Наша ставка слишком высока. Мы столько трудились, спасая семью, и теперь наконец у нас есть Дар… – В голосе Артурро звучала озабоченность. – Возрождение семьи – процесс крайне медленный, и мы не вправе его подстегивать. Мы не можем допустить, чтобы до'Веррада заподозрили истинную природу Дара.– Все равно уже ходят слухи, – тихо произнес Раймон. – Серрано подозревают.– И пусть. Они… жалкие маляры. – Улыбка на лице Артурро явствовала, что язвительные слова Сааведры пришлись ему по нраву. – Мы под защитой до'Веррада, а это не такой уж пустяк. Пока семья герцога ничего не знает о Даре, мы можем жить спокойно.– Сарагоса Серрано все время держит герцога за ухо.– А его сестра Гитанна держит герцога даже не за ухо, а… – Фраза была дерзка, однако Артурро явно не собирался раскаиваться. Он любил называть вещи своими именами. – Но Бальтран до'Веррада ценит ее вовсе не за ум, хотя в уме ей, пожалуй, не откажешь. А Сарагоса – дурак, безмозглый моронно, ему бы только размалевывать холст в ядовитые цвета. Нет, этот убогий халтурщик нам не опасен. Сказать по правде, гораздо больше я опасаюсь нашего мальчика.– Но ведь он – Грихальва, – прошептал Раймон.– Увы, мы и впредь должны действовать, как сейчас. Мы ведь не те, что в былые годы. – Золотой Ключ, свисающий с ворота Артурро, исчез в старческой руке. – За Сарио нужен глаз да глаз. Эйха, он ведь чудо-ребенок, верно? И хотя нам необходим его голод, чтобы оживить Дар, мы будем наблюдать за ним постоянно.– “Семя нашей гибели – в наших же чреслах”, – процитировал Раймон.Премио Фрато печально вздохнул.– И в нашем чудесном Даре. Что ж, пусть все идет, как идет. Мы, Грихальва, созданы не для того, чтобы править. Да и будь у нас такое предназначение, столь малым числом мы бы не сумели взять власть над Тайра-Вирте. Да еще эта “тза'абская порча” – так называет екклезия наше проклятие, быстротечность нашей жизни, слабость нашего семени. Нет, мы никогда не поставим себе цель захватить Тайра-Вирте и править. А вот просвещать, украшать, созидать… и, конечно, вести нашу родину к процветанию – это несомненно. Но очень неспешно. Исподволь. Мудро.– Да будет на то'воля Матры эй Фильхо!– Воистину. – Артурро коснулся губ и сердца. – Я верю, они нас не оставят, тем более что до цели уже рукой подать. Глава 6 На центральном сокало блаженствовала Гитанна Серрано. Тихое журчание фонтана навевало томные мысли, прохладная струя нежно омывала запрокинутое лицо. И тут ее грубо схватили за локоть. Она вздрогнула и повернулась, с ее уст едва не сорвался гневный крик. Да кто посмел прикоснуться к подруге самого герцога?!– Сарагоса? В чем дело? Он торопливо и бесцеремонно повел ее за собой прочь от фонтана.– Надо поговорить.– И для этого необходимо меня тащить? – Она едва удержалась на ногах, споткнувшись о булыжники мостовой. – Матра Дольча! Госа, люди же смотрят!– Ну и пусть.Они быстро пересекли мощеное сокало и вошли в одну из молелен – в Мейа-Суэрте их было не счесть.– Но вот слышать наш разговор им совсем ни к чему. Гитанна зашипела от боли – деревянная дверь, украшенная резьбой и бронзовыми накладками, ударила по плечу. Сарагоса недооценил ее тяжесть.– Ты как будто уверен, что они попытаются. Сарагоса, что стряслось, почему ты такой грубый?Отпустив дверь, он затолкал сестру в угол – в крошечную нишу с иконами. В рассеянных лучах солнца, падавших через грязные, потрескавшиеся оконные стекла, и тусклом сиянии ароматизированных свечей, что стояли в глиняных чашечках на деревянных и металлических полках, – всюду поблескивала позолота.