Рождество всегда вызывало в ней смешанные чувства. С одной стороны, она любила этот праздник, но с другой, он напоминал ей об ушедших родителях, о том, что у нее нет большой семьи, в кругу которой так хорошо праздновать рождественские дни. В этом году это печальное настроение особенно усилилось. Она пригласила в гости Соню, оставив для нее сообщение на автоответчике, на которое Соня не откликнулась. Марк должен был прилететь прямо на Рождество. Дональд отвез ее в аэропорт, где выяснилось, что самолет на час задерживается. Она села в баре, потягивая мартини, заставляя себя хотя бы насильственно улыбнуться.
Марк выглядел измотанным, похудевшим, как ей показалось, когда волочил свою здоровую сумку через таможню. Он бросил сумку и кинулся к ней, и неожиданно для самой себя она заключила его в крепкие объятия.
– Дорогой мой, но какой ты бледный! Маэстро, наверное, заставляет тебя много работать?
– Да нет, это я сам так уработался! – засмеялся он. – Думаю, мне нужна передышка. Ну, как ты?
– Ах, конечно…
Они прошли к машине, ждавшей их на стоянке. Первое, что она сказала ему, едва они уселись на заднее сиденье и накинули ремни, было признание:
– На прошлой неделе я обедала с Колом Феррером.
Глаза его округлились от изумления, и она почувствовала раскаяние. Ведь это могло и не быть его инициативой.
– Ну и как пообедали? – спросил он. – Вы нашли, о чем поговорить?
– Нашли, и я была вне себя, Марк, – взглянула она на него. – Марк, ну как ты мог поставить меня в такое положение? – спросила она, опуская звуконепроницаемую стеклянную перегородку между ними и Дональдом. – Я всегда думала, что мы с тобой в состоянии общаться без посредников. К тому же я вполне могу прожить без человека, который заявляет мне, что он любит моего сына!
Марк громко расхохотался:
– Так прямо и сказал? Но это же смешно! Кол не любит никого, кроме себя! Что за глупости!
– А ты любишь его, Марк? – спросила она, глядя ему прямо в глаза.
Он уставился на нее.
– Я даже не думал об этом в таких выражениях, – признался он. – То есть тебя я люблю, ты моя мама, но больше в моей жизни нет никого, кого бы я любил. Я жутко уважаю Кола. Мне он нравится, но как близкий друг, и все.
– Он хочет превратить тебя в свою уменьшенную копию, – заявила Марчелла. – Это беспокоит и ранит меня.
– Ясно… – Марк обхватил ладонью подбородок, глядя в окно. – Значит, он беспокоит и ранит тебя?
– Я не так выразилась! – закричала Марчелла. – Но что ты в нем нашел, чем можно так восхищаться?
– Он верит в мой талант, – мягко произнес Марк. – Он помогает мне стать более… стать самим собой. Он показывает мне, что мир гораздо шире, чем только мы с тобой…
– Ну, спасибо! – саркастически заметила Марчелла. – А когда я была с Санти, не говорила ли я тебе, что мир не замыкается на нас двоих! Ведь это ты говорил, что не можешь без меня жить!
– Знаю. – Марк закрыл глаза. – Знаю… но теперь я вырос, мамочка. Я изменился. Надеюсь, что я стал взрослым…
– У меня были такие планы о твоем будущем, дорогой мой, – напомнила Марчелла. – Перед тобой лежит грандиозная музыкальная карьера. Почему ты все время воюешь со мной? Ты знаешь, какая честь быть выбранным Джанни? Сколько студентов отдали бы…
– Гершвин нравится мне гораздо больше, чем Шопен, – сообщил Марк, ища своими глазами ее взгляд. – Что еще я могу тебе сказать?
Она села поудобнее, закурила. За окном, в сумерках, мерцал огнями Манхэттен.
