Группа состояла из Пола, Джеймса, Уилла, миссис Стэнтон и Мэри, которая, как злобно, но справедливо заметил Джеймс, больше хотела избежать домашних обязанностей, чем участвовать в богослужении. Они с трудом шли вверх по дороге, а снег все падал и падал, и пушистые хлопья жалили холодом их щеки. Пол пошел вперед, чтобы присоединиться к другим звонарям, и очень скоро мелодичный перезвон шести старых сладкозвучных колоколов, которые висели в прямоугольной церковной башенке, оживил бесцветный мир вокруг них, раскрасив его красками Рождества. Настроение Уилла улучшилось, когда он услышал колокола, но лишь слегка; свинцовый напор валившего с небес снега настораживал его. Он подозревал, что снег был послан Тьмой как предвестник беды, и не мог избавиться от этих подозрений. Мальчик засунул руки глубоко в карманы своего овчинного тулупа и почувствовал под пальцами перо грача, забытое с той чудовищной ночи накануне его дня рождения, дня зимнего солнцестояния.
На заснеженной дороге около церкви стояло четыре или пять машин. Обычно в рождественское утро их здесь было больше; но сегодня лишь немногие жители деревни решили бросить вызов этой кружащейся белой мгле. Уилл смотрел на огромные хлопья, которые по-хозяйски лежали на рукаве его тулупа, вовсе не собираясь таять. Снег задувало даже внутрь маленькой церкви, и проходило довольно много времени, прежде чем он начинал таять. Уилл прошел с Джеймсом и горсткой других хористов в узкую ризницу, чтобы облачиться в стихарь, а затем, когда звон колоколов сольется воедино, возвещая о начале службы, вся их маленькая процессия пройдет через боковой придел церкви наверх, в небольшую галерею в задней части прямоугольного нефа. Оттуда можно было видеть всех собравшихся на богослужение: в это Рождество церковь Святого Джеймса была наполовину пуста.
Обряд утренней молитвы в англиканской церкви, установленный властью парламента на втором году правления короля Эдварда VI, совершался по рождественской традиции, и запевал откровенно театральный баритональный бас пастора.
– О мороз и холод, благослови тебя Господь, прославляй Его и превозноси Его всегда, – пел Уилл, отметив, что мистер Бомонт продемонстрировал чувство юмора при выборе церковного гимна. – О лед и снег, благослови тебя Господь, прославляй Его и превозноси Его всегда.
Неожиданно мальчик почувствовал, что дрожит, но не из-за слов, которые пел, и не от холода. У него закружилась голова, и ему пришлось схватиться за перила галереи. На секунду показалось, что музыка стала чудовищно фальшивой и откровенно дребезжит в ушах. Затем она зазвучала, как прежде, тем не менее Уилл не мог избавиться от гнетущего чувства.
– О Свет и Тьма, – пел Джеймс, уставившись на брата. – Что с тобой? Ну-ка сядь и превозноси Его всегда.
Но Уилл упрямо покачал головой и оставшуюся часть службы упорно продолжал петь стоя или опустившись на колени. Он убеждал себя, что ничего страшного не произошло, а виной его смутных предчувствий было то, что старшие называли праздничным перевозбуждением. Но затем странное ощущение разлада и диссонанса возникло снова.
В самом конце службы оно повторилось еще раз. Мистер Бомонт громогласно выводил молитву Святого Хризостома:
– …кто выполнит обещание, что, когда двое или трое собираются вместе во имя Твое, Ты ответишь на их молитвы…
Голова Уилла внезапно наполнилась шумом, вместо хорошо знакомой модуляции он услышал пронзительные крики и чудовищные вопли. Он слышал их и раньше. Это был звук атакующей Тьмы, который он слышал за стенами зала в поместье, где находился с Меррименом и леди в незнакомом веке. Но в церкви? Уилл искренне удивился – ему, англиканскому мальчику-певчему, это показалось невероятным. Разве можно услышать такое в церкви? «Увы, – с грустью произнес Уилл – Носитель Света, – любая церковь любого вероисповедания очень уязвима для подобных атак, ведь это место, где люди предаются мыслям о Свете и Тьме». Шум обрушился на него с новой силой, и он опустил голову. Но вскоре звуки Тьмы стихли, и был слышен только голос пастора. Уилл быстро посмотрел вокруг, но никто из окружающих явно не заметил ничего дурного. Сквозь складки белого стихаря он сжал рукой три Знака на своем ремне, но его пальцы не почувствовали ни тепла, ни холода. Для предостерегающей силы Знаков, понял он, церковь была своего рода необжитой территорией; поскольку зло так или иначе не могло проникнуть внутрь этих стен, не было необходимости в предупреждениях об опасности. Однако где-то снаружи, за стенами церкви, возникла угроза…
Служба была окончена, все вокруг в счастливом рождественском порыве пели гимн «Придите, правоверные», пока хор спускался вниз с галереи и шел вверх к алтарю. Затем благословения мистера Бомонта звучно прокатились над головами паствы: «…любовь Господа и братство Святого Духа…» Но и эти слова не принесли Уиллу успокоения, поскольку он знал, что угроза надвигалась, что разраставшаяся Тьма ожидала его снаружи. И, когда настанет момент, он должен будет противостоять ей в одиночестве, не ожидая ни от кого помощи.
