Но я смогу вам раздобыть разрешение вернуться во Францию. Я также заплачу вам столько, чтобы вы могли спокойно путешествовать и после этого два года нормально жить в Париже. Взаимен я от вас потребую обещание больше никогда не видеться с господином де Бьенвиллем.
— Я начинаю понимать, как легко продать меня, — сказала девушка и сделала решительный жест. — Но я с вами не согласна. Мне лишь хотелось бы, мсье, уточнить, что значит «нормально жить в Париже»?
— Естественно, мы это сделаем, — согласился с ней Шарль. Они помолчали. Он чувствовал, что она хочет что-то добавить, но не может решиться. Наконец, она повернула голову и сказала:
— Фелисите-Анна! Подойдите к матушке, дитя мое! Ребенок не спеша выбрался из колыбельки и неохотно отправился к матери. Девочка с трудом продвигалась вперед, придерживаясь за край колыбельки. Малышка остановилась и подняла вверх удивительно большие глаза, которые казались еще больше на маленьком бледном личике. Ее испугал его взгляд, и она отвела глаза.
— Я хочу, чтобы малышка Фелисите оставалась здесь. Шарль ле Мойн был настолько поражен, что повернулся на стуле и уставился на молодую мамашу.
— Я вас не понимаю. Только несколько секунд назад вы говорили о жизни здесь с отвращением и страхом. Зачем же вы хотите оставить тут свою малышку-дочь?
— С детьми все происходит по-иному, — казалось, девушка решила защищаться. — Если она тут вырастет, она никогда не будет испытывать те ощущения, что испытываю я. Я вижу, как на улицах играют и смеются дети, и они мне кажутся такими здоровыми и крепкими. То же самое случится с моей Филисите, — она пыталась убедить его в правильности своей точки зрения. — Месье, у меня важные причины, чтобы оставить тут дочь. Если я возьму ее с собой, мне никогда не избавиться от моего прошлого. Неужели я должна вернуться во Францию, чтобы снова стать служанкой? И тогда моя бедная девочка тоже станет служанкой! Месье, я вас умоляю. Подумайте об этом и поверьте, что будет гораздо лучше, если малышка останется здесь.
Она выпрямилась и упрямо взглянула на него.
— Подумайте и о моей судьбе. Я не желаю больше подчиняться приказаниям какой-то мадам, питаться дурной пищей и спать в душных грязных комнатах! Месье, я собираюсь начать жизнь сначала. Я уже даже придумала себе биографию. Конечно, это все выдумка, но, кажется, все задумано умно. Я все тщательно взвесила и считаю, что смогу довести дело до конца. Но если я останусь с ребенком, мне, конечно, никто не поверит. Я беседовала об этом с господином настоятелем, и он меня поддержал.
В словах девушки была определенная логика, и Шарль ле Мойн посчитал, что она, может быть, и права.
— Наверное, девочке будет лучше, если она останется здесь.
— Мне сказали, что многие семьи поселились на ваших землях в Лонгее, — быстро подхватила молодая мать.
— Сейчас в моем поместье живет почти три сотни человек, и там построили двадцать семь домов, — с гордостью заявил ле Мойн. — Может быть, мы найдем семью, которая захочет ее удочерить. Я попытаюсь найти таких людей.
Малышка робко взглянула на него и сделала дрожащий шажок вперед. Он улыбнулся и протянул к ней руки. — Иди сюда. Мадам Хеле, я ей понравился.
— Бедная моя малышка. Месье, вы видите, она не очень симпатична. Но об этом не стоит волноваться. До восьми лет я сама была весьма некрасива, а потом изменилась, — девушка тепло улыбнулась господину Шарлю. — Месье, наверно, можно сказать, что из гадкого птенца выросла вполне привлекательная девушка.
— Вы правы, — поспешил уверить ее господин ле Мойн, — Вы настолько хороши, что вам следует поскорее возвратиться в Париж.
Пока ле Мойн оставался у мадам Хеле, он слышал постоянный шум с улицы. Когда он вышел, то понял, что шум доносится с ближайшего угла. Странный человек расхаживал перед магазином и, не переставая, ругался, а все увеличивающаяся толпа наблюдала за ним с безопасного расстояния.
Этот колоритный персонаж, видимо, принадлежал к торговцам мехами, которые постоянно были видны на улицах Монреаля, хотя в летнюю пору их не должно тут быть. Несколько недель назад уже прошла весьма успешно королевская ярмарка. На нее прибыло почти пятьсот каноэ из Грин Бей. Они проплыли по реке Оттава. Лодки были полны мехами, в основном это были шкурки бобра, выдры, норки и лосевые шкуры. Приехали сотни индейцев и множество французских охотников и трапперов. Они сидели в лодках и громко орали песни о Короле Касторе I (Бобре), и окрестные леса звенели эхом. Купцы приезжали в Монреаль со всех концов колонии и расставляли лавочки и навесы вдоль ограды. В течение десяти дней постоянно шла купля-продажа, бесконечные торги, выпивалось огромное количество спиртного, затевались бесчисленные драки, мужчины «крутили» бесконечные романы. Потом все меха перешли в руки купцов.