– Ты и я, мы все время отгораживаемся от мира, мамочка, – говорил он. – Только мы вдвоем, всегда только мы вдвоем…
– Это Кол говорит, не ты. – Марчелла повернулась к нему. – Мой сын Марк, я знала это, любил нашу жизнь вместе! Тебе не нужен Кол Феррер, Марк! Ты так много работал все эти годы, чтобы достичь нынешнего положения, как же ты можешь от всего так просто отказываться? Пара альбомов старых песен, пара концертных туров, и ты превратишься во вчерашний день! А карьера пианиста-классика длится всю жизнь!..
– Но никто не спрашивал меня, чего я хочу! – тихо сказал Марк. Он смотрел на нее, и его голубые глаза полыхали. – Я только делал то, чего хотела ты. Теперь у меня есть мой собственный вкус, и я понимаю, что я предпочитаю джаз, мне гораздо интереснее играть его, чем твердить и твердить без конца эту заигранную классику. Джаз – это же настоящее музыкальное приключение. Мне нужно иметь возможность импровизировать.
– Закончи этот год, – попросила она. – И тогда, если ты будешь продолжать чувствовать то же самое…
– Нет! – воскликнул Марк. Из его глаз словно посыпались голубые искры, когда он встретился взглядом с Марчеллой. – Никогда раньше я не говорил тебе «нет». Я был твоим ребенком целых двадцать лет. А вот теперь я вырос. И я не хочу играть Шопена, мамочка. Ты это понимаешь? Я хочу играть и петь Гершвина и других джазменов…
Она вздрогнула, как от боли, слыша, как он стал разговаривать с ней. У нее было такое ощущение, будто он пырнул ее ножом в живот.
Он беспомощно глядел на нее.
– Ма, жизнь не всегда такая, как рисуется тебе. Господи, ты первая должна была понять это! Посмотри на нас – как мы все выросли! Соня явно больна. Надеюсь, что я нет, но если это так, то это твоя вина. Едва я начал говорить, я помню тебя всегда рядом, ты все время давала мне столько любви, что я уже не мог без тебя обходиться. И теперь чувства мои парализованы! Я даже не знаю, чего я хочу сам. В Болонье есть чудесная девушка, которая влюблена в меня. Мне бы тоже хотелось ответить ей взаимностью, но я не могу! Ты понимаешь, что это такое?
Он в отчаянии смотрел на нее, и она вся съежилась.
– Ты все еще нужна мне, – тихо произнес он. – Может быть, мне и не удастся воплотить все, что я задумал, но я буду стараться! Дональд! – Он открыл стеклянную перегородку, и Дональд обернулся. – Пожалуйста, останови здесь!
– Подожди, Марк! – схватила она его за рукав. – Ты так говоришь, будто я какое-то чудовище, но я же хотела, чтобы тебе было лучше!
– Знаю! – закричал и он. – Вот почему все это так тяжело! – Он подхватил свою сумку, приткнувшуюся в углу на полу, и достал оттуда перевязанный сверток.
– Вот… – протянул он ей подарок. – Это для тебя. Счастливого Рождества! – Он открыл дверцу и выскочил из остановившейся машины.
Она опустила окно, когда они медленно двинулись по Пятой авеню, глядя на удаляющегося широкими шагами Марка.
– Но куда же ты уходишь? – закричала она ему вслед. – Я не поехала с Эми на Бермуды, чтобы мы могли провести…
– Я проведу это Рождество с Колом, ладно? – Он обернулся и посмотрел на нее. – Хорошо? Ты мне разрешаешь?
Марчелла вздрогнула, как от удара. Она подняла стекло, слезы неудержимо катились по ее лицу. Машина тронулась, оставив Марка позади, среди пешеходов на Пятой авеню.
Тактично помолчав, Дональд осведомился:
– Хотите вернуться домой, миссис Уинтон?
– Нет, – пробормотала она, вытирая глаза. – Нет. Она посмотрела на часы. Пять часов. Домой она не могла возвращаться. Она глубоко вздохнула, пытаясь собраться с мыслями.
