Мы даже попали в такое заведение, где людей вешают на стене. Мы подумали: а вдруг и ты висишь где-нибудь?
Она посмотрелась в зеркало, висящее позади него. Никаких следов минувшей ночи.
– Я не была в городских низах, – сказала она. – Я была наверху.
– Да? – изумился он, и его брови высоко взлетели. – Но как высоко ты зашла в верхней части? Я надеюсь, не дальше Восемьдесят первой улицы?
Она улыбнулась:
– Что ты скажешь насчет Гарлема, дорогой?
– Ах, пожалуйста, Соня. – Он сделал брезгливую гримаску и выбросил пустой стаканчик, ложечку и пакет в корзину для бумаг. Затем полез в свою сумку и извлек оттуда баночки с красками, бархатистые кисточки и палочки с ватными тампонами. – Только не рассказывай мне, что ты променяла нас на черномазых, дорогая.
Она откинулась на спинку своего удобного кресла, и он закусил губу, когда она подставила ему свое бледное ненакрашенное лицо, над которым он должен начать колдовать, как над чистым холстом. Один из лучших салонных гримеров Нью-Йорка, Леонид относился к своей работе как к искусству. Особенно после того, как в Токио он работал над постановками нескольких спектаклей в театре Кабуки. Сейчас он наносил на лицо Сони свою фирменную белую пудру, прежде чем приняться за карандаши и кисточки.
– Ну, ладно, пускай, я ведь тоже понимаю, – бормотал он, накладывая золотистые тени на Сонины веки. – Иногда я даю зарок навсегда покончить с белой кожей. То есть я хочу сказать, почему? Когда кофе с молоком особенно восхитительно? И я же не говорю, что черное – черное, Соня; вот, например, взять аргентинцев, пуэрториканцев, вообще половинок.
Она потянулась и включила стереоприемник, чтобы заглушить его. Последнее, что ей хотелось услышать в такое важное для нее утро – это сексуальные похождения Леонида.
– Я был так наивен, что приехал в этот город. – Он слегка покачивал головой в такт своим словам, игнорируя песни Рэя Левэра. – Когда я в первый раз…
– Осторожнее! – завопила она, когда ватный тампон слегка задел ее глаза. – Мне как раз сегодня до зарезу нужны красные глаза!
– Извини. А что у тебя сегодня? Съемка, что ли? Тогда почему мы у тебя дома?
Она хмыкнула.
– Это все во имя обеда, мой дорогой, – пояснила она. – Каресс устраивает мой последний смотр. Малышка миссис Каресс потребовала, чтобы мы с Кармен встретились с ней лично. Возможно, она будет в своей инвалидной коляске из чистого золота. Она ведь самая богатая женщина Америки!
– И охотится за тобой? – уточнил он. – Что, контракт будет миллионов на пять или около того?
– На восемь! – поправила она. Он присвистнул:
– Слушай, тогда тебе нужно будет прикусить свой язычок, дорогая. Она ведь, кажется, из этих вонючих мормонов, да? Соня кивнула:
– Мормонка или свидетельница Иеговы, я точно не помню. Да какая разница. Поэтому мне нужно вести себя, словно я девственница. – И она сложила руки будто для молитвы. – Думаешь, я справлюсь с этим, а, Леонид?
– Да, – кивнул он. – Думаю, что обязательно. Боже, да ведь тебе только… Сколько? Шестнадцать?
– Восемнадцать, – поправила она. – Хотя мне кажется, будто мне лет тридцать!
– Так что же все-таки случилось прошлой ночью? – полюбопытствовал он.
– Перестань трещать и займись моим лицом, – приказала она. – С меня бутылка «Моэ э Шадон», если я заполучу этот контракт. Ежедневно, дорогой мой! – И она закрыла глаза, пока он продолжал свою работу, а сцены прошедшей ночи мелькали перед ее глазами, как будто она сидела перед экраном в личной просмотровой. Как ей помнилось, она старалась не суетиться, так ей хотелось снова оказаться с Рэем.
