https://wodolei.ru/catalog/unitazy/malenkie/
Конечно, если считать похабное международное воровство подвигом... Нет, мы двинемся куда надо, и пристукнем кого надо. Все. Точка, период. Предпринятые действия начисто не отвечали вашему образу - особенно образу неукротимого Зигмунда.
- Олухи! - голос Приста внезапно утратил прежнюю любезность. - Болтливые дураки... Ведь Котко, по сути, убил Франческу! Все равно, что подошел и пристрелил. Несколько лишних галлонов горючего - и я совладал бы с отливом... Уложил мелкого мерзавца в клинику - гвалт, возмущение... Черт возьми, если ты скотина и хам, заказывай в травматологическом отделении постоянную койку... Но, Господи помилуй! Город негодовал, точно я сломал челюсть президенту - и ни за что, ни про что сломал, заметь. Оплачиваю больничные расходы, ссылаюсь на горе и невменяемость - на закуску извиняюсь перед ублюдком! Говорю: не сознавал, что делаю. И лишь так избегаю тюрьмы... Да, я не сознавал, что делаю. Следовало сразу добираться до главного подонка. Нету резона давить маленькую поганую тлю, если по-настоящему виновный тарантул загорает на Ривьере и щиплет женские зады.
- И вы отправились по шкуру Александра Котко.
- Именно. Котко заслужил это. Согласен?
- Совершенно и всецело. Повторяю: можете застрелить каждого и всякого Котко - сколько в мире насчитывается. В любое удобное время. Но самостоятельно.
- Трусы, - пробормотал Хэнк. - Нынче все боятся ответственности. Армия списывает вьетнамские зверства на жестокость младших офицеров, а полковники с генералами остаются чисты и непогрешимы. В Вашингтоне мелкую рыбешку отлавливают, а кашалоты резвятся невозбранно и глотают кого хотят. Ибо знают: им-то уж отвечать не доведется...
- И то правда.
- Запомни, сынок! - Прист возвысил голос: - Кем бы ты ни считал меня теперь, как ни презирал бы - заруби себе на носу: покуда кашалоты не получат урока, все останется по-прежнему. Их надо убедить: сотворил зло - покрепче запирай окна и дверь, ибо рано или поздно явится мститель.
Я смотрел на Хэнка и видел закаленного старика, невзначай отправившего к праотцам нескольких неопытных людей помоложе, дабы угробить миллионера, которого не видал отродясь... Но, состоя на службе у Мака, я навряд ли вправе судить ближних за подобные вещи.
Впрочем, у медали наличествовала и другая сторона. Экс-капитан первого ранга Прист загнал Соединенные Штаты, а также их полномочного представителя, Мэтта Хелма, в немыслимый дипломатический тупик. Хэнковская вендетта вызовет пренеприятнейшие последствия, коль скоро выяснится, что в мирное время посреди Норвегии отставной флотский чин США создавал вооруженные партизанские отряды и лично командовал ими в бою. Заодно может обнаружиться необъяснимое вмешательство секретных служб, а сие прямиком означает: вендетту затеяли с негласного правительственного благословения.
Мак может оплакивать старую любовь и дружбу прежних дней сколько вздумается, но рука старого волка сжимала мой револьвер, а выспренние речи здорово наскучили мне.
- Красно говорите касаемо трусов, шарахающихся от любой ответственности, Хэнк, - процедил я, выдержав паузу - ни долгую, ни короткую: надлежащую.
Сделал осторожный, глубокий вздох.
- Почему бы тогда не признаться, что утопили собственную жену?
Теперь уж воспоследовала пауза ошеломляюще долгая.
- Спятил, сынок? Это был несчастный случай.
- Кукиш, фиг и шиш. Несчастные случаи в море бывают у сухопутных крыс. А у капитана первого ранга, ведущего прогулочную яхту - да еще такую, как "Франческа II", ведь я хорошо ее помню! - несчастных случаев не бывает. У вас хватило бы нахальства, Хэнк, предстать перед военно-морским трибуналом и вслух назвать подобную профессиональную никчемность несчастным случаем? ^
Конечно, это было чистейшим поклепом. Я прекрасно понимал: Франческу Прист немыслимо было выручить, не имея ни капли горючего. Но и Хэнка нельзя, было выпустить.
- Случай! На флоте не бывает случаев. Бывают хорошие капитаны и плохие капитаны.