– Отвези меня на угол Седьмой авеню и Пятьдесят седьмой улицы и приезжай за мной туда же через часик, – попросила она.
Она быстро побежала к «Партнерам». В темноте она схватила какого-то молодого мужчину, не намного старше Марка. После того как ее потребности были удовлетворены и свет с экрана стал ярким, какой-то студентишка подсел к ней, долго перед этим вглядываясь в тот ряд, на котором она сидела. Она откинулась на спинку кресла, спокойная, доступная. Это было новым для нее ощущением – держать его мягкую голову в своих руках, ласкать его юную шею. Дрожащие руки, так робко касающиеся ее, сегодня возбуждали ее куда больше, чем сильные объятия зрелого мужчины.
Его рука нежно гладила ее между ног, а сам он нашептывал ей в ушко:
– Что ты делаешь на Рождество? Марчелла про себя мрачно усмехнулась.
– Ничего особенного, – ответила она. Иногда, во время этих свиданий в темноте, мужчины любили поговорить. Возможно, чтобы создать иллюзию каких-то взаимоотношений, а не просто близости двух чужих людей в темноте.
– Хочешь, встретим Рождество вместе? – прошептал он, а его рука легла на ее затылок, нежно лаская.
– И что мы будем делать? – спросила она, начиная втягиваться в игру. Он взял ее за руку и положил себе на колено. К ее удивлению, оно оказалось мягким.
– Я буду трахать тебя весь день, – ответил он. – Ведь тебе это понравится, правда?
Марчелла не ответила. Рука безвольно упала с его колена, и она огляделась, чтобы посмотреть, в какую сторону она может от него сбежать.
– Тебе это понравится? – приставал он, и рука его крепче сжала ее шею. – Я позвоню своим друзьям, чтобы они тоже пришли, и мы потрахаемся все вместе.
Она почувствовала, как ее кольнул страх, когда он внезапно сжал ее шею. Она всегда обещала себе, что если с ней что-нибудь случится в этом месте, она покинет его и больше никогда не придет. Почему это должно случиться именно сегодня? Она подхватила свое пальто с соседнего сиденья и встала, собираясь идти и отталкивая его.
– Я ухожу.
– Подожди! – Его рука с силой схватила ее за волосы. – Ты что, не хочешь переспать со мной и моими ребятами на Рождество?
– Пусти меня! – Она попыталась освободить свою голову, но он обмотал ее распущенные волосы вокруг своей руки и откинул ее голову на спинку сиденья.
– Ну-ка, скажи мне, вонючая шлюшка! – зашипел он. – Скажи, как сильно тебе хочется потрахаться с нами!
Она пыталась сохранять спокойствие, окинуть взглядом кинозал, чтобы понять, много ли в нем народу. Не очень. Если она закричит, вызовут ли они полицию и попадет ли это в газеты? Нет, такой популярности она не искала.
– Скажи же! – не отставал он.
– Ладно. – Она постаралась произнести это спокойно. – Я хочу переспать с тобой и твоими друзьями, а теперь пусти меня, у меня назначена встреча.
– Ах, у тебя назначена встреча? – ухмыльнулся он. Он еще сильнее потянул ее за волосы, запрокидывая ее голову назад, так что она едва могла глотать.
Она судорожно вдохнула, безумно поводя глазами. Он не отпускал ее, с корнем вырывая волосы, и Слезы боли потекли у нее по лицу. Его рука нащупала ее колено и коснулось его.
– Вот так-то лучше, прижми меня покрепче, – велел он, откидываясь на спинку кресла с закрытыми глазами.
– Зачем же ты убрал его? – прошептала она. – Мне гораздо приятнее, когда моя рука лежит у тебя на колене.