– Бассда, Гитанна! – Он повертел головой, убедился, что поблизости никого. – Выслушай меня.Вряд ли у нее был выбор. Сначала она слушала с сердитой миной, но довольно скоро на лице появилась заинтересованность. Когда он закончил, Гитанна устало вздохнула.– Эйха, я пыталась, – уверяла она брата, прислонясь к стене лопатками. – Честное слово, Госа. Но ты ведь знаешь, герцог иногда бывает упрям.– Меня он даже не слушает, – пожаловался Сарагоса. – Отослал писать очередной семейный портрет да еще упрекнул, что я сую нос куда не просят.– Даже так? – Она поправила на плечах шитый жемчугом шелковый шарф. – Ты еще легко отделался – тебя он отправил к мольберту. А меня – в кровать, там, дескать, мое место. И не стоит забивать прекрасную головку такими глупостями, как политика. – Она бросила на икону злой взгляд; ей, измученной заботами, умиротворенность на лике Матры казалась издевкой. – Я уж и лаской, и таской выманивала обещание, и даже в постели посреди любовной игры… А он – ни в какую. Говорит, охранная грамота герцога неприкосновенна.– Как бы не так, – процедил сквозь зубы Сарагоса. – Нужно только найти доказательство, и тогда он поймет, что нам грозит.Гитанна высвободила локоть и подошла к столику с иконой и крапинами засохших цветов на шитой золотом скатерти. Цветы приносили Святой Матери – чтобы заступилась и помогла. Эта молельня принадлежала Ей, а не Сыну.– Ну, и где прикажешь его искать? – обернулась Гитанна к брату. – Мы не Грихальва, нас не пустят в их Палассо. Они нелюдимы и свои тайны берегут как зеницу ока. Только Матра эй Фильхо знают, что у них на уме.– И это может плохо кончиться. Дождемся, что они придут к до'Веррада и потребуют себе герцогство.– Этому не бывать," – нахмурилась она. – Пока мы, Серрано, рядом с герцогами, Грихальва не достанется ни единого местечка при дворе. Госа, ты должен писать все, что он закажет… Ты должен сохранить его расположение.От этих слов он скривился.– И ты, Гитанна.– Да, – спокойно согласилась она, – и я. Но у тебя, придворного иллюстратора, положение намного надежнее, чем у любовницы герцога. Меня он может заменить в любое время по внезапному капризу, а тебя – не вправе, разве что на время болезни. Назначить нового Верховного иллюстратора сможет только Алехандро, когда займет отцовское место.– Странный мальчик. – Сарагоса прижимался плечом к отшлифованной вручную стене и нервно грыз ноготь.– Не важно, странный он или обыкновенный. С ним надо дружить. Я ничем помочь не могу, вся моя власть – в пределах кровати Бальтрана, а твоя – в пределах Палассо. Ты обязан во что бы то ни стало сохранить расположение герцога.– Но не герцогини, – угрюмо возразил Сарагоса. Это прозвучало невнятно – мешал ноготь большого пальца в зубах.– Да при чем тут она? Тебя назначил на должность Бальтран, а вовсе не его жена. У нее никаких прав.– Кроме права рожать наследников. Гитанна поморщилась.– Мне ничего не обещано сверх того, что я уже имею. Если напложу ему детей, они будут незаконнорожденными. У него уже есть наследник – Алехандро…– Ему и решать, кто займет мое место: Серрано или человек из другой семьи.– Ну так позаботься о том, чтобы это был только Серрано, – сказала она. – Нельзя допустить, чтобы проклятый чи'патро отнял у нас такую должность. Понял, Госа? Подружись с Алехандро. Докажи ему, что надежнее нас, Серрано, у него союзников нет.– Гитанна, но ведь он всего лишь мальчишка! Неужели ты хочешь, чтобы я тратил свое драгоценное время на бесполезного ребенка?