– Я тоже не люблю подобных сборищ. Однако Беатрис будет довольна.Он вздохнул.– Надеюсь, вы простите меня, если я скажу, что хотел бы находиться подальше отсюда.– А почему мы должны здесь оставаться? – неожиданно согласилась Элейна. – Мне нужно закончить портрет. Я вовсе не обязана участвовать в вечеринке дона Эдоарда и его благородных гостей!– Возможно, ваши родные и будут рады принять вас, но я совсем не уверен в том, что мой отец захочет меня видеть.– А зачем нам возвращаться домой? – Эта мысль показалась Элейне необыкновенно привлекательной. Она больше не нуждается в своей семье, да и семья в ней тоже. – Бабушка оставила мне небольшое наследство. Совсем немного, но достаточно, чтобы снять комнату в Мейа-Суэрте. Я смогу заработать на жизнь заказами. Многие художники так поступают. – “Но ведь ты одинокая женщина”, – подумала Элейна. – Впрочем, это, конечно, невозможно. Нарушение обычаев, да и чувствовать себя в безопасности я не смогу.Она с пристрастием посмотрела на портрет Эдоарда. Почему эта мысль не пришла ей в голову раньше? Художники и рисовальщики всегда могут заработать на жизнь. Если она сумеет найти богатых клиентов… Но за стенами Палассо молодая женщина без отца, брата или мужа станет легкой добычей любого мерзавца.Она повернулась к Рохарио. Почему бы и нет? Да, это рискованно, но в жизни каждого человека наступает момент, когда следует закрыть глаза и довериться судьбе. Дерзость замысла ошеломляла. Она не может жить одна, без друзей, в Мейа-Суэрте. Но если у нее будет надежный спутник, брат… Глава 68 Агустин Грихальва сидел в одном из пыльных, душных шкафов хранилища, расположенного за ателиерро, и старался не дышать, потому что знал: стоит вдохнуть слишком много затхлого воздуха, и сразу же начнется безостановочный кашель. Так произошло три дня назад, когда он попробовал провести свой эксперимент в первый раз, и тогда его чуть не поймали. Теперь он прихватил с собой воды и настойку фенхеля с медом.Деревянный пол был холоден и жесток. Все тело ныло. Вчера у него появилась ужасная сыпь, но мазь с алоэ смягчила боль. Стараясь не обращать внимания на неприятные ощущения, Агустин сосредоточился на куске пергамента, подготовленного при помощи жира с его собственных пальцев и стоящего сейчас между его согнутыми коленями. От такого неудобного положения довольно быстро затекла шея, ноги и руки одеревенели, кожа горела. Наверное, в конце концов он весь покроется ссадинами и синяками.Но Агустин сидел неподвижно, боясь пошевелиться. Он смотрел на детальный рисунок, окаймленный вязью символов, выписанных им чернилами, смешанными с его кровью. На изображение длинного стола, стоящего в дальнем конце ателиерро. Сияло вечернее солнце, и на стол падали тени от решеток.Такой и увидел Агустин эту картину в седьмом часу после полудня. Сегодня заседал Совет Грихальва по случаю Великих Праздников года. Раньше на него приглашали только старших иллюстраторов; теперь же в нем принимали участие все члены семьи, даже женщины, к мнению которых прислушивались из уважения к их возрасту или влиянию.Агустин намеревался узнать, о чем пойдет речь. И молил Мдру эй Фильхо, чтобы его замысел не провалился.Он знал, ему ни за что не удастся нарисовать всех членов Совета, поэтому изобразил только стол и тени. Если он сможет передать освещение и справиться с заклинанием до того, как все соберутся, тогда он услышит их голоса. Точный ли получился эскиз? Агустин внимательно изучил зарисовки Элейны – те, что она прислала ему из Чассериайо, – но она ведь училась на семь лет больше, да и вообще сестра гораздо талантливее. Агустин постарался как можно точнее передать расположение полос света, представив себе их на полу, на креслах с высокими спинками, на бархатном ковре из Тза'аба."Вот так проверяется волшебство, – сказал ему тио Гиаберто. – Чтобы заклинание сработало, изображение должно быть безупречным. Иначе ничего не выйдет”."А если у человека есть Дар, но он не может рисовать?” – спросил Агустин."Тогда его Дар ничего не стоит. Впрочем, иллюстратор может обладать и не очень выдающимся талантом, но за всю нашу долгую историю я знаю только три случая, когда Одаренные мужчины не смогли научиться использовать свой Дар. При некоторой подготовке и практике даже ребенок с минимальными природными способностями к живописи в состоянии стать копиистом и служить своей семье, выполняя определенные обязанности, требующие применения магии. Не беспокойся, Агустин, ты к числу этих несчастных не принадлежишь. Вне всякого сомнения, из тебя выйдет толк”."Мой Дар должен был достаться Элейне”, – дерзко заявил он."