Я умудрился отскочить на койку и шлепнуться, подтянув колени к самой груди, чтобы визитер смог заняться членовредительством без досадных помех. Так и вышло. Парень с трудом поднялся на четвереньки, ошарашено заморгал. Оставалось только слегка двинуть его каблуком по затылку и почесть работу завершенной.
Новоприбывший простерся вдоль узкого прохода между койками. Довольно молодой субъект, облаченный в коричневую спортивную куртку, стриженный не слишком коротко, сжимающий в руке маленький автоматический пистолет. Я нагнулся, разжал бесчувственные пальцы, отнял оружие.
Крошечный двадцатипятикалиберный кольт. Не припомню, когда в последний раз видал подобный пугач - но здесь, у Полярного Круга, люди питали несомненное и порочное пристрастие к немощным хлопушкам. Я проверил обойму.
Заряжена полностью, а прямо в камеру загнан дополнительный патрон. Кольт был всецело готов открывать огонь - если, конечно, именовать огнем бессильное и почти бесполезное потрескивание.
Некоторые всерьез уверяют, будто пули двадцать пятого калибра сплошь и рядом вязнут в коже толстых дубленых пальто, не ставя обладателям оных даже мало-мальски заметного синяка. Назвать подобное оружие "пушкой" просто язык не поворачивается.
Затворив дверь, я изучающе посмотрел на доктора Эльфенбейна. Слоун-Бивенс выглядел отнюдь не лучшим образом. Он весьма непрофессионально лишился чувств, обмяк и обвис, что, разумеется, вовсе не пошло на пользу прибитой к дверце руке.
Девицы дружно свернулись калачиками, каждая забилась в угол своей койки. Наличествовал, выражаясь чудовищным научным жаргоном, противным естеству - и непроницаемым для человека, хотя бы умеренно любящего родной язык, - типический нейлонозащитный рефлекс. Долгие годы, посвященные сбережению тоненьких дорогих чулков, делают подобное поведение непроизвольным. И потрясенная Грета, и настороженная Диана разом подобрали ноги, спасаясь от летящего мимо незнакомца.
- Как опустить эту штуку и никого не уложить? - осведомилась Диана.
Я осторожно отобрал револьвер - обычный, полицейского образца, с открытым курком. Славной старомодной модели, где курок убран подальше с глаз, у Мака в подвальном арсенале не отыскалось.
- На кой ляд было взводить? - осведомился я, осторожно отпуская пружину и возвращая оружие Диане. - Это хорошо, если собираешься с двадцати ярдов со снайперской точностью палить по карточному тузу. А при стрельбе вблизи нужно просто плавно и с достаточной силой придавить гашетку: револьвер самовзводный. Понимаешь? Самовзводный.
- Белено было не производить неприлично громких звуков без крайней нужды, - ответила спутница. - Но дочка намеревалась пособить папаше, пока ты отворял дверь. Я решила повременить со стрельбой, припомнила, что в книгах и кинофильмах щелчок взводимого курка действует весьма отрезвляюще на любого противника - и щелкнула. Вообрази, девица тотчас образумилась...
Поглядев на лежащего, Диана спросила:
- А кто сей?
- Вероятно, посыльный с берега. Или новый напарник, за которым послал Торстенсен, хотя не думаю: и ростом не вышел, и пистолетик припас никудышный. У рогатки убойная сила гораздо больше.
Диана скривилась:
- Еще несколько посетителей - и надо будет перебираться в кают-компанию... Куда его теперь девать?
Говорила девушка уверенно и спокойно - чересчур спокойно: за этой гранью спокойствия разражается истерика. Но для начинающего Диана вела себя прекрасно.
- Вы долго собираетесь чесать языки? - подала голос Грета Эльфенбейн. - Помогите отцу!
Она глаз не сводила со злополучного своего родителя, уподобившегося мотыльку на булавке.
- С какой стати, сударыня? - осведомился я. - Пускай сначала обретет разумение и почешет собственные речевые органы. Не забыли? Нам нужны сведения.
Грета облизнула губы.
- Но ведь нельзя же...
Она осеклась, помолчала, продолжила:
- Если я сама... Сама скажу все... Вы?..
И вновь замолчала - уже надолго.
Я ощутил себя полнейшей скотиной. Хотя в нашем деле пользуются всевозможными рычагами и любыми точками опоры, шантажировать изнеженную, хрупкую пианистку отцовской кровью не по мне. Впрочем, меня прислали в Норвегию не за тем, чтобы изображать странствующего рыцаря-паладина.
- А много ли вы способны изложить? - ухмыльнулся я. - Ладно... Кто, например, этот спящий красавец? Который на полу обретается?
Грета облизнула губы снова.
- Йэль...
- Эль? - я изобразил недоумение. - Предпочитаю джин. Только предлагаемый сорт, наверное, пишется со сдвоенным "н" и только что из бутылки вырвался...
- Мистер Норман Йэль, - с презрением к великовозрастному паяцу изрекла Грета. - Он работает на Объединенную Нефтяную Компанию.
Настал мой черед сощуриться.
