Она заговорила громким шепотом:
— Вы не сможете вечно содержать нас обоих на те деньги, что у вас с собой. Вы будете оторваны от семьи, от друзей, от вашего состояния, если оно у вас есть…
— Я мог бы устроиться на работу… учителем, например, или секретарем. — Но его что-то кольнуло при этих словах. Перспектива работать была не самая приятная, но в сто раз лучше все же, чем нынешнее положение. Он заставил себя улыбнуться. — Было бы забавно самому зарабатывать на жизнь.
Его улыбка не обманула ее.
— Будет ли это так же забавно через два года, через три, через десять лет? Люк, это слишком. Я никогда не позволю вам приносить такие жертвы. А кроме того, подумайте — кто я.
Услышав это, он крепче сжал ее руки.
— Подумайте, кем я была. Падшая женщина, авантюристка, чье имя…
— У вас будет новое имя. Новое имя и новая жизнь. Никто ничего не будет знать о вашем прошлом.
— Вы будете знать. — Она вырвалась и спрятала руки за спину. — Можете ли вы искренне утверждать, что это ничего для вас не значит? И даже если вы готовы сейчас закрыть на это глаза, вы уверены, что в будущем это будет так же не важно? В один прекрасный день вы поймете, что все, что вы принесли в жертву, вы потеряли ради меня и только ради меня! Разве вы не возненавидите меня тогда? Разве я сама себя не возненавижу? Как вы не видите, что то, что вы предлагаете, — невозможно.
— Хорошо, — сказал Люк, — тогда мне остается только одно. — Он развернулся и пошел к воротам.
В его словах было что-то такое бешеное, такое жесткое, что Тремер вскрикнула. Приподняв юбки, она бегом догнала его и схватила за руку.
— Что вы имеете в виду? Что вы собираетесь делать? Это опасно?
— Я собираюсь вызвать лорда Флинкса на дуэль. Я собираюсь убить его, мне так давно этого хотелось. И тогда вы освободитесь от его губительного влияния.
— Нет, нет! — вскричала она, ухватив его за парчовый рукав уже двумя руками. — У вас не получится… не смейте этого делать!
— Не получится? — сказал он, приподнимая темную бровь. — Признаюсь, я не очень опытный дуэлянт, но, насколько я знаю, лорд Флинкс — тоже.
— Но даже если вы его убьете… Вы что, не понимаете, что с вами сделают? — Она потрясла его за руку. — Я не сомневаюсь, что он примет ваш вызов — из гордости. Но вы не можете драться на дуэли с премьер-министром, это противозаконно. Вас обязательно повесят, обязательно!
Люк беспечно рассмеялся, пытаясь изобразить уверенность, которой у него не было.
— Это мы еще посмотрим. Я собираюсь испытать судьбу. Я бы, конечно, с большим удовольствием сбежал с вами, но раз вы мне отказали, что мне еще остается, чтобы защитить вас?
По ее лицу текли слезы.
— Люк, я сделаю все, что вы хотите. Я буду вашей женой, вашей любовницей — кем угодно. Только скажите, что вы не станете делать глупостей.
Он вгляделся в ее лицо, пытаясь понять, можно ли верить такому вымученному обещанию.
— Тогда будьте готовы сегодня на закате, я подъеду к воротам в почтовой карете. Мне понадобится время, чтобы все устроить, чтобы сочинить какую-нибудь небылицу для Периса и остальных. — Он задумался на мгновение. — Я скажу, что отправляюсь в Херндайк, продолжать исследования, и что останусь там минимум на две недели. Если я упакую вещи и открыто уеду из города, никто не подумает, что что-то не так. Потом я вернусь. Но вам… боюсь, вы не сможете взять с собой много. Не важно! Я куплю вам новые вещи, как только мы выберемся из Риджксленда.
Она кивнула, смаргивая слезы.
— Самое необходимое я возьму с собой. Но, Люк, вы так и не пообещали, что не наделаете глупостей, когда дело дойдет до моего дяди.
Люциус мягко высвободился.
— Я обещаю не вызывать его на дуэль, пока мы в Риджксленде. Но если он вздумает по глупости преследовать нас там, где его пост не дает ему никаких привилегий, — я не отвечаю за последствия.
Люк мимоходом заглянул в банк, где предъявил свои бумаги еще тогда, когда только прибыл в Люден. Была, конечно, опасность, что распространится слух о его визите сюда, но ему пришлось рискнуть. Завтра или послезавтра у него может не быть возможности снова воспользоваться своим кредитом. К счастью, банкир ничего не заподозрил и выдал, не задумываясь, очень крупную сумму банкнотами и золотом джентльмену с такими безупречными рекомендациями.
Затем Люциус вернулся к себе, собрал несколько сумок и чемодан — взяв меньше, он шокировал бы Периса и возбудил бы его подозрительность. И тем не менее Люку с трудом удалось уговорить Периса остаться — «присмотреть за остальными и чтобы в доме все шло гладко».