Уилл смотрел, как сияющие прихожане степенно покидают церковь, улыбаются и кивают друг другу, берут свои зонты и поднимают воротники, чтобы защититься от падающего снега. Он увидел, как радостный мистер Хаттон, крутя на пальце ключи от машины, проявляет заботу о крошечной мисс Белл, старой учительнице, предлагая подвезти ее домой в теплой машине, а веселая миссис Хаттон, похожая на корабль с меховыми парусами, предлагает миссис Петтигрю, начальнице почтового отделения, тоже поехать с ними. Деревенская ребятня разных возрастов врассыпную вылетела из дверей церкви, чтобы оторваться от своих мамочек, и бросилась навстречу играм в снежки и рождественской индейке. Угрюмая миссис Хорниман вышла вслед за миссис Стэнтон и Мэри, взахлеб рассказывая о каких-то пророчествах. Уилл увидел, как Мэри, стараясь не засмеяться, немного отстала, чтобы присоединиться к миссис Доусон и ее замужней дочери с пятилетним сыном, гордо шагавшим в своих новых блестящих ковбойских сапогах.
Хористы, одевшись и укутавшись, тоже стали выходить из церкви с криками: «Счастливого Рождества!» и «До встречи в воскресенье, викарий!» Мистер Бомонт, закончив службу в церкви Святого Джеймса, направлялся теперь в другой приход. Он, беседуя с Полом о музыке, между делом улыбнулся хористам и вяло помахал им рукой. Церковь почти опустела, а Уилл ждал Пола. Он чувствовал, что волосы у него на затылке зашевелились, словно от электричества, гнетуще наполнявшего воздух перед сильнейшим штормом. Оно ощущалось повсюду, вся церковь была пронизана им. Пастор, оживленно болтая, рассеянно протянул руку и погасил свет в церкви, оставив ее в холодном полумраке. Отраженный свет шел лишь от блестевшего за дверью церкви снега. Вдруг Уилл заметил фигуры людей, которые появились из затененной части церкви и двигались по направлению к двери. Приглядевшись, он увидел возле маленькой купели двенадцатого века фермера Доусона, Старого Джорджа, его сына, кузнеца Джона, и его молчаливую жену. Носители Света были рядом, чтобы поддержать его. Им предстояла встреча с Тьмой, затаившейся снаружи. Уилл на секунду расслабился и почувствовал легкость, словно его окатила теплая морская волна.
– Ты готов, Уилл? – добродушно поинтересовался пастор, натягивая свое пальто. Он пошел к выходу, все еще беседуя с Полом. – Конечно, я согласен, этот концерт – один из лучших. Хотелось бы только, чтобы он записал сюиты Баха без аккомпанемента. Я слышал, как он играл их в церкви в Эдинбурге, на фестивале, – восхитительно…
Пол пристально посмотрел на брата и спросил:
– Что случилось, Уилл?
– Все в порядке, – ответил мальчик. Он лихорадочно соображал, как сделать так, чтобы эти двое вышли из церкви, прежде чем он сам подойдет к двери и случится то… Случится то, что должно случиться. Неподалеку от двери он видел сплоченную группу Носителей Света. Он чувствовал силу их поддержки, она была повсюду вокруг него, воздух был словно пронизан ею. А за стенами церкви, в самом очаге Тьмы, заняли свои позиции хаос и разрушение. Уилл никак не мог придумать, что предпринять, чтобы заставить Тьму отступить. Тем временем пастор и Пол повернули к нефу церкви и внезапно замерли на месте. Их головы поднялись вверх, как головы диких оленей, почуявших опасность. Но было уже слишком поздно: голос Тьмы звучал так громко, что даже простые смертные могли его Слышать.
Пол пошатнулся, будто кто-то толкнул его в грудь, и схватился за спинку церковной скамьи, чтобы не упасть.
– Что это? – охрипшим голосом спросил он. – Пастор? Что происходит?
Мистер Бомонт побелел. На его лбу выступила испарина, хотя в церкви теперь было очень холодно.
– Ничего, думаю, ничего особенного, – пробормотал он. – Господи, прости меня. – И он сделал еще несколько шагов к двери церкви, прикладывая огромные усилия, как человек, борющийся с волнами в море. Наклоняясь вперед, он чертил в воздухе большой крест. Затем пастор проговорил, заикаясь: – Защити нас, твоих скромных слуг, от нападений наших врагов; потому что мы, свято веруя в твою защиту, можем не бояться силы любых противников…
Фермер Доусон произнес тихо, но отчетливо:
– Не надо, пастор.
