- Там конверт, - пояснила Диана, - битком набитый листками папиросной бумаги. На листках полно галиматьи - ученая цифирь, диаграммы и надписи по-норвежски. Ничего бы не поняла даже в английском переводе, уверена.
- Просто и удобно, - сказал я. - Никаких магнитных или микропленок и тому подобной дребедени. После недавней вашингтонской заварухи один вид магнитной кассеты нагоняет на меня тоску.
- Возьми содержимое, - попросила Диана, - и пригляди за ним хорошенько. А я уже потрудилась, не побоялась ни Денисона, ни двустороннего воспаления легких... Послушай, но ведь парень, можно сказать, воюет с нами в союзе. Он хочет привезти мистеру Котко чертежи вместе со Свольверским устройством - и мы того же хотим! Верно?
- Да, но только на иной лад. Мы ведь сифон и бумаги не Котко доставляем, а Шкиперу, который переправляет материалы по назначению: таковы условия, сколько удалось уразуметь их после беседы в Олесунне. И Денисон косвенно подтвердил нынче мои выводы. Никто, разумеется, не разговаривает напрямик. Забавляются, заставляя Эрика двигаться ощупью... Ну-ну.
- Бедный Мэтт! - ответила Диана. - А мог бы уже давно справиться у меня. Отвечаю: всецело правильно. Шкипер встретит нас на борту парома, курсирующего меж Лофотенскими островами и Нарвиком. Отплывает из Свольвера в девять вечера и поутру причаливает в конечном пункте. Где Хэнк возьмет затею в свои руки и свяжется с мистером Котко сам.
- Звучит заманчиво, - промолвил я. - Осталось лишь добраться до Нарвика. И груз доставить в сохранности...
Глава 15
На корабле нашем были какие-то особые машины. Работали они без умолку, непрерывно. В одном отношении это благо, ибо глухой ночью во время стоянок зачастую раскрываешь глаза и вскидываешься от наступившей гробовой тишины, гадая спросонок, не ложится ли корыто ненароком на уютное океанское ложе, где царит вечное безмолвие. Потом долетают голоса, доносится топот, вы осознаете: причаливаем; успокаиваетесь, опять смыкаете веки - дабы снова вскинуться, разбуженный гулом и несусветным лязгом поршней, рычагов, шестерней, или чем сейчас приводятся в движение морские суда.
Но я все равно пробудился - уже за полночь. Пароход не двигался; я соскользнул с койки, высунулся в иллюминатор, увидал спокойную воду, где отражались огни маленькой гавани.
- Где мы? - сонно спросила Диана.
- Если не путаю расписания, то либо в Бреннесунне, либо в Саннесьене, либо в Несне. Точнее сказать не в силах, выбирай сама. Сезон окончился, многие мелкие порты минуем не заходя... Может, уже в Тломфьорде или Будё швартуемся. А уж после - великий момент истины, именуемый Свольвером; в двадцать один ноль-ноль, а для тебя - в девять пополудни. Паром к материку отправляется, по твоим же сведениям, в девять, и попасть на него, а тем более, встретиться с кем бы то ни было, и думать нечего. Значит, задержимся на Лофотенских островах лишние сутки, не беда.
- Мэтт...
- А?
- Это насчет Робби. Я думаю... Все время думаю...
- Поделись размышлениями.
- Робби способен был выдать всех нас. Не думаю, что выдал, но мог. Всех - кроме Эвелины. За нее Робби голову на плаху положил бы, уверяю. И никогда не подстроил бы ничего, что хоть косвенно повредило возлюбленному предмету...
- Всецело согласен.
- Но ты ведь не знал Роберта.
- Зато люди Эльфенбейна понятия не имели об имени и внешности курьера, получается, ты права. Изменник взял язык на крепчайшую привязь. Везерилл предал, нет ли, но Эвелину Бенсон оставили в стороне... Допускаю, что и не Везерилл.
- То есть?
- Кто бы ни позарился на посулы, он располагал всеми иными сведениями. О местах встреч, о биноклях, о паролях... Малютка Грета, если помнишь, тараторила как добрый пулемет, и выложила, смею предполагать, все до словечка, дабы страждущего папашу выручить. Диана прочистила горло:
- Но это лишь домыслы.
- Да. Но неужто осведомитель и впрямь не знал, кого Шкипер отряжает к северу, забрать материалы? Отлично знал. И промолчал - вот что важно. Обустроил дело так, что опознать Эвелину, сграбастать на пути к моей каюте да изъять из обращения задолго до Бергена, Слоун-Бивенс не сумел. Наемникам довелось подстерегать у трапа, волочиться за мнимой Мадлен, удостоверяться - и лишь потом орудовать.
- Извини, я не понимаю.
- Иными словами, Эвелине обеспечили полную неприкосновенность, но до известной минуты. Когда она очутится под неусыпным покровительством несравненного и непогрешимого телохранителя - М. Хелма...
- Самоедством приятно заниматься, - хмыкнула Диана. - Перестаешь себя грызть - и такое облегчение испытываешь... Прекрати. Мэтт?..
- Ага?