— Это все хорошо, — сказал Перис, — но, мастер Люк, если вы передумаете и решите остаться в Херндайке подольше — вы ведь тогда обязательно за мной пришлете?
— Конечно, — соврал Люк, чувствуя, как к горлу подступает комок. Он только теперь начинал понимать, что никогда больше не увидит Периса, а это не шутка, если учесть, что этот человек был при нем неотлучно с тех пор, как Люку исполнилось шестнадцать. Будет, конечно, очень трудно, предполагал он, выжить без слуги, но все-таки это возможно. Однако что же станет с самим Перисом, когда хозяин бросит его на произвол судьбы в чужой стране?
Люк вынул смятую банкноту, расправил и насильно вложил в руку слуги.
— Если со мной что-нибудь случится, ты сможешь доехать на это домой. Иди к Джарреду или доктору Перселлу, я уверен, они найдут тебе отличное место.
— Мастер Люк, не говорите так, — сказал Перис, явно огорчившись. — О сэр, об этом даже подумать страшно.
Полчаса спустя почтовая карета ждала Люка у дверей, он был полностью готов к отъезду, одет в высокие сапоги и дорожный плащ. Перис и другой лакей как раз выносили последние две сумки, когда прибыл незваный гость. Люк замер на нижней ступеньке лестницы, когда подтянутая, опрятная фигура лорда Флинкса появилась в дверном проеме.
Люк сухо поклонился, и премьер-министр — тоже.
— Так слухи, что вы покидаете Люден, не лгали.
— Только на две недели, — холодно ответил Люк. — У вас ко мне какое-то срочное дело?
— Я только хотел вам сказать, — произнес лорд Флинкс с милой улыбкой, — что, возможно, вы не захотите возвращаться сюда так скоро. Более того, возможно, имело бы смысл продлить ваш визит в Херндайк — навсегда.
Люк почувствовал прилив облегчения. Лорд Флинкс не догадался, почему он уезжает, но, понимая, что отношения между Тремер и королем изменились, он просто хочет убрать Люциуса с дороги. И было бы глупо, подумал Люк, так легко на это согласиться.
— Лорд Флинкс, я должен поблагодарить вас за заботу. Но несмотря на это, я намереваюсь вернуться. Я слишком многое оставляю здесь, вы меня понимаете.
Лорд Флинкс пожал плечами и притворился, что не понял.
— Но еще не поздно приказать слугам упаковать ваши вещи и выехать следом за вами. Да, господин Гилиан, я бы вам это настоятельно советовал. Если вы вернетесь в Люден, скорее всего, я вас арестую.
Люциус ошарашенно на него уставился. Вот уж чего он совсем не ожидал услышать от лорда Флинкса.
— Арестуете? Под каким предлогом?
— За совращение моей племянницы, которая еще не достигла совершеннолетия. — Лорд Флинкс, казалось, не замечает нелепости этого заявления. — Не знаю, что считается допустимым в Винтерскаре, но в Риджксленде есть законы, защищающие молодых девушек.
— Совращение вашей племянницы? — Люк недоверчиво рассмеялся. — После того, как она совершенно открыто жила с королем Изайей больше года? Да вы шутите!
— Напротив. Вы на собственном опыте узнаете, как я серьезен, если вы не станете держаться подальше от Людена и мадемуазель.
Кровь ударила Люку в голову, он сорвал перчатки и уже сжимал одну из них в руке, готовый нанести смертельное оскорбление, которому не будет прощения, — но вдруг вспомнил свое обещание.
С большим трудом Люк подавил свой гнев.
— Как вы сами видите, лорд Флинкс, я как раз собирался уезжать, — спокойно сказал он. — Когда я вернусь в Люден, я буду иметь честь встретиться с вами, и мы это обсудим.
— Вы найдете меня дома, — сказал премьер-министр, кивнув и ухмыльнувшись. — Хотя, может быть, за это время вы поумнеете. — С этими словами он повернулся на каблуках и вышел.
А Люк еще несколько минут смотрел ему в след.
— Может быть, я и поумнею, — прошептал он. Вообще-то он, как правило, жалел о своих импульсивных поступках. Хотя к тому времени, когда он сможет спокойно поразмыслить над своей последней выходкой, он зайдет уже слишком далеко, чтобы поворачивать назад.

КНИГА ТРЕТЬЯ
Фермулин на реке Узель был городом лабиринтов, внутренних двориков, переулков и тупиков; это был город, где каждый поворот, каждый проход, каждая лестница, каждые следующие ворота, казалось, уводили все дальше и дальше вглубь, в самое сердце этой неразберихи.