Прист заскрежетал зубами.
- А может, - сощурился я, - вы и не собирались помогать обожженному парню, везти его в госпиталь pronto? Может, именно миссис Прист со скандалом потребовала этого от Зигмунда? Вы взбеленились, в бешенстве швырнули якорь за борт, судно резко, со внезапным толчком, замерло, качнулось...
Прист побледнел, и я понял, что, сам того не ожидая, угодил в яблочко.
- Хорош флотоводец! И диверсант великолепный! Главное - справедливый, разумный и сдержанный! Собственную идиотскую вспышку злобы, из-за которой жена взяла и нечаянно утонула, вымещать на хаме с бензоколонки да на лысом бедняге-миллионере!
Господи помилуй, второй выстрел в десятку...
Это и привело его сюда. Невозможность посмотреть в глаза подлинной правде. Признать истину. Расписаться перед собою самим в том, что нечаянно сгубил Франческу.
Вскидывая револьвер, Зигмунд перегнулся через стол, позабыв от бешенства простейшую заповедь: револьверы созданы, дабы разить на расстоянии, а в непосредственной близости от противника лучше использовать каменный топор или кремниевый нож...
Я вскинул левую руку, отбил ствол, из коего Прист успел сделать единственный выстрел.
Правая рука выдернула из-под лежавшей на столе меховой шапки двадцатипятикалиберный трофейный кольт. Я выпустил в Хэнка все шесть зарядов - на расстоянии нескольких дюймов игрушка нежданно оказалась убийственной.
Хэнк опрокинулся на ковер, не выпуская из мертвых пальцев моего револьвера. Пускай: уж теперь смит-и-вессон отнюдь не требовался мне. Я и кольт опустелый швырнул на середину ковра, бросил на самом виду.
Нельзя было встречать норвежцев поблизости от чего-либо хоть отдаленно смахивавшего на оружие.
А еще я умудрился и успел загодя поднять обе руки.
Глава 24
Я очнулся в городской больнице Нарвика - светлой и тихой. Очнулся лишь на следующий день, ибо сквозь левое плечо навылет прошли три пули, вылетевшие из доисторического "стэна". После третьего выстрела автомат, на счастье мое, заклинило.
Я одолел десять километров по ухабистой, полупроселочной дороге, в колымаге тряской и джипообразной, управляя одной рукой и говоря сидящей рядом блондинке, когда переключать передачу.
Помню, как умудрился вскарабкаться по крыльцу в приемную, попасть в кабинет главного врача, который (уверил седовласый Ларс) тоже помнил Зигмунда и не должен задавать лишних вопросов.
Больше не помню ничего.
- Эй, Мисти, - позвал я, с трудом разомкнув губы. - Неужто сиделкам положено вязать у страдальческого ложа?
- О, ты пришел в себя!
Проткнув клубок обеими спицами, серебристая блондинка отложила рукоделие и пересела со стула на краешек больничной койки. В отличие от гостиничных, кровать была приемлемо длинной и широкой.
- Лучше?
- Звонила в Осло?
- Да, по названному тобою номеру. Объяснила положение. Полиция, как и обещали, не появлялась, но тебя желает видеть американец. Пожилой, седые волосы, черные брови. Позвать?
- Сейчас, минуту... Опомниться дозволь.
- Спасибо, Хелм. Ты сохранил жизнь Линку.
- Ненадолго.
- Прости?
- Я рисковал жизнью вовсе не из любви к поганому Котко. Его следовало убрать вон из Норвегии живым и невредимым по соображениям высшей политики. По тем же соображениям надо было остановить Зигмунда, который умудрился испортить немало крови всем вокруг. Между прочим, осмелюсь предположить, Котко уже блаженствует в раю - это весьма сомнительно, или горит в аду - это было бы чересчур. Пожалуй, обретается в чистилище.
- Не понимаю!
- Старая история, старое предательство. Наличествовал покупатель, нашелся человек, добровольно продавшийся ему. В итоге погибли двое мужчин и одна девушка. Правда, она секретным агентом не числилась, а потому и Котко в счет не поставлена. Правило гласит: возмездие в подобных случаях настигает неотвратимо. Продавшемуся хочется жить, посему он позаботится о покупателе и тем спасет собственную голову. Quid pro quo.
- Денисон убьет... убил Котко? Почему?
