Но сейчас ему нельзя даже со стороны смотреть – он слишком молод. Ему не тринадцать, а всего одиннадцать, и напрасно он старается произвести впечатление на муалимов, напрасно засыпает их искусными набросками и восхитительными картинами, напрасно ждет признания своего таланта от Вьехос Фратос – Сааведра не уверена, что они хотя бы подозревают о его существовании."Но я-то знаю…” Она знала всегда. В нем горел огонь – самый яркий и жаркий из всех, что сияли в Палассо Грихальва и запутанном лабиринте альковов и галерей, – обиталище их семьи. А ведь она видела все огни. Как мало их осталось от того сонма, которым по праву гордился род! Слишком много погасила нерро лингва.Десятилетия назад на Мейа-Суэрту напал мор – безжалостная, всепожирающая зараза. Любого, кто ее подхватывал, корежила “костная лихорадка”; вскоре у него распухал и чернел язык, а затем наступала мучительная смерть. Эпидемия убивала всех без разбору – и дворян, и простолюдинов. Она не ограничилась крепостной стеной Мейа-Суэрты, а расползлась по всему герцогству, и в конце концов не осталось человека, который бы не потерял возлюбленного, или кормильца, или слугу, или господина. И все же ни один род не пострадал так сильно, как Грихальва."Мы и сейчас страдаем”.Да, это правда. Мало того, что нерро лингва унесла две трети рода, она обесплодила почти всех мужчин. И за шестьдесят лет, минувших с той поры, Грихальва так и не оправились настолько, чтобы вернуть себе расположение герцогов. Слишком многие не доживали до пятидесяти и не оставляли наследников. Последний Верховный иллюстратор с фамилией Грихальва погиб от нерро лингвы, и больше ни единого его родича не было при дворе. Их заменили Серрано.Грихальва тем не менее верили, что должность Верховного иллюстратора досталась Серрано лишь на время. И действительно, разве не Грихальва тридцать пять лет кряду поставляли иллюстраторов двору? Но они ошиблись. Было утрачено почти все, и теперь они едва сводили концы с концами, изготавливая и продавая материалы для художественного промысла. Увы, слишком многих они потеряли – видных, уважаемых, талантливых. А после мора, когда Грихальва боролись за выживание, их места достались другим семьям.И конечно, Серрано, вечные соперники рода Грихальва, дорожа новообретенным расположением герцогов, доказывали, что охранная грамота Алессио I – вполне достаточная награда за все заслуги Грихальва, даже чрезмерная, если вдуматься. В свою очередь, Сарио подбирал самые нелестные эпитеты для Серрано, от чего густо краснела Сааведра и за что он сам был порот муалимами, – и поделом, ибо в родовом гнезде Грихальва даже не по летам искусным в выражениях детям запрещалось вести подобные речи. Но Сааведра знала, что ее друг прав: Сарагоса Серрано, Верховный иллюстратор герцога Бальтрана, – всего-навсего посредственность, халтурщик без сердца и вдохновения.«Мазилка жалкий, ему б на заборах писать…»Сааведра никак не могла постичь, по каким таким соображениям герцог назначил Сарагосу на должность покойного отца. Все Грихальва – все до единого – знали ему цену, и она была совсем невысока. Художник средней руки. Да, он не уступит любому копиисту, или итинераррио, – но разве это основание, чтобы доверить ему столь важную задачу, как тщательное документирование – посредством живописи – истории жизни герцогства?– Сюда… Ведра, смотри!Сарио вновь схватил ее за руку и повлек к узкому чулану, способному вместить разве что ночной горшок да несколько швабр. Стенкой ему служила холщовая занавеска – разумеется, с искусным узором. Не успела Сааведра спросить “ну и что?”, как Сарио рывком отодвинул занавеску.– Следуй за мной. И поосторожнее – ступеньки.Действительно, ступеньки. Сарио был еще маловат, чтобы тащить спутницу, но он ее непрестанно дергал за предплечье. Раскрывать тайны он обожал не меньше, чем постигать искусство; за это его нельзя винить, считала Сааведра. Он – Одаренный. Такие, как он, – подлинные художники, огни, горящие ярче всех, – не терпят ничьего диктата. Даже муалимов.«И конечно, муалимы это видят. Понимают, кто он и что он…»Да, и видят, и понимают. Вот почему, наверное, они так строги к нему. Прикрывают колпаком лампаду, чтобы фитиль не сгорел слишком быстро."А у меня нет и малой толики этого дара”.Да и откуда ему взяться, ведь она всего лишь женщина. Только мужчины бывают Одаренными. Хотя, конечно, у нее есть способности. Даже Сарио это признает – когда видит, что она сомневается в своем таланте.Как много у них общего! Как прочно связаны они друг с другом! Даже сейчас.