Но тот, казалось, ничего не слышал. Он стоял, будто пригвожденный к полу, его трясло, как в лихорадке, пот стекал ручьями по его лицу; широко раскрытыми глазами он смотрел на снег за дверью. Ему с трудом удалось приподнять одну руку и указать ею перед собой.
– …Ризница, – произнес он, задыхаясь, – …книга на столе… изгнание нечистой силы…
– Бедняга, каков храбрец, – сказал Джон Смит на Старом наречии. – Однако эта битва не для него. Хотя он, разумеется, уверен в обратном, поскольку находится в церкви.
– Будьте осторожны, ваше преподобие, – сказала жена Джона по-английски, ее голос прозвучал нежно и спокойно.
Пастор посмотрел на нее, как испуганное животное, и в тот же миг потерял способность говорить и двигаться и застыл на месте.
– Подойди сюда, Уилл, – сказал фермер Доусон.
Проталкиваясь сквозь Тьму, Уилл медленно шел вперед; он дотронулся до плеча Пола, когда проходил мимо него, и заглянул в его изумленные глаза. Застывшее лицо брата было искажено ужасом так же, как и лицо пастора. Уилл мягко сказал:
– Не волнуйся, Пол. Скоро все будет в порядке.
Каждый из Носителей Света ласково дотронулся до Уилла, когда он подошел к их группе, они словно принимали его в свой круг. Фермер Доусон положил руку ему на плечо и сказал:
– Мы должны что-то сделать, чтобы защитить этих двоих, Уилл, или их сознание будет разрушено. Они не смогут выдержать такого давления, и Тьма сведет их с ума. И только ты можешь сделать это, никто из нас не обладает такой силой.
Уилл впервые слышал, что может делать вещи, на которые другие Носители Света не способны, но времени на удивление у него не было. Используя дар магии, он оградил сознание своего брата и пастора таким мощным барьером, что никакая сила не могла сквозь него пробиться. Это было довольно рискованно, потому что, сделав это, он один теперь мог снять этот барьер. И если с ним что-нибудь случится, то эти два человека, которых он пытался защитить, навсегда останутся в застывшем состоянии и будут неспособны на общение с миром. Но необходимо было рискнуть: другого выхода он не видел. Их глаза мягко закрылись, как будто они спокойно уснули. Через секунду глаза снова открылись, но стали абсолютно неподвижными, пустыми, не осознающими ничего.
– Хорошо, – сказал фермер Доусон. – Время пришло.
Носители Света встали в круг около двери церкви и взялись за руки. Они не разговаривали, стояли молча. Снаружи нарастал дикий шум, неистовство Тьмы набирало обороты. Свет померк, ветер завывал и стонал, мокрый снег летел внутрь церкви, ударяя в их лица белыми льдистыми осколками. И неожиданно в снежной мгле появились грачи, сотни грачей. Черные посланники зла каркали и хрипели, пикировали вниз на крыльцо церкви, атакуя его с пронзительным воплем, и затем снова взмывали вверх. Они не могли подобраться достаточно близко к своим жертвам, чтобы вцепиться когтями и разорвать их. Невидимая стена отбрасывала их назад в сантиметре от цели.
Но это не могло продолжаться долго: силы Носителей Света были на пределе. В этом диком водовороте белых хлопьев и черных крыльев атаковала сама Тьма, нанося удары по их сознанию, как будто по их телам, и главный удар был направлен против Искателя Знаков, Уилла. И если бы он остался один, сам по себе, то его сознание было бы разрушено, несмотря на его дар. И только сила Круга помогла ему выстоять.
В тот день Уилл во второй раз в жизни убедился, что Круг может лишь сдерживать силу Тьмы. Даже все вместе Носители Света не могли отбросить ее назад. К тому же здесь не было леди, которая могла оказать им помощь более высокого уровня. Уилл почувствовал беспомощность, когда осознал, что быть Носителем Света – значит быть гораздо старше, чем ты есть на самом деле. Ужас, который он испытывал сейчас, был гораздо сильнее слепого страха, который охватил его в ту ночь в мансарде, в его собственной кровати. И гораздо сильнее того страха, который Тьма нагнала на него в огромном зале поместья. На этот раз он испытывал страх зрелого человека, человека с богатым опытом и воображением. Кроме того, он беспокоился о судьбе других людей, и это было самым тяжким грузом. Но, поняв это, он осознал и другое: только он сам мог преодолеть этот страх и благодаря этому укрепить Круг и изгнать Тьму. «Кто ты? – спросил он сам у себя и ответил: – Искатель Знаков. У тебя есть три Знака, половина круга Атрибутов Силы. Используй их».
Его лоб теперь покрылся испариной, как в свое время лоб пастора. В данный момент пастор и Пол находились в безмятежном покое, ничего не сознавая, хотя натиск снаружи усиливался. Уилл видел напряжение на лицах других Носителей Света, особенно на лице фермера Доусона. Очень медленно он свел руки внутри Круга, так что левая рука Джона Смита оказалась близко к правой руке фермера Доусона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34