Я не намерен в дальнейшем обсуждать этот вопрос, меннино. Твоя привязанность к сестре достойна похвалы, но она не заслуживает такого отношения. Продолжай повторять заклинания”.И Агустин продолжал, сидя в шкафу, повторять слова из Фолио, чтобы оживить заклинание, заставить его действовать. Тихий шепот не вызывал кашля. Но ему пришлось ждать довольно долго, а воздух становился все более спертым – неизвестно почему. Вдруг, словно живительная струя, до него донеслись тихие голоса:«…Кабрал снова проголосует против нас… слишком влиятелен… не Одарен, но его всегда жаловал Великий герцог… тише, остальные идут…»Послышался легкий шум. Агустин оживился. Плечи болели. Но его заклинание сработало."Приветствую вас, кузены. Мы собрались здесь, чтобы поднять бокалы великолепного паленссийского вина в честь праздника Имаго. Я знаю, в екклезии ведется спор о том, какую лозу – белого или красного винограда – подрезали Возвышенные, когда им явился Образ Матры эй Фильхо, но считаю, что мы должны возносить благодарность Их Благословенному Явлению любым хорошим вином, а ученым предоставить право спорить на эту тему”.Агустин услышал дружный смех, но не понял смысла шутки. Впрочем, он начал сердиться. Он не видел членов Совета, хотя и был уверен, что заклинание должно позволить ему не только слышать, но еще и видеть все, что происходит за столом. Проклятье! Элейна сделала бы все как следует. Она помогала ему с сонными чарами, передав секреты волшебства, которые открыла ей бабушка Лейла. Ей они были понятны.Эйха! Придется ограничиться лишь возможностью подслушать, о чем они там говорят. Конечно, первый тост произнес Верховный иллюстратор Андрее. Агустину страшно хотелось узнать, кто еще собрался вокруг стола. Грандтио Кабрал, судя по тихому обрывочному разговору в самом начале, должен там быть. Однако голоса собравшихся были такими приглушенными, что он никак не мог разобрать, кому какой принадлежит.«…прежде чем мы отправимся на службу в Катедраль, я должен сообщить вам весьма неожиданную новость. Я только что принял курьера из Чассериайо…»«Матра эй Фильхо! Случилась катастрофа?»"Ну-ну, Никойо. Давайте не будем замечать только плохую сторону жизни. Скажем так: планы несколько изменились”."Я ее убью”. Это сказала мать Агустина, тут у него сомнений не возникло."Не стоит волноваться, Диониса. – Несмотря на то, что голос звучал приглушенно (ведь Агустин слышал его лишь благодаря заклинанию), он был уверен – Андрее немного раздражен, но в то же время происходящее кажется ему забавным. – По крайней мере одна из твоих дочерей заботится об интересах своей семьи”.«Беатрис!»Сразу несколько голосов, смех.«Матра Дольча, Кабрал, ты что, окончательно потерял совесть? – Снова Диониса. – Мы же не обеспечили Беатрис защитой. Она так молода – и может иметь детей!»"Я уверен, Лейла научила ее всему, что ей следует знать. Я недооценил этих девушек”."Кабрал прав, – сказал Андрео. – Элейна была первоклассной кандидатурой, однако Эдоард выбрал не ее”.«Она подтолкнула к этому Беатрис, я не сомневаюсь, так оно и было! Вот подождите, как только до нее доберусь, тут же прикажу ее выпороть! Матра! Я собственноручно с ней разберусь!»"Уверяю тебя, Диониса, Беатрис не родит дону Эдоарду детей. Ты лучше вспомни: восстановлена традиция Марриа до'Фантоме. И это для нас важно”.Элейна не стала любовницей дона Эдоарда. Вместо нее эту роль играет Беатрис.Агустин задохнулся. Начал хватать ртом воздух, потянулся за чашкой с водой, перевернул ее, уронил свой рисунок и мучительно закашлялся.Словно сквозь туман, пытаясь отдышаться, продолжал он слышать голоса, которые теперь перешли к другой теме, но Агустин уже не понимал, о чем они говорят. Он отчаянно пытался сделать вдох. Как они намерены поступить с Элейной?– Думаю, здесь. – Эти слова доносились не из рисунка. Дверь шкафа распахнулась, и Агустин заморгал, глядя на Гиаберто, из-за спины которого выглядывало морщинистое, удивленное лицо под шапкой снежно-белых волос – Кабрал.– Дайте мальчику что-нибудь попить, – рявкнул Гиаберто и выхватил из рук Агустина рисунок.Кабрал оттолкнул Гиаберто в сторону и поставил Агустина на ноги.– Ничего, ничего страшного, меннино. Слушай мой голос. Слушай мое дыхание. Когда я делаю вдох… вот так…Вдыхаемый воздух ревел в ушах Агустина, грохотал в такт ударам сердца.– и ты тоже начнешь дышать. Не глубоко. От этого ты только больше раскашляешься. Давай со мной вместе. Хорошо. Так, а теперь сделай шаг. Мы с тобой выйдем из пыльного шкафа.К тому времени как они добрались до ателиерро, Агустин дышал еще с трудом, но уже перестал кашлять.– Вот твой сын, Диониса, – объявил Кабрал. – Я думаю, нужно пригласить санкту, чтобы она его осмотрела.