– Ведра, сюда… – Он обогнул угол, сбежал по второй узкой лестнице и выпустил руку Сааведры – лишь на миг, чтобы поднять щеколду и толкнуть оштукатуренную, украшенную лепниной дверь. – Иди наверх! Давай, быстро, я запру дверь.Она неохотно ступила в дверной проем.– Сарио, но здесь темно.– Два раза по четырнадцать ступенек. Считай, Ведра Иди, а то я решу, что ты кабесса бизила!Она считала. Оступалась в потемках, но считала. Он, как и обещал, поднимался следом. Темноту оглушало его учащенное дыхание.– Куда мы идем? Он цыкнул:– Бассда! Услышат!Все выше и выше. И вот позади два марша по четырнадцать ступенек, а впереди – чуланчик с косым потолком. Сарио нетерпеливо рванулся вперед и упал на живот.– Сюда! Ложись!Сааведра наткнулась на потолок. Осторожно провела по нему пальцами, почувствовала кирпичи. Опустилась на колени.– Ничего не вижу…Он поймал ее руку, дернул и прошептал скороговоркой:– Да ложись ты, моронна! Бассда!Сааведра легла на живот – точь-в-точь как ее поводырь. В такой тесноте лежать было ужасно неудобно, вдобавок каменный пол холодил тело сквозь тонкое полотно блузы и мешковатых штанов. Кожаные подметки летних сандалий царапнули кирпичную стену.– Сарио, – произнесла она очень тихо, – что ты…– Вот.Он стиснул ее руку и потянул к бреши между полом и потолком. Шириной она почти не уступала тому чулану с занавеской.– Ведра, подвинься поближе. Отсюда видна кречетта. Сейчас нижняя комната меньше интересовала Сааведру, чем та, в которой они находились. Странно, зачем понадобился чулан в таком труднодоступном месте, в самых недрах Палассо Грихальва?– Для чего тут эта комната?– Ведра, вопросы потом. А пока… – В его голосе появилось волнение. – Гляди: это Чиева до'Сангва!В полной тишине Сарагоса Серрано ждал, когда на него обратят внимание.– Ваша светлость, вы знаете, это правда. Разве я не говорил, что это правда?Бальтран до'Веррада словно прикипел к окну. Стекло в волнах и разводах искажало очертания безупречно чистого внутреннего двора и ухоженных парков при Палассо Веррада – резиденции герцога. В разгар лета трава была изумрудно-зелена, цветы благоухали, ветки цитрусовых деревьев сгибались под тяжестью сочных и сладких плодов – дары этого сада ежеутренне украшали стол герцога. Но его разум был далек от умиротворенности – одолевали серьезные заботы.«Матра эй Фильхо, молю тебя, всем сердцем молю послать здорового малыша и чтобы моя герцогиня осталась жива…»Кончики пальцев – к губам, к сердцу. Пожалуй, он правильно сделал, вызвав Сарагосу. Надо отвлечься.Бальтран до'Веррада осушил серебряный кубок, инкрустированный драгоценными каменьями. (Вино охлаждали в снегу, а снег возили с Монтес-Астраппас – горной гряды, что отделяла “благословенную Тайра-Вирте” от страны надменных гхийасцев.) Затем полуобернулся, давая понять фатоватому иллюстратору, что знает о его присутствии. Слегка повернул голову и увидел молодого Серрано во всей красе: костюм вызывающего покроя, мятежные тона и вдобавок нечто невиданное на голове.Герцог так и не повернулся лицом к Сарагосе – рановато оказывать ему такую почесть, чего доброго, еще сильнее возгордится.– Что это, новая шляпа? “Вот так. Указать петушку на его шесток”. Сарагоса поспешил сорвать с головы малиновый бархатный блин с пышным плюмажем.– Это мелочь, ваша светлость. Не стоит обращать внимание. До'Веррада ухмыльнулся.– Дорогая мелочь, не правда ли?«Кичливость, опять эта кичливость…»Он глотнул еще вина – бодрящего, как весна, светлого. Конечно, это Лакта до'Матра, его любимый летний сорт; кстати, его предпочитает большинство тайра-виртских экспортеров вина.«Надо посоветоваться с Верховным виноградарем насчет сезонных цен на перевозки…»– Ваша светлость, я польщен вашим великодушным признанием моего таланта. И раз уж речь зашла о таланте, ваша светлость…До'Веррада решил отмести вежливые околичности: если подсчитать, сколько он их услышал за всю жизнь от придворных, голова кругом пойдет.– По-твоему, я должен отменить герцогскую охранную грамоту для семьи Грихальва?Серрано заговорил с пылом, выдающим боязнь:– Да, ваша светлость, я верю, это будет только справедливо… Учитывая, что они собой представляют.– Хм… Странно, Сарагоса. Не пойму, почему тебя так волнует судьба каких-то рядовых копиистов. Я осведомлен, что ты не желаешь признавать за ними подлинного таланта. Но ведь они много лет верой и правдой служили Тайра-Вирте и герцогам, потому-то мой прадед и пожаловал им охранную грамоту. И положа руку на сердце, даже Серрано должны быть благодарны им: Чем бы вы занимались, не будь у вас бумаги, холста и красок, – всего того, что создают Грихальва? Так и рисовали бы фрески углем на стенах новых домов, мокрых от крестьянской мочи?