Он расстегнул брюки, отпуская ее на мгновение, и она кулаком со всей силы ударила его в пах. Он скрючился от боли, а Марчелла рванулась к выходу. Она пробежала по зеркальному, покрытому коврами коридору, вскочила в лифт, нажимая и нажимая кнопку первого этажа в ужасе, что он может быть позади нее. Наконец двери бесшумно затворились, и она поблагодарила Бога. На улице, где дул ледяной ветер, она накинула пальто, но глаза ее все еще переполнял страх. Она осторожно пощупала свою саднящую голову, прямо на ходу, и в ладони у нее остался целый клок вырванных волос. Она остановилась около мусорного контейнера, оперлась о его холодный металлический бок, чтобы немного успокоиться, кинула в него волосы, борясь с подступающей тошнотой. Ну вот, наконец это произошло, подумала она. Конец целой эпохи в ее жизни, завершение ловли счастья в темном кинозале. Самое время отрезать эту нездоровую часть ее жизни и зажить как порядочная женщина. Она двинулась вперед и вдруг почувствовала, что он догоняет ее, хватает за руку.
– Ты здорово пошутила, трахнув меня по яйцам, – сказал он. – Но ничего, мы заставим тебя пожалеть об этом!
– Пожалуйста! – прорыдала она, цепляясь за выступ дома, так что они оба едва не упали. Он грубо дернул ее, заставляя подняться. Мимо, шарахнувшись в испуге, пробежала какая-то женщина, и Марчелла крикнула: «Простите!», а он быстро потащил ее за собой. Разве могло это случиться с ней, да еще белым днем посреди широкой улицы? Когда вокруг столько людей! Он тащил ее за собой, а она бормотала дрожащим голосом:
– Я закричу, если ты не отпустишь меня! Он засмеялся:
– Я сразу понял, что тебе есть чего терять, если тебя застанут в этом месте. Но ты позволила мне ласкать тебя, и тебе это нравилось! Тебе хотелось этого, и, черт, ты это получишь!
Они, спотыкаясь, шли по Пятьдесят седьмой улице, натыкаясь на пьяного, на ребенка, на старуху, которые вряд ли были способны помочь ей.
– У меня есть деньги, – сказала она. – Я заплачу тебе, только отпусти меня! – Она выдернула свою руку из его мертвой хватки, но прежде чем она побежала, он поймал ее и снова сдавил руку своими пальцами.
– Ах, ты просишь, – проговорил он. – Мне нравится, когда ты просишь. Когда мы все будем трахать тебя по очереди, ты запросишь еще и еще!
– Ах ты подонок! – Она больше не могла сдерживаться. – Так вот от чего ты получаешь наслаждение? Мучая и насилуя женщин?
Ты сама увидишь, от чего я получаю наслаждение, – засмеялся он. – Сегодня же вечером, с моими парнями. А теперь иди быстрее… – Он подтолкнул ее под зад коленкой. – А ну, иди быстрее, ведьма!
Она чуть не вывихнула локоть, борясь с ним, пытаясь отцепиться от него и почти падая на холодный тротуар.
– Не могу! – прорыдала она.
– Миссис Уинтон! – раздался голос Дональда, словно труба архангела с неба. Голубой «роллс-ройс» стоял на углу, и Дональд смотрел на нее сквозь открытое окно.
– Дональд! – закричала она, стараясь перекричать шум уличного движения, почувствовав, что хватка парня стала еще крепче. – Помоги мне!
Дональд выскочил из машины. Шесть футов три дюйма – внушительная фигура. Никогда еще она не была так счастлива от того, что наняла его. Парень испарился, оттолкнув ее. Она упала на обочину, а он бросился наутек. Дональд подскочил к ней наперерез идущим машинам, наклонился над ней.
– Все в порядке, миссис Уинтон? Мне догнать этого? – спросил он.
– Нет, пусть катится. Просто отвези меня домой, – вздохнула она.
Он едва ли не перенес ее на заднее сиденье автомобиля, почти положил ее.
– Хотите, заявим в полицию, миссис Уинтон? – Его взволнованное лицо, полное сочувствия и негодования, склонилось над ней.
– Нет, – отказалась она. – Нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88