- Объединенная Нефтяная... ОНЕКО... Погодите-ка! Припомнилась недавняя беседа с Хэнком Пристом. Части головоломки начинали складываться воедино.
- Совладельцы разработок у Экофиска. Там еще орудуют "Филлипс" и рыбешки помельче, верно?
- Да, конечно... - Грета поколебалась: - Я... полагаю, ОНЕКО втайне рассчитывает ухватить больший кусок, несли причитается по контракту. Понимаете?
- И проведала о маленьком нашем замысле, и рассудила, что невредно заполучить любопытное и весьма полезное приспособление, и попросила достойного господина Эльфенбейна помочь.
Грета неохотно кивнула.
Прист говорил, будто по соображениям политическим и географическим Экофиск неудобен для воровства. Но "неудобен" отнюдь не значит "безнадежен". По-видимому, руководители ОНЕКО пришли к тому же выводу... Я принялся неспешно рассуждать вслух:
- А на корабле доктор Эльфенбейн повстречал досадную помеху, именуемую Мэттом Хелмом, и отрядил посланца, Торстенсена, уведомить об этом хозяев. Хозяева тотчас направили сюда мистера Нормана Йэля, дабы помог советом, кулаком и, коль понадобится, паскудным двадцатипятикалиберным пистолетишкой. Стало быть, Йэль трудится на ОНЕКО... В каком, простите, качестве?
Грета уже начисто слизала помаду с обеих губ, но снова провела по ним языком.
- Некий мистер Денисов вам известен?
- Слыхивал.
Чистой правдой мой ответ, разумеется, не звучал, но и ложью беспардонной зваться не мог.
- Видите ли... Для ОНЕКО Йэль - то же самое, что Денисон для "Петрокса"... Англичане и американцы, если не ошибаюсь, употребляют слово "помехобой".
Я уставился на зажатый в руке пистолетик, изучил взглядом опрятно одетого, прилизанного, понемногу начинавшего подавать признаки жизни Йэля.
- Боги мои! - произнес я негромко. - Боги бессмертные! Неужто подобного хлыща полагают ровней Полю Денисону? Мадлен, в ближайшем порту вызывай по телефону биржу и немедленно продавай все акции ОНЕКО. За бесценок. Денисон, голубушка, - обратился я к Грете, - закусывает людьми такого пошиба свой утренний кофе. Отхлебнет глоточек - разжует Нормана Йэля; отопьет второй - разгрызет другого. Хрум-хрум-хрум! Чавк!.. Эй, повелитель джунглей, подымайся!
Диана подвинулась, дабы по-прежнему держать Эльфенбейнов на мушке. Подняв и утвердив Нормана Йэля в более-менее выпрямленном положении, я поглядел ему в расширенные зрачки.
- Что... Где... Ох, голова!.. - жалобно простонал Норман. Умудрился скосить глаза, увидал пострадавшего доктора.
- О, Боже, - сказал помехобой. - Да ведь это кинжал... Насквозь... О, Боже!
Я пристально изучал Нормана, гадая: притворяется остолопом или родился им? Швырнул парня на единственное свободное место, подле Дианы.
- А это пистолет, - уведомил я. - Отнятый кой у кого. Где раздобыл?
- Мы, - промямлил Норман, - возражаем против насилия, но при данных обстоятельствах сочли за благо... А я неплохо стрелял... еще в армии, прежде чем занялся общественными связями.
Разговаривая, он поправлял галстук. Недурная внешность, почти как у Эрлана Торстенсена, только Йэль выглядел постарше и поопытнее. Во всяком случае, полагал себя кладезем житейской хитрости - наверняка.
- Общественные связи? - переспросил я, не зная: захохотать или насторожиться. - Ты заведуешь в OHEKO общественными связями?
Йэль нахмурился. Я поспешил пояснить:
- Мисс Эльфенбейн заботливо представила гостя, ибо вы, милейший, некстати вздремнули.
- Да, заведую, - отозвался Норман, метнув на Грету взор, исполненный упрека, - и отвечаю за благопристойную репутацию фирмы, поддерживаю нужный образ любыми способами. Понимаете?
- Конечно. Огнем, штыком, прикладом... Также кулаком, ботинком, зубами, когтями, брызгами ядовитой слюны и отравляющими газами, которые выпускаешь из афедрона.
- Если сам не справляюсь, - неожиданно спокойным голосом ответил Норман, - зову людей, которые справятся.
По каковом замечании ощерил безукоризненно белые зубы. Должно быть, начитался руководств по прикладной психологии, не то у актера знакомого справки наводил. Такой оскал после безукоризненно вежливой фразы якобы должен производить сильнейшее впечатление.
Я впечатляться не пожелал.
Подумав, Норман Йэль изрек:
- Беру последнюю реплику назад. Не собирался грозить, мистер Хелм, уверяю. Мы, пожалуй, серьезно просчитались. По сообщениям требовалось противостать поспешно сколоченной, напрочь неопытной правительственной службе, не имеющей почти никакой поддержки в Вашингтоне. Лишь недавно выяснилось: мистер Прист заручился профессиональной помощью. Знай мы это с самого начала...