- Я по-прежнему боюсь. Еще сильнее, чем тогда, в ресторане... Вспоминаю, как погибли Роберт, Эвелина - и начинаю цепенеть от ужаса... Особенно при словах Эльфенбейн и Свольвер.
- Но ведь при этом лишь и чувствуешь себя живущим полнокровной жизнью, - осклабился я.
Оскала моего девушка не приметила: тьма вокруг царила почти непроницаемая.
- Да! - ответила Диана с вызовом. - Иди-ка сюда, и убедись, до какой степени полнокровной!
Учитывая, что при первой встрече она показалась мне худенькой и блеклой, полнокровие было изумительным, а доказательство - блестящим. Долгое время спустя спутница вновь окликнула:
- Мэтт!
- А?
- Считается очень предосудительным болтать о любви? Среди тайных агентов?
- Не предосудительным - неприличным.
- А я натура весьма неприличная, милый. Стараюсь двигаться в этом направлении попроворней и подальше - после стольких лет порядочности... относительной. И очень быстро в тебя влюбляюсь. Отвечать казалось лишним.
- Ты слышишь?
- Конечно.
- И?
- Плотские взаимоотношения меж агентами допустимы, даже, можно сказать" желательны, если не мешают работе, сударыня, - изрек я назидательно. - А душевные склонности и привязанности, как правило, не приветствуются, ибо мешают чересчур уж часто.
- Хорошо, что я не профессиональный агент! Извините, сэр, вы и впрямь не испытываете ни малейшей душевной склонности ко мне?
- До чего же любопытная тварь, - улыбнулся я. - Засыпай...
Тихо рассмеявшись, Диана обняла меня за шею и последовала здравому совету.
Поутру я соскочил на пирс некоего захолустного порта и вызвал по телефону Осло. День миновал безо всяких приключений, мимо тянулись живописные берега, проплывали горные цепи, чьи высочайшие пики уже покрывало снегом. Полярный Круг остался позади.
Когда стемнело, мы высадились в Свольвере.
* * *
На освещенном причале не поджидал никто - ни друзья, ни враги. Да и в тени, у громадных складов, не таились угрожающие фигуры. Откуда-то из ночного воздуха, словно по мановению волшебной палочки, возникло такси. Я тут же взял его на абордаж.
Такси доставило нас и наши пожитки в приморскую гостиницу, большое кирпичное строение высотою в несколько этажей, оснащенное крошечным, истинно европейским лифтом. Свершив положенные формальности, отметившись у ночного портье, мы протиснулись в кабинку и прибыли в отведенный номер.
Любые поползновения холить и блюсти общественную нравственность остались позади; мы зарегистрировались в приятном качестве мистера и миссис Хелм, а в награду обрели двуспальную кровать, располагавшуюся посреди комнаты. Вернее, две узеньких, коротеньких кровати норвежского образца, помещенных впритык.
Прокрустовы наши ложа были застелены хитроумным Norsk манером: взамен двух отдельных простыней - одна общая. И одно же общее шерстяное покрывало, заключенное в своеобразный полотняный мешок - это приспособление обитатели Европы именуют "пододеяльником". Очень удобно и тепло, когда ложитесь вдвоем - особенно морозной ночью. Так считают норвежцы. Что до меня, предпочитаю спать, не сражаясь за право натянуть на себя хоть половину означенного одеяла, узкого, подобно кроватям.
Некоторое время спустя, когда мы с Дианой исхитрились угнездиться на пограничной черте меж постелями, по мере сил укрылись и приготовились изобразить влюбленную до беспамятства супружескую чету, пароходный гудок возвестил: судно отваливает. Я ощутил нечто сходное с чувством утраты. Успел привыкнуть к обитанию в плавучем, относительно безопасном доме. Все равно, что оказаться изгнанным из теплой и уютной материнской утробы в холодный, недружелюбный и неприветливый мир...
- Мэтт!
- Угу?
- Может, лучше сразу отправиться к аэропорту? А вдруг я ошиблась? Перепутала? Вдруг связной уже дожидается?..
- Вот и пускай погодит чуток, до рассвета. Не обледенеет, надеюсь. - Я ухмыльнулся: - Парень, по слухам, робкий, неуверенный в себе субъект. И вряд ли выбрал для встречи с тобою открытую всем ветрам и взорам вершину холма ради пустой забавы. Хочет издалека зачуять, опознать приближающуюся опасность, удрать вовремя.
- Вот как! - задумчиво сказала Диана.
- Вот так. Во мраке ночном зачуять возможно, а опознать затруднительно; и удирать неловко. Не к чему тебе восседать на обледенелых и обомшелых арктических валунах ночь напролет, если заранее понятно: связной придет не прежде, несли хорошенько развиднеется.
- Да, конечно...
- Вдобавок, ты можешь упасть в темноте, поломать ногу, и придется пристрелить напарницу. А патронов для единственного ствола, который хоть чего-то стоит, у меня в обрез. Только Бьерновская обойма: но и в ней одного заряда уже нет.
- Солнышко мое, - проворковала Диана, - ты просто прелесть! И заботлив неописуемо. Спокойной ночи, милый.
