Джефф зашуршал бумажками, поправил очки на носу.
– Вкратце дело обстоит следующим образом:
состав крови у этой женщины совершенно иной, не человеческий. Более того, она вполне может быть представительницей другого вида, но только не genus Homo . - При этих словах отсутствующее выражение на лицах слушателей мгновенно исчезло, уступив место напряженному вниманию.
– Это может быть генетическим дефектом, – заметил Хатч. Он наклонился вперед на стуле, с выражением интереса и озабоченности на лице. И Сара вдруг поняла, в чем состояла истина, – он вовсе не считал клинику своей собственностью, он себя рассматривал как собственность клиники. Конечно, он будет продолжать разговор, он не видел унижения в том, что потерял бразды правления, поскольку все равно оставался в этой группе.
– Это не дефект, ее кровь...
– У вас еще нет хромосомной карты, вы не могли успеть ее составить. Мне кажется, вы делаете поспешные выводы...
– Уймись, Уолтер, – послышался глубокий голос откуда-то сзади. Все повернули головы. Сэм Раш, глава Отдела научных исследований в Риверсайдском медицинском центре, стоял, прислонившись к двери и сложив руки на груди. Сара подняла брови. Он обладал большим влиянием, чем весь Совет. Гораздо большим.
Джефф прочистил горло.
– Наиболее подходящие объяснения – это мутация или параллельная эволюция. Вся штука в клеточном строении. Прежде всего, эритроциты не того цвета, они практически пурпурные. Тем не менее, нет указаний на то, что пациентка страдает от проблем недопереноса кислорода. Эти клетки, кроме того, вполовину меньше обычных. Второе, и, возможно, самое важное, это то, что мы наблюдали семь разновидностей лейкоцитов вместо пяти, как в крови человека. Две новых разновидности – это самые необычайные клеточные структуры, которые я вообще когда-либо имел удовольствие наблюдать. Насколько я понимаю, назначение шестой разновидности – обеспечивать более чем надежную защиту от болезнетворных инородных частиц. Эти лейкоциты запросто поглощают все контрольные культуры, включая сальмонеллу. И кстати, шестая разновидность обладает общим с седьмой свойством – выживать даже в соляном растворе.
Теперь – седьмая. Из-за нее я и упомянул о возможности параллельного развития. Это буквально фабрика, поглощающая все отмирающие клеточные элементы крови и вырабатывающая новые, включая и самих себя.
Некоторое время все молчали. Наконец заговорил доктор Вайнтрауб, биолог, специалист по клеточному анализу.
– Но ведь должен происходить какой-то процесс распада?..
– Эта кровь обладает исключительной сопротивляемостью к заболеваниям. И я подозреваю, что даже такие болезни, как вызываемый вирусом рак, будут не более чем преходящими явлениями в процессе жизнедеятельности подобного организма. Если бы эта кровь не текла в жилах существа смертного, подвластного ходу времени, подверженного несчастным случаям, она сама по себе могла бы быть бессмертной.
– Структурные особенности седьмой группы лейкоцитов? – Глаза Вайнтрауба были закрыты, он пребывал в глубокой задумчивости.
– Сложное трехчастотное ядро. Структура, по-видимому, может меняться в зависимости от типа поглощаемых или воспроизводимых клеточных элементов. Они образуют живые формы других типов с той же скоростью, с какой гибнут первоначальные элементы. Кровь, находящаяся в лаборатории, взятая шесть часов назад, сейчас такая же свежая, как и в тот момент, когда ее брали.
– Доктор, это, несомненно, побочный эффект хранения...
– Доктор Хатчинсон, образец, о котором я говорю, содержался при температуре пятнадцать градусов по Цельсию. К настоящему времени эта кровь уже должна была бы разлагаться, а мы и сейчас можем ввести ее в вены донора, стоит нам только захотеть. Это самосохраняющаяся система.
Все приглушенно зашевелились. Взглянув на сидевших за столом, Сара поразилась: застывшие, непроницаемые лица, словно ничего и не случилось; но спустя мгновение она поняла, что все просто сдерживают себя, не желая показывать переполнявшее их возбуждение. Все, кроме Хатча, который сейчас выглядел как маленький мальчик на карнавале.
Борьба Тома за власть вдруг показалась Саре нелепой и смешной – не более чем детская забава. Сара подумала, что такие, как Хатч, – самые опасные противники для Томов Хейверов всего мира: они всецело преданы своему делу – или просто умны – а может, и то и другое.
В дверном проеме за доктором Рашем появилось чье-то лицо. Сара извинилась и поспешно встала; сотрудник, которому она дала указание задержать миссис Блейлок, выглядел расстроенным.
– Она ушла, – пробормотал он. – Я подождал несколько минут, пока она оденется, а когда пришел в палату, ее уже не было.
Сара с трудом подавила страстное желание как следует встряхнуть его.
– В приемной видели, как она выходит? Пытались ее остановить?
– Она не проходила через приемную.