– Можно подумать, санкта согласится войти в наш проклятый Палассо. – Диониса была в ярости.– И тем не менее, – мягко настаивал на своем Кабрал. – Возможно, они держались с тобой не совсем так, как тебе хотелось бы, Диониса, но речь идет о твоем Одаренном сыне. Ему трудно дышать. Они знают, как с этим справиться.Агустина уложили в постель, а позже им занялась санкта в традиционном одеянии и платке, ее строгий взгляд напомнил ему статуи, украшающие. Катедраль. Но как только Диониса вышла из комнаты – по приказу санкты – и пожилая женщина осмотрела мальчика, ее лицо подобрело.– Бедняжка, – сказала она. – Ты похож на моего внучатого племянника: кожа, кости и огромные глаза. Сколько тебе лет? Покажи на пальцах. Ничего не говори. Пятнадцать, верно? Мне было как раз столько же, когда мои родители посвятили меня екклезии. – Агустину хотелось спросить, имела ли санкта возможность выбора, или, как в его случае, все было решено за нее, но он не осмелился. – Ну-ка, я послушаю твои легкие. Что это за запах? Фенхель? Сам сделал себе микстуру? А ты разумный мальчик. – Она произнесла эти слова одобрительно, совсем как Элейна.Агустин не мог представить себе свою сестру такой же сморщенной и старой, но почувствовал в пожилой женщине, сидящей у постели, железную волю – и сразу подумал о сестре.Ничего общего с Беатрис. Но ведь Беатрис стала любовницей дона Эдоарда… От этой мысли у него начался новый приступ кашля.Санкта громко хлопнула в ладоши, и на ее зов мгновенно явилась Диониса.– Мне нужна чаша с горячей водой.– Но…– Немедленно.Гримаса, появившаяся на лице матери, позабавила Агустина, но кашель помешал ему рассмеяться.– У тебя всегда такой кашель? – спросила санкта. – В сырое время года часто простужаешься? Становится тебе хуже в какое-нибудь определенное время года? Не говори. Только кивни или покачай головой. Ты чувствовал себя слабее других детей? Тебе бывает иногда трудно отдышаться? Да, да.Санкта вздохнула, но тут же помотала головой, словно обретая твердость духа, и повернулась как раз в тот момент, когда возле нее возникла чаша с горячей водой. Она вытащила из своего вязаного мешочка маленькую коробочку и, открыв ее, начала перебирать пакетики. Агустин догадался, что в них травы и цветы, но не почувствовал никаких запахов.Санкта приготовила для него горячий чай, и после нескольких глотков Агустин перестал кашлять.– У тебя слабые легкие, мой мальчик. С этим ни я, ни другой лекарь ничего не сможет поделать. Ты должен чаще гулять, тебе нельзя постоянно находиться в помещении – а похоже, именно так дело и обстоит, судя по тому, какой ты бледный. Ни в коем случае не переутомляйся. Настойка мать-и-мачехи, лакрицы и манзаниллы снимет приступы кашля. Если ты будешь разумно распределять свое время – равномерно отдыхать и работать, хорошо есть, выпивать немного вина, то сможешь жить нормальной жизнью. Все в твоих руках. И не позволяй матери запугивать тебя. Ну вот. Пойду скажу то же самое твоим" родителям.Она благословила Агустина и ушла.Он печально уставился в безукоризненно белый потолок: как раз такой должен быть в комнате мальчика, которому не следует думать ни о чем ином, кроме живописи. Он создавал мысленные образы на этом ослепительно белом фоне. Ведь он же Одаренный иллюстратор.Агустин закрыл глаза, стараясь сдержать слезы. Какой смысл плакать? Все равно ничего нельзя изменить. Он сделал один глоток чая и почувствовал, как легкие еще немного приоткрылись.У него никогда не будет того, о чем он мечтает: сыновей и дочерей, которых он мог бы качать на руках, собственного дома, жизни, принадлежащей только ему, а не его матери и семейству Грихальва. Разве важно, что у него слабые легкие. Он все равно умрет молодым.Он – Одаренный иллюстратор.Как жаль, что ему досталась такая доля. * * * Диониса заставила его провести в постели два дня и не дала ни карандаша, ни альбома, чтобы он мог хоть как-нибудь скоротать время. Агустин был счастлив, на третий день праздника Имаго ему разрешили встать. Он сидел в гостиной матери, завтракал, ел сыр с булочками и пил лакричный чай, когда без объявления вошел Кабрал.– Цвет лица у тебя уже вполне приличный, – заметил старик. – Что это ты такой задумчивый, молодой человек?– Я пытаюсь придумать, как защитить Элейну, – вырвалось у Агустина.– Не сомневаюсь, Элейна сама прекрасно может себя защитить, но я понимаю, что ты имеешь в виду. Впрочем, сейчас тебе следует побеспокоиться о себе. Из-за твоей болезни наказание отложено, а я пришел предупредить тебя; ты предстанешь перед Вьехос Фратос. Это значит, что меня там не будет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48