Глаз я, разумеется, не сомкнул. На корабле удалось выспаться впрок, а поразмыслить следовало, и о многом. Только ничего путного я не придумал.
Собственно, я уже несколько раз перебирал в мозгу возможный ход грядущих событий, а сейчас попросту пытался определить: упустил что-нибудь или нет. Определить не удалось ни бельмеса. Играть предстояло прямиком с листа - если делать сравнения музыкальные, или вслепую - коль скоро вспоминать о шахматах.
В этом случае надлежало сделать все, чтобы гамбит увенчался успехом, но жертвы и потери свести к минимуму. Задачка! Вашингтонское наше начальство, как правило, согласно понести любые потери в рядовом составе, только бы добиться конечного успеха...
В одиннадцать часов, по-прежнему бодрый и свежий, я поднялся и начал ощупью одеваться. Диана зашевелилась.
- Не надо, - сказал я. - Не включай лампу, крошка.
- Что ты затеял?
- Изображу человека-невидимку. Попытаюсь, по крайней мере, выскользнуть незамеченным и очутиться поблизости от места, где тебе назначили рандеву, когда оное состоится. По словам портье, город и аэродром расположены в нескольких километрах друг от друга. Прогуляюсь пешком, так будет лучше. А, поскольку хочу и обязан опередить любого, намеренного подсмотреть за тобою близ холма, покидаю гостиницу загодя. Вот и все.
Воспоследовало долгое безмолвие: Диана просыпалась окончательно и переваривала услышанное. Потом заговорила с преувеличенным спокойствием:
- Если думаешь, так действительно лучше и надежнее - давай. Конечно, я не возражаю против небольшой охраны и поддержки там, у аэропорта. Но тогда уж, коль временно покидаешь на произвол судьбы, прошу дополнительных разъяснений.
- Например?
- Например, в котором часу отправиться мне самой?
- Уже сказал: когда развиднеется. В этих широтах, в это время года солнце восходит не раньше восьми, однако светает гораздо раньше. Заря займется около пяти; выбирайся из номера чуток позднее. Повторяю: связной навряд ли рискнет приблизиться, пока не сумеет хорошенько разглядывать окрестности. А мне тоже потребуется природное освещение, чтобы при надобности прикрыть кое-кого и не промахнуться...
- Нужно ли... Поболтать себе под нос, поворочаться, сделать вид, будто ты по-прежнему в номере?
- Круглая пятерка за сообразительность. Мы еще сделаем из тебя сверх-шпионку.
- Добираться на колесах, или тоже на своих двоих?
- Поезжай, - ответил я. - Не имеет значения. Правду сказать, в автомобиле ты уязвима ничуть не меньше, чем на проселочной обочине. Будем надеяться, ребятки сыграют совершенно хладнокровно и разумно, как в Тронхейме. Не сделают глупости, покуда мы не получим и не сложим воедино все вожделенные сведения и предметы. Проще все сразу отобрать, верно? И легче.
- Ты убежден, что нас действительно преследуют, Мэтт? А вдруг, невзирая на слова Денисона, Слоун-Бивенс и впрямь перепугался? Ведь после того, как доктор, его дочка и Йэль удрали на берег в Молле, о них ни слуху не было, ни духу.
- Доктор Эльфенбейн, милочка, подвизался на своем нечестивом поприще и командовал парадами чересчур долго, чтобы идти на попятный из-за пробитой стерильным ножичком ладошки. Он лишь обозлился до белого каления, будь покойна. Говоришь, ни слуху, ни духу?.. Это просто эльфенбейновский modus operandi, как выражается старшее, чуть более начитанное и культурное поколение истребителей... Не забыла? В Бергене меня пальцем никто не тронул, краешком глаза не приметил, пока не приспело время ударить - и ударить наотмашь.
- Ты замечательно умеешь ободрять! - обронила Диана. - И в самую нужную минуту.
Облачившись полностью, я присел на краешек постели.
- Возможно, все мои рассуждения - полная и сплошная ошибка. И нападут еще раньше предполагаемого. А я буду терпеливо дожидаться возле захолустной взлетной полосы, притаившись у валуна и размышляя о комедиях Шекспира, в то время как ты примешься изображать великую саксонскую воительницу где-то на половине или четверти пути...
- Замечательно ободряешь, - пробормотала Диана. - В этом счастливом случае: каковы распоряжения?
- Вот. На этот счастливый случай припасено три-четыре запасных патрона для твоего смит-и-вессона. Держи под рукою. Перезаряжать обучена, правда?
- Сам наставлял.
- Наставляю дополнительно: револьвер - не волшебная палочка, ты - не могучая кудесница...
- Уже говорилось.
- Повторяю для более твердого усвоения. Дабы револьвер произвел на супостата желаемое отрезвляющее действие, нужно стрелять. А величественно и грозно помахивать пушкой, твердя старые добрые заклинания вроде "руки вверх", или "брось пистолет", или, всего глупее, "не смей приближаться, иначе спущу курок" - вернейшее средство погибнуть самому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28