Это была самая лучшая любовная ночь в ее жизни. Если он не попытается увидеть ее снова, он просто дурак. Он лежал на спине на своей громадной кровати, простыни были смяты, а она уселась на него, не снимая трусиков и бюстгальтера. Она чувствовала, что ему это нравится. Его завязанные руки были закинуты за спину, но он, казалось, не чувствовал неудобства. Она играла сама с собой, чтобы доставить ему удовольствие, запуская пальцы под ткань своего белья. Он наблюдал за нею, и она видела, как ему все труднее и труднее сдерживаться в желании обладать ею. В горле у нее пересохло, она едва могла сглатывать слюну. Страсть иссушает, подумалось тогда ей. Сначала ей показалось, что она многое потеряет, если ее не будут ласкать мужские руки, но он с лихвой восполнил это своим языком и губами, касаясь и облизывая каждый кусочек ее тела, который оказывался поблизости от его лица. Он потянул зубами ее шелковый лифчик, ее соски оказались прямо перед его неутомимым языком, и он приник к ним на одно мучительное мгновение, пока она не отпрянула прочь. Потом он попросил ее перегнуться над ним, чтобы он мог снять с нее трусики своими зубами и вытянуть ноги, чтобы он мог узнать ее всю своим длинным настойчивым языком. Почувствовав его невыразимо сильный и нежный язык между своих ног, она даже застонала от наслаждения. Как будто у него был не один, а сразу два орудия секса – один, ласкающий ее внутри, другой она держала в руке, мысленно умирая от восторга, что скоро он будет внутри ее. Его язык ласкал ее снова и снова, то надавливая, то опуская, обдавая то горячим, то прохладным дыханием, так что она была готова кончить от одного прикосновения его языка. Сам он постанывал от каждого прикосновения, словно изнемогая от страсти. Несколько долгих минут она испытывала сладострастные ощущения от его поцелуев, но потом почувствовала, что должна заставить его войти в нее. Она ниже продвинулась по его телу, почти прокатившись, и оказалась как раз над его упругим, мощным членом. Находясь на грани сексуального исступления, она сама ринулась на него. В ответ он начал нежно двигать бедрами, мускулы его напряглись. Боже, он знал в этом толк! Это было то, чего она искала. Она облизала губы, наклонясь к его уху и шепнула:
– Отлично, бери меня, возьми меня, Рэй! Ах ты, здоровенное чудовище! – «О, да мужчинам нравятся грубые слова!»
Она попала в самую точку. Именно это ему и хотелось услышать. Он совершенно обезумел под ней, все глубже, все мощнее проходя внутрь ее. Он издавал горлом те самые звуки удовольствия, которые сопровождали его песни, и внутри ее вздымались волны страсти. В какой-то невероятный момент действительность и мечта встретились, и целая буря ощущений затопила все ее тело и мысли. Они слились так, что она старалась все глубже вобрать его в себя, прижимаясь к нему все теснее. Они перевернулись на кровати, и теперь он возвышался над нею, распростертой навзничь; он сдавливал ее, а она скрестила ноги у него на спине и вдыхала обволакивающий запах его большого черного тела. Он раскрыл рот и вобрал ее грудь в свой рот, и это последнее ощущение, когда он покусывал ее соски, подвели ее к самому краю. Волны наслаждения почти лишили ее сознания своей силой. Держась за его широкие плечи, сплетая пальцы на его шее, она кончила, задыхаясь и крича от упоения. Когда через несколько мгновений кончил и он, ей показалось, что она никогда не слышала такого громкого рева. Он оглушительно рычал, как попавший в западню медведь, как зверь, удивленный внезапным наслаждением.
Все его тело задрожало, и она почувствовала, как по его шее стекают струйки пота. Она успокаивала его так, как успокаивала бы лошадь после скачки.
Да, подумала она, удобно прикорнув у его шелковистого бока, именно это он ей и напомнил. Какое-то мифическое существо – наполовину мужчина, наполовину зверь! Это была самая опасная и эротическая фантазия, которую только можно себе вообразить! Она чувствовала, что он принадлежит ей, связанный, с податливым телом. Когда он забылся глубоким сном, она продолжала бодрствовать, ее рука рассеянно блуждала по его телу, а сама она воображала его то конем, то львом, а то – когда ее особенно поражала гладкость его кожи – дельфином. Ах, если бы только были свободны его мощные ручищи! Она дотронулась языком до губ – он целовал ее так глубоко, что ей показалось, будто он проглатывал ее язык.
– Но что случилось с твоим ртом? – воскликнул Леонид, собираясь его накрасить.
Ее грубо вывели из воспоминаний.
– Что это, синяк? Ах… нет! – Леонид застонал. – Пожалуйста, обещай, Соня, что ты не будешь больше заниматься любовью Красоты и Зверя! Это что, опять одно из твоих животных? Черный на этот раз? Ты что, никогда так и не найдешь себе мягких, нежных мужчин?
– Вроде тебя? – парировала она. – Что я могу сказать тебе, дорогой? Прости, но гомики меня никогда не привлекут! Никогда!
Леонид вздохнул.
– Да ведь существует целая гамма ощущений между животным и гомиком, сама знаешь, – отозвался он. – Ведь тебя же никто не просит впадать в крайности.
Она пожала плечами.
– Животные могут быть такими нежными, Леонид, – сказала она. Почти блаженное выражение появилось на ее лице, как будто она знала нечто такое, о чем он никогда не узнает.
Она придирчиво оглядела свое отражение в зеркале, когда он закончил. Ах, как он поработал над ее фиалковыми глазами и высокими скулами!
– Да, – кивнула она своему отражению, – это я, все в порядке. Это другая Соня…
Леонид быстро запаковал свои инструменты и пузыречки.
– Расскажи еще о трех ликах Евы! – Он покачал головой. – Ну и ну! Ты выглядишь, как тихий ангел…
Он помог ей надеть черное короткое платье от Донны Кейрэн, и они вмести вышли из квартиры.