Вскоре каноэ отправились в обратный путь, и с ними уплыли охотники. Этот человек был удивительно высокого роста, с копной спутанных рыжих волос, кривым носом и тонкими губами. Выглядел он также странно: был обнажен до пояса, но на нем была потрепанная фетровая шляпа с обвисшими перьями, а гетры, потертые и в заплатах, были сшиты из хорошего сукна. Наверное, чтобы все свое носить с собой, на случай внезапного голода, он обмотал шею копченым угрем.
Этот незаурядный мужчина кипел от ярости. Он прыгал взад и вперед, как будто в каком-то странном танце. Потом он взвивался вверх и перед приземлением щелкал каблуками. И все это сопровождалось пронзительным смехом.
— Идите сюда, городские крысы! — кричал он. — Идите ближе, вы отбросы уличных помоек, и я сниму с каждого его жалкую башку.
Но больше всего он злился на владельцев магазина, которые, видимо, не желали платить ему требуемую цену. Он вопил, что они его ограбили, и что он будет тут стоять и никому не позволит войти в магазин, пока с ним не рассчитаются. Казалось, его вопли совершенно не трогали владельцев лавки. Один из них сидел у окна и внимательно следил за выпадами высокого парня. В одной руке у него было зажато ружье.
— Лжецы! Воры! — продолжал кричать охотник. — Вонючки, принявшие человеческое обличье. Жалкие воришки! Жулики! Убийцы! Я вам привез пятьдесят отличных шкур. Я, Андре Бофий! А вы, вонючие свиньи, отказываетесь платить мне заранее обговоренную цену!
В то время, когда на улице показался хозяин Лонгея, там же оказался молодой человек. Он шел, опустив голову, и не обращал внимания на то, что здесь происходило, до тех пор, пока не оказался в самой гуще восхищенных зрителей перед самой лавкой. Он остановился, услышав громкие крики, поднял голову и нахмурился, увидев бесновавшегося охотника.
— Убирайся отсюда! — вопил Андре Бофий. — Меня обманули! Никто не смеет тут появляться до тех пор, пока эти Иуды, пересчитывающие проклятые серебряники, не выплатят мне все, что положено. Никто здесь не смеет пройти, включая горожан и вас — Жан-Батист ле Мойн, господин де Бьенвилль. Всем следует это запомнить!
Юноша глубоко о чем-то задумался. Его поразила эта тирада, но в то же время она его позабавила.
— Итак, вы — Андре Бофий. Я много слышал о вас, причем не очень лестные отзывы. Что вы тут говорили? Что не позволите никому пройти мимо или войти в лавку? Чушь! Андре Бофий, мне нужно кое-кого навестить на этой улице…, я пройду мимо вас, будьте в этом уверены!
Охотник отставил правую ногу.
— Сделайте только шаг, джентльмен, — заорал он, — и я, Андре Бофий, кто не боится ни людей, ни Бога, ни дьявола, проломлю вам голову!
Шарль ле Мойн с трудом сдерживал себя, чтобы не вмешаться, он понимал, что брат сам должен постоять за себя.
Он взволнованно посмотрел на юношу, но успокоился, увидев, что Жан-Батист достаточно хладнокровен.
Господин де Бьенвилль заколебался и потер нос, а потом сказал:
— Торговцам мехами были выписаны двадцать пять лицензий. Андре Бофий, какой номер вашей лицензии?
Охотник хотел было что-то выкрикнуть, открыл рот, но продолжал молчать.
— У человека, торгующего без лицензии, может возникнуть множество неприятностей. До меня донеслись слухи, что губернатор хочет снова ввести в действие старые законы, и тогда виновных в торговле без лицензии в кандалах отправят во Францию. Конечно, это могут быть всего лишь угрозы. Я также обратил внимание на трех человек, пойманных на ярмарке и оштрафованных, они всегда поднимают шум. Спокойные люди без лицензий перенесли все неприятности тихо и без скандалов, — он пристально посмотрел на охотника. — Вам не поздоровится, если окажется, что и у вас нет лицензии.
Он прошел мимо замолчавшего скандалиста. Бофий не сводил с него взгляда, как будто ему была невыносима мысль о том, что господин де Бьенвилль пройдет мимо без осложнений. Нога у него задрожала, и присутствующие напряглись, ожидая, что сейчас последует один из его ужасных ударов, но он не пошевельнулся.
— Клянусь, я не смогу нанести вред этому молодому человеку, сыну старины Шарля де Мойна и брату моего друга Пьера. Нет, я не смогу это сделать!
Молодой человек тихо сказал ему:
— Лучше вам до темноты покинуть город.
Шарль ле Мойн выступил вперед и коснулся рукой плеча брата.
— Все хорошо, — шепнул он ему. — Жан-Батист, я горжусь тем, как ты с ним разделался.
Юноша смутился, увидев главу семейства. Он посмотрел в направлении лавки аптекаря и нахмурился.
— Шарль, ты, наверное, навещал Мари?
— Ты имеешь в виду юную вдову?.. Да, я только что был у нее.
— …Я так и думал.
Шарль взглянул на брата и был поражен — лицо Жана-Батиста побелело.