- Повторяю: потому, что хочет жить. Потому, что я попросил его.
- Это... жестоко, Хелм.
- Пожалуй.
Мисти заметно побледнела.
- Я... А я уже... начинала склоняться к романтическим помыслам. Спасибо, что вовремя излечил от сентиментальности. Спасибо...
- De nada, как выражаются испанцы. И тебе спасибо, Мисти. Но теперь уж зови сюда седовласого, чернобрового...
Мак явился ко мне в обычном сером костюме и обычном деловом настроении. Тихо притворил за собою дверь, чуток передвинул покинутый Мисти стул, присел. О здоровье не спрашивал: должно быть, успел потолковать с главным врачом.
- Прист?
- Я позаботился о нем.
Несколько секунд царило безмолвие.
- Сэр, вы сами просили о нем позаботиться. Эти слова, употребляемые с определенным выражением, означают у нас определенный приказ.
Мак молчал.
- Я верно истолковал вашу телефонную интонацию, сэр?
Молчание.
- А вы-то как догадались о подвохе?
- Он солгал.
Мак посмотрел на меня печально, точно сочувствия просил. В серых его глазах можно было прочесть нечто отдаленно похожее на скорбь. Он тихо продолжил:
- Тридцать лет спустя, Эрик, тридцать лет спустя!.. Вошел в мой кабинет, начал молоть несусветную чушь и рассчитывал, что я поверю. Началось расследование...
- О Присте нужно было позаботиться, или нет? - осведомился я напрямик.
- Да... К сожалению... Увы... Чересчур много людей пострадало, чересчур большие могли возникнуть неприятности. Полагаю... Полагаю, Эрик, он просто хотел покончить с собою.
- Больно сложный способ избрал, сэр, извините за прямоту. Но, думается, вы правы.
- Где он теперь?
- Понятия не имею. Норвежские боевые товарищи забрали командира и унесли. Наверное, уложат в деревянную ладью и оттолкнут прочь от берега, в сторону заката... Субъект по имени Ларе не позволил меня прикончить. Сказал, никто не должен знать о том, что Зигмунд погиб - во всяком разе, что погиб как последний неумеха. Сказал, позаботится о скрытности, если мы позаботимся о ней со своей стороны. Отдал мне собственный джип и велел проваливать вместе с девушкой. Я посулил полнейшую скрытность, разумеется.
- Дипломаты из кожи вон лезут, заминая историю. Кое-где приходится нажимать на известные рычаги. Исчезновение тела, конечно, весьма облегчит задачу. Но чего ради старые боевые клячи ринулись вослед Хэнку точно оглашенные?
- Чего ради я вернулся к вам пятнадцать лет назад, сэр? Цитирую старого Ларса: нынче скучное житье, пасмурное.
- Как именно погиб Хэнк?
- Разве это важно?
- Да. Для меня. Я рассказал.
- Хорошо, - вздохнул Мак и сменил предмет беседы: - Вот последний номер "Парижского Герольда", английское издание. Котко застрелен телохранителем во время ожесточенной перебранки. Телохранитель, само собою, скрылся. Комментарии?
Я прокомментировал.
- Хорошо, Эрик... Будем считать дело закрытым, старое забытым.
Черт побери! Вот это да! Обычно Маку не советуешь, как поступать, а если советуешь - держись...
- По человекоубийственной части имеется известное оживление. Молодой человек по имени Йэль обнаружен плавающим посреди Вестфьорда, Лофотенские острова. С пулевой дыркой во лбу. Комментарии?
- Должно быть, Эльфенбейн. Разведал, что Норман Йэль продает его всякому и каждому, кому не лень уплатить. А может, заметал следы неудачного дела...
- Что ж, не наша забота. Мак поднялся.
- Врачи обещают полное выздоровление, Эрик. Даже не исключают быстрого. О чем и сообщаю с удовольствием.
- Рад, что вы рады, сэр, - ответил я. С полминуты Мак изучающе глядел на меня. Спокойно произнес:
- Я отдал косвенное распоряжение, вы истолковали его должным образом. И в итоге поступили правильно. До свидания.
- До свидания, сэр...
* * *
Когда я проснулся, она тихо стояла возле кровати. Забинтованная левая рука обреталась на перевязи.