– Как же тогда она вышла? – Он молчал. Риверсайд представлял собой каменный лабиринт: здания лепились друг к другу, связанные общими переходами, – она могла пойти в любом направлении. – Может быть, она заблудилась? – Сара цеплялась за малейшую возможность.
– Ее вещи исчезли. Она захотела уйти.
Сара закрыла глаза. Тому это совсем не понравится. Вспомнив о Хатче, она подумала, что ее-то это не очень огорчит.
– Сообщите мне, если будут какие-то новости. – Интерн, повернувшись, поспешно ушел. Возвращаясь на свое место, Сара размышляла, стоит ли прерывать ход совещания плохими новостями.
– С моей точки зрения, первоочередная задача – это анализ образцов тканей, – говорил Вайнтрауб. – Я ничего не смогу сделать без клеточного материала, да и генетикам он необходим. – Внезапно он широко открыл глаза. – А кстати... Я думаю, мы сможем достаточно тщательно исследовать и более обширные области.
Заговорил Боб Ходдер, генетик, один из двух молодых турков в Риверсайде.
– Очевидно, хромосомный анализ даст нам определенный ответ на вопрос, имеем мы дело с человеческим организмом или же нет. – Он был почти красив, этот Боб. Сара помнила его большое загорелое тело, бугры мышц... Одна из ее неудачных любовных попыток, еще до Тома. Хорош и в постели, и на людях, разбирался и в генетике, и в сексе и мог сделать хороший заказ в ресторане. Но он был холоден, как сама смерть. Куда ему до старого доктора Хатча! Тот сидел сейчас, напряженно подавшись вперед, со съехавшими на нос очками и зажатой в зубах незажженной сигарой.
Она сделала глубокий вдох и выдала свои новости.
– Пациентка ушла.
Хатч откинулся назад, быстро ухватившись за внезапно представившуюся ему возможность.
– Это было глупо!
– Никто здесь не виноват, – заныл Том. – Мы не имеем права, да и возможности, задерживать людей. Это не исправительное заведение.
– Кто дежурил, черт побери? – резко спросил Хатч. Он явно намеревался воспользоваться этой оплошностью, чтобы в присутствии Раша привести
Тома в замешательство. Он знал, как действовать, когда есть возможность. Ни он, ни Том так и не взглянули на непроницаемое лицо Сэма Раша. А ведь если бы его здесь не было, думала Сара, Хатч не стал бы выступать, они с Томом просто обменялись бы злобными взглядами.
– Да какая разница! Они выполняли инструкции – и даже более того, к слову сказать. Но она ускользнула. Вы же знаете это заведение. Из клиники есть десяток разных выходов. Кто угодно смог бы уйти – независимо от того, следим мы за ним или нет.
Заговорил Сэм Раш:
– Доктор Хейвер, необходимо как можно скорее найти вашу пациентку. Я серьезно склоняюсь к тому, что в наших же интересах будет ограничить свободу передвижений этой особы.
Том старался поймать взгляд Сары. Его мысль была ясна: ты ее проворонила, ты ее и возвращай обратно.
Сара покачала головой. Она не могла взять на себя такую ответственность. Ее собственное отношение к Мириам Блейлок было вполне определенным: эта женщина – это существо – обладает пугающей и опасной силой. Она умеет пробуждать в человеке такие желания, которые лучше было бы не будить. Сара не хотела с ней больше встречаться.
– Мне придется попросить тебя, Сара. Ты знаешь ее лучше всех.
Она пристально разглядывала поверхность стола. Возможности отказаться от прямой просьбы у нее не было.
– Я не знаю, что и делать.
– Позвони ей, – посоветовал Том.
– Съездите к ней. Не надо рисковать. Привезите ее обратно, – в голосе Хатча чувствовалась искренняя озабоченность.
– Ваш заведующий прав, – сказал Сэм Раш. Том опустил взгляд на свои бумаги.
– Я не знаю, где она живет, – в отчаянии пробормотала Сара.
– У нас же есть ее адрес – не так ли, Том? – Хатч, казалось, надеялся, что ответ будет отрицательным
– Конечно, – бросил Том.
Сара старалась успокоиться, но тщетно. Руки ее нервно сжимались и разжимались, пока она резким движением не убрала их со стола. Все теперь смотрели на нее.
– Да, – услышала она словно издалека свой голос, показавшийся ей слабым и незнакомым. – Мы должны ее вернуть. Я сейчас же поеду.
* * *
К ее удивлению, дом Мириам Блейлок оказался просто очаровательным. Сара вышла из такси у небольшого домика из красного кирпича, отделанного белым мрамором; в ящиках на наружных подоконниках в изобилии росли цветы. Он весь был таким чистым, таким светлым. За раскрытыми окнами виднелись комнаты, оклеенные обоями веселых расцветок. Частный дом на Саттон-Плейс, наряды от Ланвена – genus Мириам Блейлок, без сомнения, не имел проблем в общении с человеческой средой.