Йэль пожал плечами.
- В любом случае, сэр, я уполномочен предложить соглашение. Для того к прибыл.
- Чертовски своеобычный способ вручать верительные грамоты! Пистолет наизготовку и плечом по входной двери.
- Но я понятия не имел, что именно здесь творится. Услыхал вопль. Решил: пора вмешиваться. Ошибся, кажется. Приношу извинения... Слушать намерены, мистер Хелм?
- Излагайте, чего уж там... Но предупреждаю сразу: мое вашингтонское начальство не склонно вступать в переговоры с кем бы то ни было. А я обязан доложить по команде.
Норман Йэль прочистил горло:
- Не вижу настоятельной необходимости уведомлять о нашей беседе старших. А?..
Добрых полминуты я изучал Нормана с неподдельным интересом. Затем выразительно покосился на Диану Лоуренс.
- Ты выбрал чудесное местечко и времечко толковать о вещах приватных, amigo.
Йэль снова передернул плечами:
- Думается, вы способны урезонить приятельницу, мистер Хелм. Не мытьем, так катаньем. Кстати, все равно довелось бы. Независимо от места и времени. Ваша подруга - ваша забота.
- Излагай, - повторил я. - Сколько?
- Двадцать пять тысяч. Идет?
Потрясающе и непостижимо. Подобные субъекты полагают само собою разумеющимся, что любого и всякого можно купить. Иное попросту не приходит им в голову. Пожалуй, особи, продажные по праву рождения, и впрямь не способны вообразить человека легкомысленного и беспечного, для коего деньги не служат высшим и последним из мерил.
За двадцать пять тысяч долларов отменно прилизанный и преотменно бойкий Норман Йэль безусловно продал бы Вашингтон англичанам, Нью-Йорк - голландцам, а компанию ОНЕКО - мистеру Линкольну Александру Котко.
И считал, что если я упрусь и упнусь, достаточно будет лишь посулить двадцать семь пятьсот.
По сути, Норман сделал мне немалый комплимент. Предложение означало: фирма навела нужные справки и почла М. Хелма изрядной угрозой своим доходам, не говоря уже о репутации. Только справки оказались недостаточно подробными. Осведомитель не заглянул в примечание, набранное петитом. А оно гласило: "никудышный член общества, презирающий себе подобных почти поголовно и совершенно искренне; способен глазом не моргнув совершить любую подлость, включая государственную измену; к деньгам относительно равнодушен".
Не утверждаю - Боже сохрани! - что меня вообще немыслимо подкупить. В один прекрасный день кто-нибудь, возможно, предложит вознаграждение, которое опрокинет мой патриотизм и служебную преданность вверх тормашками. Но, в отличие от Нормана Йэля и Поля Денисона, я польщусь отнюдь не на банкноты, и даже не на золотые слитки...
Диана заметно подобралась. Я испытывал немалое искушение подразнить ее и позабавиться с Норманом, а попутно выяснить, какую предельную сумму хлыщ имеет право назвать. Любопытно все же: считают Мэтта Хелма простым вашингтонским олухом ценою в двадцать пять тысяч, или выдающейся американской сволочью (пятьдесят), или даже - чем черт не шутит? - Великим Всеамериканским Живоглотом (сто)?
Увы, заворочался доктор Эльфенбейн, и комедию пришлось прекратить. Не сразу, правда.
- Полмиллиона, - возвестил я, и со смятением увидел: парень принял названную цифру всерьез. Воспоследовало ошарашенное безмолвие. Я опомнился первым и жалобно затянул:
- Дьявольщина, ведь это капля в море по сравнению с тем, что ваша окаянная компания собирается высосать у норвежцев! Иначе тебя вообще не прислали бы сюда!
Глаза Нормана обратились щелками.
- Полмиллиона?!.
- Так точно, - сообщил я.
- Шутить изволите?
Парень угодил в яблочко... Я ухмыльнулся:
- От души поздравляю, ваша проницательность... Извольте сделать буквально следующее. Во-первых, замереть и не шевелиться. Даже нервный тик буду считать враждебным действием. Во-вторых, не отверзать уст, если не обращаюсь к тебе собственнолично и недвусмысленно. Порушишь единый из оных высочайших указов - краса ненаглядная дырку в тебе проделает, посредством этого поганого револьвера. Уяснил, ослоблядь!
Читателям, неравнодушным к словесности, сообщаю, что стилистический прыжок с изысканных средневековых высот в бездны современной ругани производит куда более сильное впечатление, несли внезапная смена вежливой речи на волчий оскал (испробованная Норманом вотще и втуне). Сей лингвистический прием поражает психику не хуже нервно-паралитического газа.
Примечание: брошенное словечко "ослоблядь" не выдумано, а подслушано мной давным-давно, в золотые дни молодости... Оставалось без должного употребления и распространения четверть века. Полностью - хотя сколочено гораздо грубее - соответствует знаменитому немецкому Schweinehund - "собако-свинья". Будучи произнесено вслух, обязательно и непременно требует нижеследующего комментария:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28