Она выглядела еще бледнее прежнего и, в отличие от прежних времен, была облачена в довольно женственное серое платье. Дотоле я видал Диану только в темных брюках или вовсе без брюк.
Зеленые глаза казались весьма сердитыми.
- Бессердечная сволочь, - сказала она.
- Разве я скрывал это?
- Бросил на съедение! На растерзание!
- Вооружив, и наставив соответственно. Тебе велено было: не отдавать револьвер ни-ко-му. Помнишь? Если даже просто попросят на минутку - рассматривать просьбу как открытое враждебное действие, требующее противодействия немедленного и убийственного!.. Послушная умница: вручила Присту револьвер по первому требованию. Чего же просишь? Похвалы? Сочувствия?
Медленно, и тем более мило, по лицу Дианы поползла улыбка.
- Спасибо, милый. По чести, я ненавижу любые утешения, сопли, нюни. И убила бы тебя за любую попытку оправдаться либо извиниться задним числом. Надеюсь, плечико побаливает всерьез? Моя ручка - да, и весьма.
- И тебе спасибо. Полагаю, плечико болит не меньше. А что именно стряслось?
- Эльфенбейн привязал меня к тяжеленному дубовому креслу, на кухне старой заброшенной фермы; и прибил руку к столу внушительным ножом. И бросил подыхать. Я провела целую ночь, коченея от холода и кровью истекая, покуда не ввалился твой приятель Денисон и не освободил меня. Передал привет Эрику. Сказал, что раскинул мозгами и решил согласиться на предложенную тобою сделку. Еще уведомил о следующем: на колено в тоннеле он упал отнюдь не нарочно - хотя, убей, не пойму, как это истолковать.
Я отмолчался.
- Мэтт...
- Он самый.
- Целую ночь я ненавидела тебя лютой ненавистью.
- Потому и до утра дотянула. Размышляй ты об осиротелых пеликанах и скорбящих леопардах - подохла бы еще до полуночи, В таком душевном и физическом состоянии лютая ненависть - настоящий спасательный круг.
- Здесь, когда руку подлечили и перевязали, когда я узнала, что ты лежишь едва ли не в соседней палате - дала себе слово: буду ненавидеть мерзавца и впредь. Зачем же пришла, спрашивается?
- Понятия не имею, - ответил я. - Но едва лишь сумею чуток ворочаться, приложу всевозможные усилия, дабы выяснить.
И приложил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
- Олухи! - голос Приста внезапно утратил прежнюю любезность. - Болтливые дураки... Ведь Котко, по сути, убил Франческу! Все равно, что подошел и пристрелил. Несколько лишних галлонов горючего - и я совладал бы с отливом... Уложил мелкого мерзавца в клинику - гвалт, возмущение... Черт возьми, если ты скотина и хам, заказывай в травматологическом отделении постоянную койку... Но, Господи помилуй! Город негодовал, точно я сломал челюсть президенту - и ни за что, ни про что сломал, заметь. Оплачиваю больничные расходы, ссылаюсь на горе и невменяемость - на закуску извиняюсь перед ублюдком! Говорю: не сознавал, что делаю. И лишь так избегаю тюрьмы... Да, я не сознавал, что делаю. Следовало сразу добираться до главного подонка. Нету резона давить маленькую поганую тлю, если по-настоящему виновный тарантул загорает на Ривьере и щиплет женские зады.
- И вы отправились по шкуру Александра Котко.
- Именно. Котко заслужил это. Согласен?
- Совершенно и всецело. Повторяю: можете застрелить каждого и всякого Котко - сколько в мире насчитывается. В любое удобное время. Но самостоятельно.
- Трусы, - пробормотал Хэнк. - Нынче все боятся ответственности. Армия списывает вьетнамские зверства на жестокость младших офицеров, а полковники с генералами остаются чисты и непогрешимы. В Вашингтоне мелкую рыбешку отлавливают, а кашалоты резвятся невозбранно и глотают кого хотят. Ибо знают: им-то уж отвечать не доведется...
- И то правда.
- Запомни, сынок! - Прист возвысил голос: - Кем бы ты ни считал меня теперь, как ни презирал бы - заруби себе на носу: покуда кашалоты не получат урока, все останется по-прежнему. Их надо убедить: сотворил зло - покрепче запирай окна и дверь, ибо рано или поздно явится мститель.