— Жан-Батист, не переживай так!
— Шарль, о чем ты говоришь? Это слишком серьезно!
— Мальчик мой, эта женщина не станет для тебя подходящей женой. Тебе самому должно быть это понятно.
— Не смей так говорить! — Жан-Батист был вне себя от ярости и тяжело дышал. — Я тебе сказал, что люблю ее. И, кроме того, собираюсь на ней жениться.
— Жан-Батист, ей не нравится жить здесь, а несчастная женщина никогда не станет хорошей женой. Она хочет возвратиться во Францию. Наверное, тебе это уже известно.
Юноша смотрел себе под ноги.
— Она мне об этом сказала, — тихо ответил он, — я ей не поверил и решил, что она хочет проверить мои чувства. — Он поднял голову и упрямо уставился на брата. — Шарль, ты этим воспользовался и убедил ее возвратиться во Францию. Ты не успокоишься, пока не погубишь мои надежды на счастье!
Старший брат покраснел.
— Я всегда старался вести с тобой честную игру. Ты прекрасно знаешь, как я к тебе отношусь и стараюсь всегда тебе помочь. Я не пытаюсь помешать твоему счастью, Жан-Батист, а хочу тебе помочь.
Он помолчал и взглянул на несчастное лицо брата.
— Даю тебе честное слово, она сказала мне об этом без всякой подсказки с моей стороны.
— Шарль, — Жан-Батист с трудом перевел дыхание, — я должен знать, я непременно должен знать! Ты собираешься ей помочь возвратиться во Францию?
Господин ле Мойн неохотно кивнул головой.
— Да, я ей помогу. Мальчик мой, я повторяю, что делаю это в ответ на ее просьбу. И я уверен, что так будет лучше для всех нас…
Он сочувственно смотрел на бледное лицо брата, а потом добавил:
— Малыш Жан-Батист, я знаю, тебе придется нелегко, но потом ты поймешь, что тебе не стоило на ней жениться.
Молодой человек с отчаянием выкрикнул:
— Раз так, ты должен позволить мне плыть с Пьером! У меня остался один шанс отдать свою жизнь за родину!
Громкие крики донеслись до них с угла улицы, и Шарль взглянул в ту сторону. Охотник опять начал вопить и размахивать руками во все стороны.
— Я должен разобраться с этим смутьяном! — возмутился Шарль ле Мойн, а брат пошел в другую сторону.
— Жан-Батист!
Но юноша пробежал мимо орущего охотника и скрылся за углом рю Нотр Дам.
Ипполит Жирар, строитель и плотник Лонгея, сидел во главе стола и злобно хлебал суп. Было очень жарко, и он разделся после возвращения с работы. На нем был грязный халат, в котором он был похож на больную и несчастную обезьяну. Халат был сшит из дешевой материи, зато новая шапочка из мятого бархата с забавной кистью лихо сидела на его крупной шишковатой голове, а на ногах были вышитые мокасины.
— Мы разорены! — объявил он, оглядывая стол темными глазками. — Как мы можем тут обжираться, когда на нас свалилось несчастье! Скоро у нас ничего не останется — ни дома, ни денег, ни работы. И все это из-за проклятого парня, который живет на мои деньги и никогда не выплатит мне ни су, хотя я столько на него потратил!
Он испепелял взглядом мальчика лед десяти, сидевшего слева от него.
Его зять — Проспер Во — не обращал на него внимания и быстро работал ложкой. Дочь взглянула на мальчика.
— Отец! Что на этот раз сделал Филипп?
— Филипп! Опять ты его называешь Филипп! — у старика глаза налились кровью. — Тебе известно, что я его называю Томас. Ты знаешь, что Томас является покровителем строителей, и тебе известно, что я хочу сделать строителя из мальчишки. — Он начал есть суп. — Ты и твой Филипп! Сесиль, ты как все женщины. У тебя нет ни капли здравого смысла.
— Я его называю Филиппом, потому что его так зовут. Отец, разве его крестили Томасом? — Сесиль взяла отца за руку. — Не спеши, суп все равно очень горячий. Расскажи нам, что наделал мальчик?
У старика от злости раздулись ноздри.
— Это касается земли! — возмущенно завопил он и швырнул на стол ложку. — Сегодня заполнили все бумаги. Жюль Карре привез мне новости из-за реки. Мальчишка, который прожил у нас девять лет и жрал от пуза….
Еда была самой обычной и состояла из тарелки супа и куска хлеба на ужин. Мальчику вообще нелегко жилось здесь.
— Этот мальчишка, которому я дал имя….
— Отец, хватит тянуть время. Скажи нам, что получил мальчик?
— Ни-че-го! — выкрикнул старик. Он схватил ложку и начал колотить ею по столу. — Ничего! Я говорю, что меня ограбили мошенники из Монреаля. Я собираюсь подать на них в суд. Я сегодня же пойду к господину ле Мойну…
Сесиль спросила у него:
— Господин ле Мойн сейчас находится в замке? Ей ответил Проспер:
— Да, он приехал днем вместе с мужчиной, очень крупным, как я.
— Ты их видел? — поинтересовалась жена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58