Следовательно, я почувствую себя чрезвычайно остроумным субъектом и, насвистывая, отправлюсь прямиком в Ороско-Грант.
Где и наткнусь на ловушку настоящую, расставленную по всем правилам искусства. По крайности, сам бы я на месте караулящих рассуждал в очень похожем духе... Приманка лежит в горных разработках, дичь не ожидает никакого подвоха и торопится отыскать несчастную наживку.
Должным образом свернув на развилке четыреста семьдесят, оказавшейся вовсе не развилкой, а шоссейной развязкой "клеверный лист", я преодолел указанные семнадцать миль по ухабистому, изобиловавшему колдобинами проселку. Отыскал ворота в хитросплетениях колючей проволоки, тянувшейся, казалось, до самого горизонта.
Снял замок. На изъятом у Беннетта кольце висели два ключа - один большой, другой - маленький. Ключу номер два надлежало раскрыть наручники на запястьях Мадлен.
Впрочем, об освобождении женщины раздумывать было еще рано.
Проведя лендровер сквозь образовавшийся проход, я сызнова затворил ворота и водрузил замок на положенное место. Обычай западных поселенцев: любые ворота оставляешь точно в том виде, в каком застал их. Это превращается в своего рода неискоренимый рефлекс.
Вокруг расстилалась почти необъятная равнина. К северу высились пики Сангре-де-Кристо, которыми обрываются в Новой Мексике длинные хребты Скалистых Гор. А впереди тянулись Габальдонские холмы - пологие, чрезвычайно скромные по сравнению с горной цепью.
Две колеи, кое-где поросшие чахлыми пучками колючих трав, по-видимому, и были тропой, уводившей к Las dos Tetas. Лендровер довольно быстро завяз в песчаном ложе первого пересохшего русла. Дьявольщина, да я просто забыл включить вездеходную передачу! Спортивная "мазда" избаловала меня, отучила заботиться о приводе на передние колеса.
Лихорадочно поискав требуемый рычаг и убедившись, что здесь потребуется по меньшей мере Шерлок Холмс, я припомнил старую добрую заповедь: перепробуешь все возможные способы и ничего не добьешься - открой инструкцию.
Водительское руководство сыскалось в ящике для перчаток. Меня отсылали не к несуществующему рычагу, а к неприметной маленькой кнопке на приборной доске. Надавив ее, я быстро избавился от возникших затруднений. Все четыре колеса повернулись одновременно, лендровер не без натуги выкарабкался из широкой промоины, где по зернистому песку медленно бежала тоненькая струйка воды. Наверное, в горах недавно разразились грозы. Потому что постоянных потоков в Новой Мексике почти не бывает.
Прекрасно. Когда фляжка опустеет, буду знать, куда спешить за водой.
Если фляжка успеет опустеть...
Впереди возникли два упомянутых Беннеттом холма, известные как Las dos Tetas. Неудивительно: проплутав по безводным и безлюдным пустошам несколько месяцев, первопроходцы готовы были усматривать сходство с женской грудью чуть ли не в каждой паре округлых возвышенностей. А таковыми юго-западный край изобилует, и название встречается очень часто.
Пора было поворачивать с дороги долой. Вернее, вон из колеи.
Забрав правее, я двинулся к западу и вскоре очутился в неглубокой лощине, лежавшей почти параллельно далеким холмам. Я следовал по ней, покуда каменные россыпи не сделали езду невозможной. Следовало спешиться.
Выключив мотор и предусмотрительно вытащив ключ зажигания, яизвлек правую руку из перевязи, а перевязь выкинул. Не без удовольствия.
Дальнейшей нужды притворяться не замечалось.
Перебросив через плечо ремешок походной фляги, я вынул из автомобиля маленький вещевой мешок, содержавший шоколадные плитки, галеты, карманный фонарь и особые магниевые свечи, коими охотно пользуются спелеологи, а также свежую одежду и кой-какие гигиенические принадлежности для Мадлен...
Затем я достал из чехла семимиллиметровую винтовку, доставшуюся в наследство от Макси Рейсса, и тщательно зарядил оружие, чуть не отправившее меня самого в заоблачные сферы. Гашетка ходила очень легко, смазанный затвор повиновался безукоризненно.
Выбравшись на гребень ската, я одарил оставшийся внизу лендровер прощальным взглядом и осмотрелся, чтобы не слишком заплутать, возвращаясь в лощину от Las dos Tetas.
В Новой Мексике вас даже на равнинах отделяют от уровня моря по крайности пять тысяч футов, и разреженный воздух отнюдь не прибавляет выносливости. Обитая в Санта-Фе постоянно, я приспособился было к этой особенности здешних мест, но за истекшие годы отвык от нее. От продолжительной ходьбы под палящим солнцем закололо в боку, а головная боль понемногу возобновилась - хотя с гораздо меньшей силой и назойливостью, чем накануне.