Я смотрел на Хэнка и видел закаленного старика, невзначай отправившего к праотцам нескольких неопытных людей помоложе, дабы угробить миллионера, которого не видал отродясь... Но, состоя на службе у Мака, я навряд ли вправе судить ближних за подобные вещи.
Впрочем, у медали наличествовала и другая сторона. Экс-капитан первого ранга Прист загнал Соединенные Штаты, а также их полномочного представителя, Мэтта Хелма, в немыслимый дипломатический тупик. Хэнковская вендетта вызовет пренеприятнейшие последствия, коль скоро выяснится, что в мирное время посреди Норвегии отставной флотский чин США создавал вооруженные партизанские отряды и лично командовал ими в бою. Заодно может обнаружиться необъяснимое вмешательство секретных служб, а сие прямиком означает: вендетту затеяли с негласного правительственного благословения.
Мак может оплакивать старую любовь и дружбу прежних дней сколько вздумается, но рука старого волка сжимала мой револьвер, а выспренние речи здорово наскучили мне.
- Красно говорите касаемо трусов, шарахающихся от любой ответственности, Хэнк, - процедил я, выдержав паузу - ни долгую, ни короткую: надлежащую.
Сделал осторожный, глубокий вздох.
- Почему бы тогда не признаться, что утопили собственную жену?
Теперь уж воспоследовала пауза ошеломляюще долгая.
- Спятил, сынок? Это был несчастный случай.
- Кукиш, фиг и шиш. Несчастные случаи в море бывают у сухопутных крыс. А у капитана первого ранга, ведущего прогулочную яхту - да еще такую, как "Франческа II", ведь я хорошо ее помню! - несчастных случаев не бывает. У вас хватило бы нахальства, Хэнк, предстать перед военно-морским трибуналом и вслух назвать подобную профессиональную никчемность несчастным случаем? ^
Конечно, это было чистейшим поклепом. Я прекрасно понимал: Франческу Прист немыслимо было выручить, не имея ни капли горючего. Но и Хэнка нельзя, было выпустить.
- Случай! На флоте не бывает случаев. Бывают хорошие капитаны и плохие капитаны.
Прист заскрежетал зубами.
- А может, - сощурился я, - вы и не собирались помогать обожженному парню, везти его в госпиталь pronto? Может, именно миссис Прист со скандалом потребовала этого от Зигмунда? Вы взбеленились, в бешенстве швырнули якорь за борт, судно резко, со внезапным толчком, замерло, качнулось...
Прист побледнел, и я понял, что, сам того не ожидая, угодил в яблочко.
- Хорош флотоводец! И диверсант великолепный! Главное - справедливый, разумный и сдержанный! Собственную идиотскую вспышку злобы, из-за которой жена взяла и нечаянно утонула, вымещать на хаме с бензоколонки да на лысом бедняге-миллионере!
Господи помилуй, второй выстрел в десятку...
Это и привело его сюда. Невозможность посмотреть в глаза подлинной правде. Признать истину. Расписаться перед собою самим в том, что нечаянно сгубил Франческу.
Вскидывая револьвер, Зигмунд перегнулся через стол, позабыв от бешенства простейшую заповедь: револьверы созданы, дабы разить на расстоянии, а в непосредственной близости от противника лучше использовать каменный топор или кремниевый нож...
Я вскинул левую руку, отбил ствол, из коего Прист успел сделать единственный выстрел.
Правая рука выдернула из-под лежавшей на столе меховой шапки двадцатипятикалиберный трофейный кольт. Я выпустил в Хэнка все шесть зарядов - на расстоянии нескольких дюймов игрушка нежданно оказалась убийственной.
Хэнк опрокинулся на ковер, не выпуская из мертвых пальцев моего револьвера. Пускай: уж теперь смит-и-вессон отнюдь не требовался мне. Я и кольт опустелый швырнул на середину ковра, бросил на самом виду.
Нельзя было встречать норвежцев поблизости от чего-либо хоть отдаленно смахивавшего на оружие.
А еще я умудрился и успел загодя поднять обе руки.
Глава 24
Я очнулся в городской больнице Нарвика - светлой и тихой. Очнулся лишь на следующий день, ибо сквозь левое плечо навылет прошли три пули, вылетевшие из доисторического "стэна". После третьего выстрела автомат, на счастье мое, заклинило.