– Эйха, Госа, кое в чем ты непроходимый тупица. Да как же ты не понимаешь? Эта “трата драгоценного времени” на самом деле выгоднейший вклад! Придет день, когда Алехандро станет герцогом… И если к тому времени ты останешься его другом, он, естественно, не назначит Верховным иллюстратором какого-нибудь чужака.Его впалые щеки зарделись.– Ты имеешь в виду, когда я умру?– Да, – деловито, подтвердила она. – Когда-нибудь ты умрешь, а может, потеряешь работу еще раньше – из-за старости. Чего тут бояться? Надо найти решение. Или ты думаешь, что я еще долго продержусь в любовницах герцога? Матра Дольча, да мои дни рядом с ним сочтены, и я об этом думаю спокойно.С одним ногтем он разделался и взялся за второй.– Ну, не знаю, Гитанна…В ней нарастало раздражение, и она стиснула зубы. Глупец! Не видит дальше собственного носа, не способен продумывать разные варианты спасения семейного благополучия!– Сойдись поближе с мальчишкой, – посоветовала она. – Войди в доверие, добейся его привязанности. Стань для него незаменимым.– Да разве может взрослый дружить с десятилетним ребенком?– Госа, – она уже не таила злости, – для того, чья профессия живопись, у тебя поразительно хилое воображение. Удар достиг цели.– Матра Дольча! Гитанна…– Подумай, Госа. – Она снова перешла на спокойный тон. – Посмотри на себя хорошенько. Напиши автопортрет. Уж с этим-то дельцем, надеюсь, ты справишься?Оставив в покое обгрызенный ноготь, он метнул в сестру недобрый взгляд.– Если ты и с герцогом так же разговариваешь, стоит ли удивляться, что он считает тебя пригодной только для постели?– Бассда, – устало молвила она. – Иди в Палассо и как следует подумай над моими словами. Мы пытались открыто нажать на Бальтрана, но не добились толку. Пора испробовать другой путь.– Он требует улику.– Значит, мы должны ее найти, – спокойно констатировала Гитанна. – Или сфабриковать. * * * Сааведра остановилась в коридоре перед узкой дверью крошечной ученической кельи. За этой дверью находился ее собственный мир, хранились вещи, которые она называла своими: кровать, сундук с одеждой, стол и стул у оконца. И еще кое-что, самое необходимое для жизни: таз, кувшин, ночной горшок за ширмой. А еще – воображение.Семья считала, что покой способствует вдохновению. Художнику, чтобы освоить инструментарий, дарованный ему природой, необходимо подолгу бывать одному. Только путем неторопливого созерцания, сопоставления и осмысления можно развить чувство пропорции, без которого лучше не браться за кисть. Конечно, на уроках муалимы объяснят, как должны соотноситься длина плеча и длина предплечья, почему коридор в начале выглядит шире, чем в конце. Но знания, полученные в классе, лучше всего оттачивать наедине с собой. Затворяясь в своей келейке, ученик создавал в уме замысел картины и размышлял, как перенести его на бумагу или холст, как оживить его с помощью красок или мела.Естественно, были среди юных Грихальва и такие, кто не проявлял особых способностей; были и начисто обделенные талантом. К ним семья относилась с пониманием – Матра не благословляет всех подряд, – но тем не менее обучала их наравне с одаренными. Такими, как Сааведра.Она сказала правду Раймону: Сарио – ее единственный друг. Из вежливости агво не посоветовал ей найти другого; за это Сааведра была ему благодарна. Может, он понял, что творится у нее в душе? Все-таки он Грихальва, и не простой, а Одаренный. Он знает, по каким законам живет его семья. Это город в городе, маленькая Мейа-Суэрта, только управляет ею не герцог, а совет из нескольких человек. Палассо Грихальва, плотная гроздь построек, – это вещь в себе. Грихальва уважают правящую семью и подчиняются ей безоговорочно, многие из них погибли за род до'Веррада, но свои проблемы они предпочитают улаживать сами.