И все же я пребывал в отличнейшем настроении. Дорога от Форта Эймс до пары холмов с игривым испанским названием оказалась неблизкой, но теперь завершалась. Даст Бог, все повернется к лучшему. И провались он, хорошенький, увитый плющом провинциальный коттедж, на пороге коего поджидает хорошенькая жена с хорошеньким младенчиком на руках. Провались она, скучная, добропорядочная, безопасная служба, которую мне, видимо, предложат развлечения ради...
Выходить в отставку разом расхотелось. Я вновь ощутил себя охотником, чьи чувства обострены до предела, вновь испытал знакомый упоительный трепет каждого нерва. Хорошо заниматься своим делом!
Я перекинул ремингтон через левое, неповрежденное плечо, призадумался, выдержит ли правое отдачу при выстреле. Впрочем, семимиллиметровый заряд не лягает вас подобно взбесившейся лошади, а ежели работу не выполнить двумя - самое большее тремя - патронами, то можно считать затею конченной.
Ступая размеренно и неторопливо, я направился к Las dos Tetas.
Тоннель, как и говорил Беннетт, уходил в склон холма справа от меня. Устье разработок обрамляли старые, полусгнившие бревна. Представив себе, что Мадлен лежит в непроглядно темных недрах, не рассчитывая на помощь, не чая избавления, я слегка передернулся.
Однако спешить было нельзя. Женщина терпела свою беду сутки с лишним - если оставалась жива, - пускай продержится еще немного... Мчаться к ней сломи голову и нарываться на верную пулю мог бы только законченный идиот.
Я не выношу подземелий, но зачастую вынужден проникать в них. Усматриваю в этой необходимости карающий перст судьбы.
Ничто не шевелилось, не считая колеблемых предвечерним ветром былинок. Я с удовольствием увидал бы скачущего кролика, или птицу летящую - но вокруг простиралась безмолвная каменистая пустыня, где ни зверье, ни пернатые не обитали. Ну и пакостный край!
Интересно, много ли золота извлекли из холмов давно ушедшие рудокопы? Или не золото искали, а серебро? Испанцы в свое время добывали его тоннами... Если у противника имеется снайперская винтовка, он, пожалуй, залег слева, на склоне, чтоб держать вход в тоннель под непрерывным наблюдением и целиться не торопясь. А делать петлю и приближаться с противоположной стороны - значит угодить под выстрелы второго... Петлять незачем.
Здесь караулят профессионалы, и, откуда ни сунься, ничего не выиграешь. Стало быть, пощадим подметки и силы прибережем.
Личное досье, правда, не указывало на пристрастие этого человека к дальнобойным стволам. Так что, верней всего, меня поджидают с автоматическим оружием, наподобие штурмовой винтовки М-16, или подобного ей огнестрельного приспособления. Тогда парень должен выбрать укрытие пониже и поближе, а стрелять кинжальной наводкой; по меркам открытого пространства - почти в упор.
Но для этого я должен сначала приблизиться. Парень составил обо мне определенное представление. Мэтт Хелм, неукротимый ковбой, любящий врываться в салун, снося двойные дверцы с петель и ведя ураганный огонь из обоих кольтов... Прекрасный образ, очень лестный и чрезвычайно выгодный; ибо, создавая себе славу безрассудного сорвиголовы, можно ввести неприятеля в изрядное заблуждение и победить, ведя себя разумно и расчетливо.
Да, признаю, любовь к театральным эффектам у меня наличествует - и немалая; и неприятель знал меня в качестве позера, не упускающего ни единой возможности ринуться напролом. Но ведь это не значит, что я неизменно и всечасно должен разыгрывать нападающего носорога... Я и затаиться способен, крокодильим манером.
Завершив рекогносцировку и осторожным ползком возвратившись к оставленным позади рюкзаку и фляге, я съел шоколадную плитку, сделал глоток воды, разбавленной бренди, почувствовал себя приободрившимся. Потом опять взобрался на пригорок, с которого следил за окрестностями, устроился близ корявого куста, притаился. Приспособил ремингтон поудобнее, чтобы не делать лишних движений, готовясь к стрельбе.
И принялся выжидать.
Прибыл я около четырех вечера. Короткая стрелка уперлась в цифру пять, передвинулась к шести, начала медленное восхождение по левой стороне циферблата. Солнце спускалось за Габальдонские холмы, непрерывно багровея и вырастая в размерах.
Потом погасло и закатилось.
Наступили сумерки.
У телескопического прицела, установленного Макси Рейссом, обнаружилось отличное свойство. При трехкратном увеличении он поглощал столько света, что, по сути, служил прибором ночного видения. Прильнув к окуляру, я потихоньку высматривал врага на левом склоне. Следовало доверять себе. Сам я засел бы именно там. Не стоило считать опытного противника глупее, чем я.
И противник объявился.