Я одолел десять километров по ухабистой, полупроселочной дороге, в колымаге тряской и джипообразной, управляя одной рукой и говоря сидящей рядом блондинке, когда переключать передачу.
Помню, как умудрился вскарабкаться по крыльцу в приемную, попасть в кабинет главного врача, который (уверил седовласый Ларс) тоже помнил Зигмунда и не должен задавать лишних вопросов.
Больше не помню ничего.
- Эй, Мисти, - позвал я, с трудом разомкнув губы. - Неужто сиделкам положено вязать у страдальческого ложа?
- О, ты пришел в себя!
Проткнув клубок обеими спицами, серебристая блондинка отложила рукоделие и пересела со стула на краешек больничной койки. В отличие от гостиничных, кровать была приемлемо длинной и широкой.
- Лучше?
- Звонила в Осло?
- Да, по названному тобою номеру. Объяснила положение. Полиция, как и обещали, не появлялась, но тебя желает видеть американец. Пожилой, седые волосы, черные брови. Позвать?
- Сейчас, минуту... Опомниться дозволь.
- Спасибо, Хелм. Ты сохранил жизнь Линку.
- Ненадолго.
- Прости?
- Я рисковал жизнью вовсе не из любви к поганому Котко. Его следовало убрать вон из Норвегии живым и невредимым по соображениям высшей политики. По тем же соображениям надо было остановить Зигмунда, который умудрился испортить немало крови всем вокруг. Между прочим, осмелюсь предположить, Котко уже блаженствует в раю - это весьма сомнительно, или горит в аду - это было бы чересчур. Пожалуй, обретается в чистилище.
- Не понимаю!
- Старая история, старое предательство. Наличествовал покупатель, нашелся человек, добровольно продавшийся ему. В итоге погибли двое мужчин и одна девушка. Правда, она секретным агентом не числилась, а потому и Котко в счет не поставлена. Правило гласит: возмездие в подобных случаях настигает неотвратимо. Продавшемуся хочется жить, посему он позаботится о покупателе и тем спасет собственную голову. Quid pro quo.
- Денисон убьет... убил Котко? Почему?
- Повторяю: потому, что хочет жить. Потому, что я попросил его.
- Это... жестоко, Хелм.
- Пожалуй.
Мисти заметно побледнела.
- Я... А я уже... начинала склоняться к романтическим помыслам. Спасибо, что вовремя излечил от сентиментальности. Спасибо...
- De nada, как выражаются испанцы. И тебе спасибо, Мисти. Но теперь уж зови сюда седовласого, чернобрового...
Мак явился ко мне в обычном сером костюме и обычном деловом настроении. Тихо притворил за собою дверь, чуток передвинул покинутый Мисти стул, присел. О здоровье не спрашивал: должно быть, успел потолковать с главным врачом.
- Прист?
- Я позаботился о нем.
Несколько секунд царило безмолвие.
- Сэр, вы сами просили о нем позаботиться. Эти слова, употребляемые с определенным выражением, означают у нас определенный приказ.
Мак молчал.
- Я верно истолковал вашу телефонную интонацию, сэр?
Молчание.
- А вы-то как догадались о подвохе?
- Он солгал.
Мак посмотрел на меня печально, точно сочувствия просил. В серых его глазах можно было прочесть нечто отдаленно похожее на скорбь. Он тихо продолжил:
- Тридцать лет спустя, Эрик, тридцать лет спустя!.. Вошел в мой кабинет, начал молоть несусветную чушь и рассчитывал, что я поверю. Началось расследование...
- О Присте нужно было позаботиться, или нет? - осведомился я напрямик.
- Да... К сожалению... Увы... Чересчур много людей пострадало, чересчур большие могли возникнуть неприятности. Полагаю... Полагаю, Эрик, он просто хотел покончить с собою.
- Больно сложный способ избрал, сэр, извините за прямоту. Но, думается, вы правы.
- Где он теперь?
- Понятия не имею. Норвежские боевые товарищи забрали командира и унесли. Наверное, уложат в деревянную ладью и оттолкнут прочь от берега, в сторону заката... Субъект по имени Ларе не позволил меня прикончить. Сказал, никто не должен знать о том, что Зигмунд погиб - во всяком разе, что погиб как последний неумеха. Сказал, позаботится о скрытности, если мы позаботимся о ней со своей стороны. Отдал мне собственный джип и велел проваливать вместе с девушкой. Я посулил полнейшую скрытность, разумеется.