В то время как Хоксбридж более тысячи лет строился и надстраивался все вверх и вверх, жители этого городка в Шенебуа рыли подвалы и подполы, закапывались все глубже и глубже, достраивая, перегораживая, застраивая задние дворы, пустыри, иногда посягая даже на уже и так тесные улочки и проулки, стараясь использовать каждый фут свободного пространства. Сотни лет закон за законом принимались, чтобы запретить такую практику, но, как и многие такие законы, они оставались на бумаге. В результате право собственности на дома, лавочки или магазинчики стало таким ненадежным, что строили их теперь еще более небрежно и из совсем уж бросовых материалов. Зачем тратить впустую деньги и строить дом, который простоит десятки лет, если хозяина могут в любой момент заставить его снести? Так что постройки в городе были убогие. Когда они ветшали, делались чисто формальные попытки их укрепить, подпереть — балками, брусьями, палками, несущими стенами, пристроенными под немыслимыми углами, поддержать при помощи сотен других способов и уловок, отчего город становился только уродливее, разношерстнее и теснее, чем раньше.
Это особенно ощущалось вниз по реке, ближе к лесопилке, пивоварне, сахарному заводу и другим мастерским — там рабочие жили в чудовищной тесноте, иногда по пять-шесть семей в одном доме в огромном перенаселенном районе, где было полно лачуг, доходных домов и даже землянок.
Даже в лучших частях города, где улицы чистые, дома построены добротно, а комнаты в них залиты солнечным светом, было не особенно просторно. А если некоторые улочки были настолько узкими, что по ним не могла проехать повозка, — не страшно, тем больше работы было у носильщиков портшезов. Садов и парков здесь почти не было, но и один цветок в горшке ничем не хуже (как полагали стойкие горожане), чем сотня на клумбе. Они приспособились к тесноте и даже, похоже, процветали за ее счет. Говорили, что если фермулинцу приходилось уезжать куда-нибудь, свободное пространство его угнетало. Действительно, окрестные деревни горожане посещали чрезвычайно редко. То, что возникло из-за безвыходности, стало насущной необходимостью. Шум, запахи, постоянное давление людской толпы стали так же жизненно необходимы жителям, как и тот нездоровый воздух, которым они дышали.
37

Фермулин, Шенебуа. 9 флореаля 6538 г.
Ни одни часы в городе не показывали время верно. Это было первое, что Вилл заметил, когда въехал в Фермулин на большом пятнистом мерине, которого купил в Фернбрейке. Остановившись на площади, на которую выходили целых три церкви, каждая со своими часами, гордо выставленными на всеобщее обозрение, Вилрован нашарил в кармане собственные часы и откинул крышку. Его часы показывали полдень, церковные — час, два и полчетвертого. Судя по тому, что солнце стояло прямо над головой, его часы пока что были точны, как всегда.
Пробираясь по лабиринту улочек и постоянно останавливаясь, чтобы спросить дорогу, Вилл наконец прибыл в «Золотую Пятерку», шаткое четырехэтажное строение с балконами и шиферной крышей, построенное на возвышенности в миле от Узеля. Въехав во двор через закопченные кирпичные ворота, он спешился, доверил мерина конюху и спросил хозяина.
Найдя трактирщика в душной столовой и наняв комнату на верхнем этаже, он отправился в сравнительно менее шумный пивной зал, где застал Ника Брейкберна и капрала Джилпина, которые его ждали. Вилл, прихватив деревянный стул и подсев к ним за столик, выслушал их доклад. Они сняли комнату в «Круа-Руж» по соседству, как он и велел. В городе они со вчерашнего вечера, но ничего особенного не заметили, кроме, разве что…
— Некоторого всеобщего напряжения и смутного чувства тревоги, — сказал Ник. — Виновата ли в этом адская машина малахимских профессоров, я сказать не могу, но посмотрите только на лица прохожих — их определенно что-то беспокоит.
Вилл согласно кивнул. Напряженные лица и несколько взбалмошное поведение фермулинцев он тоже заметил сразу же по приезде в город.
— А лейтенант Оджерс?
От Оджерса вестей пока не было, но они с Ником почти весь путь проехали вместе и разделились, только не доезжая тридцати миль до города, так что, по всей вероятности, он должен был вскоре объявиться.
Когда прибыл его багаж, Вилрован поднялся к себе, чтобы переодеться. До заката он исследовал город, чтобы как следует сориентироваться, потом вернулся на постоялый двор, где его ждала записка от Оджерса. Лейтенант снял комнату на одном из нижних этажей. Он въехал в город на барже, каких было полно на реке, там были какие-то неполадки с механизмом, который наполнял шлюзы, чтобы можно было плыть вверх по течению, потому Оджерс и опоздал. Он приносил свои извинения, но подумал, что капитана может заинтересовать причина его задержки. И Вилла она действительно заинтересовала, как его интересовало все, что было связано с помпами и другой техникой, но он слишком устал, а потому отложил визит в шлюз до утра.
Ложась в тот вечер спать, он никак не мог отделаться от необъяснимого, но отчетливого ощущения, что Лили где-то поблизости и что она о нем думает. Но он понимал, что это немыслимо. Укрываясь ветхой простыней, Вилл решил, что просто принимает желаемое за действительное. Он закрыл глаза и почти тут же провалился в глубокий и беспокойный сон, и всю ночь ему снились рычаги, колеса, насосы, вертящиеся стрелки компасов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71