– Ни слова об этой ночи ни единому человеку, – предупредила она. – А не то я прикажу одному из моих животных придушить тебя твоим собственным хвостом!
– А нельзя ли полегче? – Он распахнул перед нею входную дверь. Лимузин Каресс уже ждал. – Господи, да ты ведь и впрямь сумасшедшая, Соня, клянусь Богом!
Она успела поцеловать его на прощание, пока шофер открывал перед нею заднюю дверцу.
– Прости, Леонид, но у меня нервы натянуты, как струны, – извинилась она. – Мне нужен этот контракт, а ты ведь знаешь, как помешаны на приличии этих люди Каресс? Они даже включают в контракт особый пункт о нравственности!
– Да? – Он надел на нее большие темные очки. – Тогда зачем они тратят время на тебя?
– Заткнись! – Она шутя шлепнула его. – Я очень убедительно могу изобразить настоящую леди, если мне нужно. Я ведь долгие годы изучала мою мамочку, вспомни-ка! Она строила из себя Бог знает какую скромницу, а сама делала деньги на своей порнухе. Если уж у нее получалось, то получится и у меня!
В приемной Каресс она покорно исполняла ритуал встречи с президентом фирмы, тихо наблюдая, как помощники крупным планом показывают ее на экране монитора, разглядывая ее гигантское изображение, обсуждая ее губы, ее глаза, ее щеки, ее волосы, каждую ее косточку и даже ее ноздри и зубы, как будто она животное, как будто ее и нет здесь. Глава «Кумиров», Кармен Францен, теперь ее личный менеджер, вела за нее переговоры. Соня может то, Соня может се. Соня обучалась актерскому мастерству, и танцам, и спорту. Соне только оставалось сидеть молча и выглядеть великолепно или загадочно или напускать на себя оба эти выражения. Упомянули имя Ричарда Эйвдона, который должен был возглавить кампанию по раскрутке очередной «девушки Каресс». Соня не будет иметь возражений, если ей придется пролететь в украшенной цветами подвесной и совершенно безопасной люльке, прикрепленной к вертолету, над Центральным парком? То есть можно ли им заняться получением разрешения от властей? Кармен заверила их, что Соня совершенно не боится высоты.
Соня лишь отчасти была занята происходящим. Остальные ее мысли были сосредоточены на гадании, как скоро она услышит что-то от Рэя. Если он позвонит сегодня вечером, это будет превосходным предлогом не явиться сюда или просто включить автоответчик, но она не знала, хватит ли ей на это духу. Ведь невозможно, чтобы она влюбилась. Не так ли всегда и начинается любовь? Стремление – как к сигарете или к рюмке, – но только к человеку. Необходимость, чтобы он коснулся, обнял, поцеловал. Чтобы причинил боль. Она так ужасно хотела его, что все ее тело дрожало, а ведь была всего половина первого!
– О чем ты думаешь, Соня?
Все собравшиеся за широким столом уставились на нее. Выжидающе смотрел президент – он задал этот вопрос.
– Простите, – она моргнула, глянув на Кармен в поисках поддержки.
– Мистер Белламай предложил прополоскать твои волосы более светлым оттеночным шампунем, – пояснила Кармен, многозначительно взглянув на нее. – Придать им красновато-коричневатый оттенок и, может быть, снова перевязать твои волосы очень простенькой лентой.
– Мы не хотим отпугивать Америку средних классов многочисленными образами чересчур элегантных моделей, – очень мягко объяснил Соне президент.
Глядя на президента, Соня кивнула с серьезным видом.
– Мне нравится, – глубокомысленно изрекла она, – мне нравится, когда просто.
– Просто, но хорошо, – заметил кто-то.
– Шик совершенной простоты? – подсказал писатель.
– Когда простота означает шик? – подхватил президент.
Несколько человек заскрипели перьями, пытаясь выработать свои концепции, внимательно всматриваясь в экран.
– Нельзя ли вернуться на один слайд? – попросил президент.
Вернулись к тому кадру, где Соня смеялась, запустив руки в волосы.
Она улыбалась президенту фирмы Джеку Р. Белламаю. Седовласый мужчина под семьдесят, он превратил захудалую косметическую компанию в первоклассное, приносящее миллионы дохода предприятие, используя «девушек Каресс», привлекающих покупателей. Он поймал ее взгляд и улыбнулся. Если он вздумал переспать с ней, то пусть придумает что-нибудь другое. Или служащие Каресс спят со своими девушками? Возможно, подумала она, это одна из прерогатив работающих в такой высокоморальной фирме?
– Пообедаем? – предложила Кармен, когда они, похоже, достигли соглашения насчет оттенка Сониных волос. – У нас заказан столик в «Ле Серке» на час дня. Как думаешь, мы поместимся в одном лимузине? Мистер Белламай? Миссис Каресс?
Миссис Каресс, хрупкая маленькая старушка, вдова основателя фирмы, не проронила пока ни слова.
– А не лучше ли нам прогуляться? – предложил Джек Белламай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88