- Дипломаты из кожи вон лезут, заминая историю. Кое-где приходится нажимать на известные рычаги. Исчезновение тела, конечно, весьма облегчит задачу. Но чего ради старые боевые клячи ринулись вослед Хэнку точно оглашенные?
- Чего ради я вернулся к вам пятнадцать лет назад, сэр? Цитирую старого Ларса: нынче скучное житье, пасмурное.
- Как именно погиб Хэнк?
- Разве это важно?
- Да. Для меня. Я рассказал.
- Хорошо, - вздохнул Мак и сменил предмет беседы: - Вот последний номер "Парижского Герольда", английское издание. Котко застрелен телохранителем во время ожесточенной перебранки. Телохранитель, само собою, скрылся. Комментарии?
Я прокомментировал.
- Хорошо, Эрик... Будем считать дело закрытым, старое забытым.
Черт побери! Вот это да! Обычно Маку не советуешь, как поступать, а если советуешь - держись...
- По человекоубийственной части имеется известное оживление. Молодой человек по имени Йэль обнаружен плавающим посреди Вестфьорда, Лофотенские острова. С пулевой дыркой во лбу. Комментарии?
- Должно быть, Эльфенбейн. Разведал, что Норман Йэль продает его всякому и каждому, кому не лень уплатить. А может, заметал следы неудачного дела...
- Что ж, не наша забота. Мак поднялся.
- Врачи обещают полное выздоровление, Эрик. Даже не исключают быстрого. О чем и сообщаю с удовольствием.
- Рад, что вы рады, сэр, - ответил я. С полминуты Мак изучающе глядел на меня. Спокойно произнес:
- Я отдал косвенное распоряжение, вы истолковали его должным образом. И в итоге поступили правильно. До свидания.
- До свидания, сэр...
* * *
Когда я проснулся, она тихо стояла возле кровати. Забинтованная левая рука обреталась на перевязи.
Она выглядела еще бледнее прежнего и, в отличие от прежних времен, была облачена в довольно женственное серое платье. Дотоле я видал Диану только в темных брюках или вовсе без брюк.
Зеленые глаза казались весьма сердитыми.
- Бессердечная сволочь, - сказала она.
- Разве я скрывал это?
- Бросил на съедение! На растерзание!
- Вооружив, и наставив соответственно. Тебе велено было: не отдавать револьвер ни-ко-му. Помнишь? Если даже просто попросят на минутку - рассматривать просьбу как открытое враждебное действие, требующее противодействия немедленного и убийственного!.. Послушная умница: вручила Присту револьвер по первому требованию. Чего же просишь? Похвалы? Сочувствия?
Медленно, и тем более мило, по лицу Дианы поползла улыбка.
- Спасибо, милый. По чести, я ненавижу любые утешения, сопли, нюни. И убила бы тебя за любую попытку оправдаться либо извиниться задним числом. Надеюсь, плечико побаливает всерьез? Моя ручка - да, и весьма.
- И тебе спасибо. Полагаю, плечико болит не меньше. А что именно стряслось?
- Эльфенбейн привязал меня к тяжеленному дубовому креслу, на кухне старой заброшенной фермы; и прибил руку к столу внушительным ножом. И бросил подыхать. Я провела целую ночь, коченея от холода и кровью истекая, покуда не ввалился твой приятель Денисон и не освободил меня. Передал привет Эрику. Сказал, что раскинул мозгами и решил согласиться на предложенную тобою сделку. Еще уведомил о следующем: на колено в тоннеле он упал отнюдь не нарочно - хотя, убей, не пойму, как это истолковать.
Я отмолчался.
- Мэтт...
- Он самый.
- Целую ночь я ненавидела тебя лютой ненавистью.
- Потому и до утра дотянула. Размышляй ты об осиротелых пеликанах и скорбящих леопардах - подохла бы еще до полуночи, В таком душевном и физическом состоянии лютая ненависть - настоящий спасательный круг.
- Здесь, когда руку подлечили и перевязали, когда я узнала, что ты лежишь едва ли не в соседней палате - дала себе слово: буду ненавидеть мерзавца и впредь. Зачем же пришла, спрашивается?
- Понятия не имею, - ответил я. - Но едва лишь сумею чуток ворочаться, приложу всевозможные усилия, дабы выяснить.
И приложил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28