Поднявшись по ступенькам, Сара позвонила. Из-за двери послышалась приглушенная мелодия звонка. Мимо, посвистывая, прошел полицейский. На другой стороне улицы, сбившись в кучу, о чем-то беседовали дети.
Дверь распахнулась – и Сара увидела Мириам Блейлок. На ней было бело-розовое платье. А при виде ее улыбки Сара мгновенно позабыла все свои опасения; осталась только одна мысль – будто она приглашена в этот прекрасный дом его очаровательной владелицей.
– Могу я войти? Мириам шагнула в сторону.
– О, я обожаю амбру, – услышала Сара свой голос. – Это напоминает мне детство. – Странный, неповторимый аромат пробудил в ней воспоминания о прихожей в доме ее бабушки, когда солнце вот так же, под углом, заглядывало в окна, в точно такой же день, как сейчас Она сделала глубокий вдох. – Это действительно уносит меня в прошлое.
– Не желаете ли присесть?
Сара прошла за ней в чудесно обставленную гостиную: редкая мебель времен Регентства, легкие изящные стулья и козетки. Утренний свет лился в окна, выходившие в садик. На полу лежал шелковый китайский ковер, на котором были вытканы многие из тех цветов, что росли в саду. На окнах висели голубые шелковые занавески, роспись на потолке создавала иллюзию летнего неба. И так хорошо было в этой комнате, что просто хотелось засмеяться от восторга. Сара стояла в дверях, сложив руки под подбородком. Она сознавала, что улыбается, как маленькая девочка. Повернувшись, Мириам встретилась с ней взглядом и рассмеялась. Глаза ее излучали удивительную теплоту.
Сара вошла в комнату и села на одну из козеток.
– Могу я предложить вам кофе? Я только что его приготовила.
– Это было бы прекрасно. Голос Мириам донесся из кухни:
– Готова поспорить, вы и секунды не спали. Удачно получилось, я как раз готовила кофе.
Она принесла Саре чашку кофе. Он был крепким и густым, и совершенно необычным на вкус – словно в нем соединились все мыслимые и немыслимые ароматы.
– Потрясающий кофе! – вырвалось у Сары. Мириам села рядом, поставив свою чашку на кофейный столик с мозаичной столешницей. Хрупкая красота мозаики привлекла внимание Сары. Там была изображена богиня, стоящая на радуге, с лунным серпом над головой.
– Ламия, – заметила Мириам, когда Сара зачарованно коснулась кончиками пальцев крошечных камушков. – Ее пищей является молодость. Радуга – символ Ламии, из-за ее красоты и неуловимости. Она – одна из бессмертных. Это мозаика из погибшей Пальмиры.
– Погибшей? Что там произошло?
– Алчность. Она сгубила римлян. Это была их колония.
– Это, должно быть, стоит... – Она смущенно замолчала. И что на нее нашло? Совершенно не умеет себя вести. Ведь это неприлично – распространяться о ценности предметов искусства, принадлежащих другому человеку.
– Я никогда не стану его продавать. Вы видите почему? – Мириам с любовью обвела пальцем овал лица.
Сходство было поразительным.
– Конечно вижу! Вы словно близнецы. Мириам внезапно подняла глаза – что-то за окнами привлекло ее внимание. Прервав разговор, она встала и подошла к окну. Сара не знала, что и думать: вначале Мириам вроде бы рада была ее видеть, теперь же утратила к ней всякий интерес. Саре захотелось побыстрее с этим разделаться. Мириам словно ждала кого-то. И этот дом, такой до боли прекрасный, казалось, вдруг замер в зловещем молчании, и отвратительные тени стали вылезать из углов... Сару передернуло.
– Ваш кофе остынет, – сказала она нарочито бодро, желая рассеять гнетущее впечатление.
– Выпейте его вы. Я уже пила перед вашим приходом
– Не откажусь. Он невероятно хорош. Конечно, это всего лишь кофе, но... – Она снова начала говорить чересчур много успокойся. Вспомни о Риверсайде и сматывай отсюда. – Послушайте, я вижу – вы заняты... Давайте, я перейду прямо к делу. У меня была веская причина прийти сюда. Риверсайд...
– Сегодня такой прекрасный день. Когда ветер дует с реки, у нас здесь просто великолепно.
– Ваш сад чудесен. Мы в Риверсайде...
– У меня более десяти тысяч растений. Эти розы – моя гордость.
Сара подошла и встала рядом. Не видно было ни одной розы.
– Где они? – Очевидно, Риверсайду придется подождать, пока она не похвалит этот чертов садик.
– За львиным зевом... – Внезапно она притихла. – Всемогущие боги! Почему мы их не видим?!
Сара обратила внимание на ее взгляд: она смотрела пристально, как резус, если его удивить. Мириам выскочила сквозь стеклянные двери на террасу. Сара поспешила за ней. Сад благоухал цветами. Запах невидимых роз, несомненно, ощущался. За садиком виднелись искрящиеся на солнце воды Ист-Ривер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40