Он позволил себе улыбку, а Сарагоса стал белее Благословенного Молока Матры; талант нынешнего Верховного иллюстратора действительно впервые проявился на задворках Мейа-Суэрты.– Сарагоса, они в равной мере служат искусству и герцогству. Они знают свое место и довольствуются им.– Они слишком высоко метят, ваша светлость. И чтобы добиться своего, не погнушаются даже темным колдовством. Только теперь герцог повернулся к нему лицом.– Я говорил кое с кем из придворных – нет нужды уточнять, с кем именно, и не гляди на меня вопросительно. Мне захотелось побольше разузнать об этой силе, которой ты меня стращаешь. И знаешь, Сарагоса, кое-кто утверждает, что злые намерения Грихальва не более чем плод твоего воображения. У тебя нет серьезной причины их ненавидеть, кроме боязни потерять должность.Лицо Сарагосы Серрано обрело цвет. Пунцовые пятна удивительным образом сочетались с красно-фиолетовым камзолом и пестрыми чулками.– Ваша светлость, семья Серрано уже не один десяток лет пользуется заслуженным расположением дома до'Веррада…– Так-то оно так, но разве ты не боишься потерять место Верховного иллюстратора? Лично ты, Сарагоса?– Ваша светлость, я…– Тебя не беспокоит, что Грихальва затмевают твой талант? “И что они гораздо больше твоего смыслят в подборе красок? Пожалуй, надо еще разок взглянуть на твои последние картины”.– Ваша светлость, они же метисы, потомки варваров, тза'абских бандитов. И сами этого не скрывают, взять хотя бы все эти прозрачные намеки на чи'патрос.От сдержанности Сарагосы не осталось и следа – ее снесло, как ветхую плотину.– “Кто отец?” Чи'патро! Ваша светлость, они сами так себя называют! И не стыдятся крови тза'абов! Кто они и кто мы?! Кровь Серрано чиста со времен великого герцога Алессио Первого! Среди наших предков не было бандитов и незаконнорожденных!– И все-таки, Сарагоса, почему ты их боишься? – спокойно произнес до'Веррада.– Я уже сказал, ваша светлость…– Да, что они обладают какой-то неизвестной, невидимой силой. – До'Веррада тяжело вздохнул. – А знаешь, я сегодня побывал в Галиерре. С сыном – хотел показать то, что ему, как моему наследнику, следует знать. Там было несколько детей. Из рода Грихальва. – Он помолчал секунду-другую. – Сарагоса, мне они показались самыми обычными детьми. Ничуть не хуже других. Даже, пожалуй, не хуже детей Серрано.– Хуже! Хуже, ваша светлость!До'Веррада недоуменно поднял бровь. “Серрано, где же твой почтительный тон?"– Нет, в самом деле. Ты сказал правду: кое-кто из них – потомки бандитов, их прадеды – чи'патрос, отбитые у тза'абов. Но поглядишь на них – семья как семья. Дети, Сарагоса.– Ваша светлость, я вам сказал, кто они.– Нет. Ты сказал, кем их считаешь. И знаешь, Сарагоса, был момент, когда я едва не уступил. Всего на миг – один-единственный миг – стоя перед своей “Женитьбой”, я поверил…– Ваша светлость, вы должны мне верить…–..и тут вдруг подумал: а ведь если такое можно сказать о Грихальва, почему нельзя то же самое сказать и о Серрано?– Ваша светлость! Герцог улыбнулся.– Ну хорошо. Допустим, за годы жизни моего прадеда, великого герцога Алессио Первого, ваша кровь осталась чиста. Но все-таки напрашивается вывод, что все твои обвинения не более чем дворцовая интрига. Напрашивается вывод, что юные Грихальва переросли твои посредственные картины, которые им приходится копировать. Напрашивается вывод, Сарагоса, что ты безумно боишься талантливых соперников и стремишься любой ценой очернить их, чтобы выходцы из семьи Грихальва никогда не становились на твоем пути, не питали надежду занять твое место.– Ваша светлость, это место принадлежит моей семье без малого шестьдесят лет!– А раньше его занимали Грихальва.– Всего-навсего трое. – В голосе молодого придворного иллюстратора сквозило безмерное презрение. – И очень недолго.– Да, трое. В промежутке между Серрано и Серрано. – До'Веррада улыбнулся. – Напрашивается вывод, что ты хочешь очернить тех, кто может быть достоин занимать твою должность. Что ж, я скажу так: изволь предъявить доказательства.– Доказательства! Ваша светлость, но ведь мы и так знаем, что это правда!– Кто знает, Сарагоса?– Род Серрано, ваша светлость. Мы.– В таком случае предъяви эти доказательства.– Ваша светлость, Грихальва никогда не были художниками. Обыкновенные ремесленники, только и всего. Добывают на болотах краски для настоящих иллюстраторов.– Это и есть улика? Твоя оценка их одаренности? Сарагоса, но ведь если так рассуждать, то можно заподозрить в колдовстве, в обладании темной силой и твоего отца, и твоего дядю, и даже тебя самого. До Серрано на этом посту побывали трое Грихальва и затем их сменили Серрано.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48