И втайне.И вот теперь Сааведра в полном одиночестве отбывает срок наказания. Наказания за то, о чем даже не подозревают Вьехос Фратос. Да, она сожгла картину, и это само по себе достойно кары. Но ведь она еще помогла Сарио, совершившему убийство.Клацнула щеколда. С этого часа и до конца дня Сааведра свободна, предоставлена самой себе. Можно пойти в семейные галиерры, поизучать картины предков, или выйти во внутренний двор, или даже на мощенное булыжниками сокало, что объединяет все кварталы гильдии художников, но ей не хотелось ни того, ни другого, ни третьего. Лучше запереться в комнатушке и как следует подумать о случившемся и о том, что может произойти в будущем.Уже страдая от одиночества, она вошла в свою келью и обнаружила там Сарио.– Матра Дольча! – Она хлопнула дверью и прижалась к ней спиной, испугавшись, что в комнату кто-нибудь ворвется и застанет их вдвоем. – Что ты здесь делаешь?Стройный, узколицый мальчик стоял в углу, рядом с дверными петлями – войди еще кто-нибудь в комнату, он увидит Сарио за дверью. Но сейчас дверь была на запоре, и Сарио мог не бояться. Он покинул угол и стал расхаживать взад и вперед, нервно выдергивая нитку из карманного шва блузы.– Что они сказали?Сааведра была ошеломлена, но страх и изумление быстро сменились радостью: теперь можно рассказать, что от нее требуют Вьехос Фратос.– Нам целый год нельзя бывать вместе. Он побледнел.– Нет! Они не посмеют!– Что ты, Сарио? Еще как посмеют! – Сааведра села на узкую койку. – Они управляют нашей жизнью от рождения до смерти, что хотят, то и делают с нами. И если тебя здесь найдут, нам несдобровать."Какой нервничает! Я и не подозревала, что он так чувствителен”.– Они с тобой говорили?– Нет еще. – Он раздраженно смахнул прядь волос, закрывавшую глаз. – Они не знают, где я. И пока не узнают, им меня не найти.Она понимающе кивнула и усмехнулась – Сарио никогда не видит то, чего ему, очень не хочется видеть.– Найдут. Когда обыщут весь палассо, придут сюда. Он тихо выругался.– Тогда я скажу тебе то, ради чего пришел. – Он сунул руку в карман и достал сложенный лист бумаги. – Я написал. На. Она развернула лист.– Что это?– Рецепт, – сдавленным голосом ответил он.– Рецепт?«Да что он, совсем спятил?»– Это Томас рассказал. Она нахмурилась.– Но зачем? Ингредиенты странные какие-то… В пищу не годятся. И для живописи…– Никакие они не странные, – заверил он ее. – Все будет понятно, если почитать Фолио. Она чуть не смяла бумагу.– Сарио, но мне же нельзя читать Фолио!– А я прочел. Кое-что. – Он сел рядом с ней на койку, наклонился, вгляделся в каракули на ветхом листке. – Эти слова любому непосвященному должны казаться бессмысленными. Но я знаю секрет. Томас объяснил, как это делать, и дал рецепт.Она все еще пребывала в замешательстве.– Сарио, я не понимаю. Зачем ты мне это показываешь? Он вдохнул быстро и звучно, а потом торопливо и не очень разборчиво сказал:– А затем… Я хочу, чтобы кто-нибудь знал. Ведра, мне нужно, чтобы ты узнала, прежде чем я начну.– Начнешь? – подозрительно спросила она. – Эй, Сарио! Что ты затеял?Взгляд его был мрачен, лицевые мышцы напряжены, руки крепко сцеплены, но все равно Сааведра заметила, что они слегка дрожат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48