Меры предосторожности он принял, однако довольно вялые и небрежные. Неудивительно. Скоротав целый день под жгучим солнцем и не дождавшись добычи, он разочаровался в избранном порядке действий. Замысел казался остроумным, однако не принес вожделенного успеха. Можно было ставить на задуманном крест и отправляться восвояси.
Так он, по-видимому, решил.
И начал спускаться по откосу - не спеша, осторожно, как полагается ступать грузному, не шибко ловкому человеку, несущему тщательно пристрелянное оружие.
Поймав силуэт неприятеля на скрещение волосков, я провожал его дулом ремингтона. Человек оступился, чуть не потерял равновесие, ухватился за скальный выступ, застыл.
Винтовка Макси Рейсса отрывисто грохнула.
Если вы правильно целитесь и нажимаете на гашетку, выстрел происходит почти неожиданно. Последовала звенящая тишина. Затем находившийся в четырехстах ярдах расстояния субъект опрокинулся и безудержно покатился по каменистому склону.
Профессионал: не стал извиваться и отыскивать оброненное оружие, не пожелал осмотреть полученную рану, и отдышаться не захотел. Поднявшись на четвереньки, человек со всем возможным проворством направился к ближайшей разваленной хижине, дабы ускользнуть от новой пули. Он понимал, что выслежен, и не собирался ждать гибели сложа руки.
Чтоб тебе, Макси Рейсс!.. Ах, чтоб тебе, суетливый олух Боб Виллс! Вручил винтовку, с четырехсот ярдов бьющую двумя футами ниже намеченной точки!..
Потому-то я и предпочитаю регулировать прицел собственноручно. Только на сей раз этого сделать не удалось.
Я поспешно поймал объективом ползущую фигуру, взял необходимое упреждение с поправкой на обнаруженный недочет и вторично придавил гашетку. Человек застыл и, секунду спустя, неловко повалился на бок.
Для пущей надежности я выпустил третью пулю, уже по неподвижной мишени. Отдача ремингтона была почти незаметна. То ли плечо зажило на славу, то ли в боевом пылу я не ощутил боли - понятия не имею.
Почти стемнело, но в кустарнике подле тоннеля возникло движение. Оптический прицел обнаружил субъекта - вернее, смутную тень субъекта, - державшего нечто блестящее и удлиненное. Помедлив одно мгновение, незнакомец прикинул, можно ли ускользнуть, не разделив участь приятеля.
Перекрестие волосков очутилось прямо над его макушкой. Ремингтон ударил опять. Неизвестный рухнул, неловко пополз ко входу в тоннель...
До устья шахты я добирался битый час, ибо, в отличие от расслабившейся, разморенной зноем и бесцельным выжиданием пары, отлично знал, что впереди поджидают. Первого из подстреленных можно было не опасаться: три пули, поразившие со среднего расстояния, или убивают, или отнимают всякую способность сопротивляться.
Но второй оставался опасен. Когда я, наконец, увидал его за валявшимся подле черного входа бревном, парень шевелился и пытался привстать. Я сделал небольшой крюк и подкрался поближе под прикрытием второй хижины. Осторожно выглянул.
Ружья не было заметно, и ранило парня очень тяжело, но я работал у Мака, а не в Международном Красном Кресте. Прицелившись прямо в грудь поверженному, я спустил курок.
Дульная вспышка хлестнула средь вечерней темноты весьма впечатляюще, а выстрел грянул, точно из артиллерийского орудия. Тело дернулось, правая рука метнулась в сторону и бессильно упала. Раздался короткий лязг, еле различимый для оглушенных барабанных перепонок.
Осторожно подойдя к убитому, я поддел носком ботинка длинный плоский кинжал, а потом наклонился над человеком, пытавшим и заколовшим злополучную миссис Пат. Об отправленном к праотцам полицейском по имени Филипп Крайслер уже не говорю.
Вторая пуля довершила начатое. Выпалить привелось на два раза больше намеченного, но плечо по-прежнему вело себя вполне пристойно и не жаловалось.
Плохо различимое лицо покойника показалось немного знакомым. Я вытащил из вещевого мешка фонарь, щелкнул выключателем, осветил застывшую физиономию, вгляделся.
Двенадцать лет миновало... Двенадцать лет назад я угощал ужином стройную молодую женщину-адвоката, согласившуюся устроить мне свидание с подзащитным, которого чуть позднее оправдали по всем статьям благодаря Вальдемару Барону, великолепному судебному златоусту.
Передо мной валялся в пыли незабвенный Вилли Чавес, до последнего мига своего остававшийся злобной и кровожадной скотиной, ни на что уже не рассчитывавший, но все равно карауливший меня с клинком в ослабевшей руке. Странно. По сути дела, с Вилли эта история начиналась, и на Вилли же заканчивается, подумал я. Замыкается некий круг. Очень порочный, кстати...
Но предаваться раздумьям надлежало потом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28