитан?
Буллен поднял на него тусклые глаза. Он силился улыбнуться, но ему удалось изобразить лишь вымученную гримасу. Попытался ответить, но не смог, только свежие кровавые пузыри появились на губах. Марстон ножницами разрезал рубашку капитана, осмотрел его грудь и сказал:
- Пожалуй, можно рискнуть. Пару ваших парней, Каррерас, покрепче. Смотрите, не жмите ему на грудь.
Он отошел от Буллена, склонился над Макдональдом и почти сразу же выпрямился.
- Этого спокойно можно переносить.
- Макдональда? - изумился я. - Боцмана? Он разве жив?
- Он ударился головой. Ушиб, возможно сотрясение мозга, может даже череп поврежден, но жить он будет. Еще у него рана в колене, тоже ничего серьезного.
Я почувствовал, будто кто-то снял с меня непосильный груз. Боцман был мой друг, хороший друг вот уже много лет. И, кроме того, когда с тобой рядом Арчи Макдональд, все возможно.
- А мистер Картер? - осведомился Каррерас.
- Не трогайте мою ногу, - завопил я. - Сначала сделайте укол.
- Возможно, он прав, - пробормотал Марстон, подойдя поближе. - Не так уж много крови. Тебе повезло, Джон. Если бы была затронута артерия, ты бы уже отошел в лучший мир, - он с сомнением посмотрел на Каррераса. - Я думаю, его можно переносить. Только боль будет ужасной.
- Ничего, мистер Картер у нас стойкий, - нелюбезно оборвал его Каррерас. Конечно, не его кость была раздроблена. Он уже и так целую минуту пробыл добрым самаритянином, и нагрузка оказалась ему непосильной. Мистер Картер выкарабкается.
7. Среда. 20.30. - Четверг. 10.30.
Я и вправду остался в живых, но скорее не благодаря, а вопреки тому обращению, которому подвергся по пути в лазарет. Лазарет находился по левому борту на две палубы ниже салона. На втором трапе один из тащивших меня парней поскользнулся, и дальнейшие события вплоть до пробуждения на койке прошли мимо моего угасшего сознания.
Как и все другие помещения на борту "Кампари", лазарет обставляли, не считаясь с затратами. Большая комната, двадцать на шестнадцать футов, с привычным на корабле персидским ковром во весь пол и стенами пастельных тонов была украшена настенными фресками, изображавшими плавание, водные лыжи и тому подобные спортивные развлечения счастливых обладателей крепких мускулов и несокрушимого здоровья - ловкая выдумка, будившая у любого, имевшего несчастье попасть на одну из трех коек лазарета, настоятельное желание встать на ноги и выбраться оттуда как можно скорее. Только сами койки, стоявшие изголовьями к иллюминаторам, выпадали из ансамбля: это были обычные металлические больничные койки, единственная уступка вкусам оформителя заключалась в том, что они были выкрашены той же краской, что и переборки. В дальнем от двери конце комнаты стоял стол старины Марстона с двумя стульями, ближе к двери вдоль внутренней переборки - складная кушетка, предназначенная для консультаций пациентов и несложных хирургических операций. Дверь между столом и кушеткой вела в два меньших помещения: амбулаторию и зубной кабинет. Я знал это, поскольку совсем недавно промучился три четверти часа в зубоврачебном кресле, пока Марстон обхаживал мой сломанный зуб. Воспоминание об этом событии я сохраню до конца своих дней.
Все три койки были заняты. Капитан Буллен - на койке ближе к двери, дальше боцман, а я в углу, напротив стола Марстона. Все мы лежали на клеенчатых подстилках. Марстон стоял, наклонившись над средней койкой, изучая коленку боцмана. Рядом с ним, держа поднос с инструментами, тампонами и бутылками, содержащими некие жидкости, стояла Сьюзен Бересфорд. Она показалась мне очень бледной. Я слегка удивился, увидев ее здесь. На кушетке сидел молодой человек, щетины которого давно не касалась бритва.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36